- А что так?
- Так груди ее силиконовые как мял, так мятыми они и остались.
- Мужлан, ты Ваня...
- Был, мамуля, был, пока Вику не встретил. У нее такие грудки...
Вспомнив милую свою женушку, я затих.
- Давай, что ли еще по одной, да к делу перейдем?
- К какому это делу?! - по-армейски аккуратно заправленная старушечья кровать пантерой бросилась мне в глаза.
- Да не бойся ты меня! Если бы я тебя совратить хотела, то Василисой Прекрасной бы обратилась...
Тут у меня крыша вовсе поехала. Лягушка обращается в Василису Прекрасную, ведьма о том же говорит. А может, и у нее шкурка маскировочная? Не зеленая, а вот такая? Куда я попал?!
- А что ты так испугался? Ну, обратилась бы я Викой, такой же, как она, такой же, от розовых подошв до темечка? И как она смотрела бы, и как она говорила: - "Ах, милый, как мне ты люб, как охоч!".
- Не, бабушка, не надо ни в кого превращаться, - попросил я. - Ведь если ты даже один к одному с Викой станешь по разгулу красоты, то ведь внешний твой нынешний вид, как бы в душу тебе войдет, и я его буду видеть памятным зрением. Буду видеть и думать, что где-то там, в застенке или подвале гаража, истинная Вика страдает от дурных людей. И физически, от неудобств, и душевно от моей малодушной непреданности.
- В общем-то, ты прав, - согласилась со мной ведьма. - Но почему ты уверен, что Вика твоя есть суть истинная красавица, а вовсе не ведьма превращенная? Ты же мужик, знаешь, что все жены-ведьмы до замужества ангелочками являются, и только после медового месяца истинный вид приобретают.
- Не, исключено, мамуля. Ничего с ней сверхъестественного не случалось - шкурку она добровольно на голое девичье тело надела. Из научно-исследовательских побуждений, да Кощеем вдобавок принуждаемая.
- Ну-ну, - почему-то довольно проговорила старуха.
- И вообще, мне, Екатерина Федоровна, кажется, вы тень на плетень наводите, - откровенно выразил я свои сомнения. - Какие в наши дни превращения? Науку теперь каждый знает, кто в школе на пятерки учился. И каждый, даже троечник, знает, что свинец в золото можно запросто превратить при помощи обычного синхрофазотрона, а вот женщину, хорошо и долго пожившую, в девушку никак не превратишь, тут никакие ядерно-физические примочки не помогут.
- Ты уверен?
- Ну конечно. Последнее превращение я видел в фильме Захарова, там девственную мраморную статую простецким цирковым фокусом в порочную женщину средних лет превратили.
- Знаю я этот фильм, недавно опять по телевизору показывали, - хмыкнула старуха. - Хочешь еще один посмотреть?
Я, наверное, кивнул, и старуха хлестко хлопнула в ладоши. Свет в избе мгновенно погас. Когда глаза мои привыкли к темени, на пороге появилось существо с ног до головы закутанное в бело-прозрачное одеяние, несомненно, женское существо деликатной конструкции. Испугавшись искуса, я обернулся к Екатерине Федоровне, но ее не было, она исчезла в неизвестном направлении. Существо, несомненно, женской принадлежности продолжало судьбой стоять на пороге, Казалось, дуновение особого душевного ветерка подвигает его ко мне. Такой же ветерок подул мне в спину, и я подумал:
- Вика! Это пришла Вика!!!
- Ну да, Вика, - прошептал мне на ухо бес. - В зеленом своем платьице с пупырышками.
- Его же Шемахинская украла?
- Ну и что? Сбегала за новой моделью к своей портнихе, и сразу же назад, к любимому.
Тут существо женской принадлежности шагнуло ко мне, протянуло нежные руки, во тьме светившиеся своей белизной.
- Гюльчатай, открой личико, - захихикал бес.
Существо шагнуло еще.
Еще шаг.
Другой.
Что-то толкнуло меня выйти из-за стола ему навстречу. Пальчики существа прикоснулись к моим бокам. Теплые нежные пальчики прикоснулись, пальчики, чуть подрагивавшие от естественных человеческих чувств.
Я стоял, оцепеневший, стоял, чувствуя кожей эти пальчики.
Существо, подхваченное порывом попутного душевного ветерка, обняло, меня, прижалось, как к мужеской физической силе и подспудному утолению. Я почувствовал его покорные плечи, теплые груди с кнопочками сосков (тронешь их - и все, улетишь как ракета на седьмое небо). Почувствовал животик, мягко-упругий, с всевидящим глазком пупочка. Почувствовал бедра живительные, обещающие стать щедрыми, стать наклонными плоскостями, упадающими к самому сладкому в мире источнику удовольствий. Я почувствовал, что сейчас я снесу это божественное существо к кровати, брошусь на него соколом, овладею, оставлю в нем сперму, и Вика умрет. И в целом мире останется лишь это существо на постели, я, лежащий рядом опустошенно, и ничего между нами, кроме мокрого места.
- Знаешь, мне кажется, я обнимаю не тебя, а ее. Вику, - прошептал я в ушко созданию.
- Ну и замечательно! - ответило мне бес. - Когда бросишь ее на кровать, подумай, что бросаешь Вику, и все будет тип-топ.
- Нет, - возразил я. - На свете, кроме Вики женщин нет. Идите, девушка, к своей маме, пусть она вас довоспитает.
Тут, видимо, от решительности моего голоса загорелся свет, и хриплый голос сказал из-за моей спины:
- Мама у нее осталась в Таджикистане, в городе Куляб. И потому она пойдет к папе, который скоро придет со стройки голодный, вместе со своими сынами. Иди, Лейла, домой. Тебе пора готовить им плов с курятиной.
Голос, звучавший за моей спиной, конечно же, принадлежал Екатерине Федоровне. Судя по всему, все это время она сидела на корточках под широким своим столом.
11.
- Ну и зачем вам весь этот маскарад? - спросил я ведьму, когда она вылезла из-под стола, а Лейла, обиженно глянув, ушла восвояси.
- Да так, хотела проверить, твои чувства к Вике. Ведь если их нет, то и дела не стоит затевать. Да и Лейла-девочка просилась на тебя поглядеть, понравился ты ей, ведь юношей, ей неродных, в нашей деревне совсем нет.
- Ну и как, проверила?
- Да как тебе сказать? Проверочка была так себе. В чужой избе, на чужой кровати, да еще хозяйка вот-вот из-под стола на четвереньках вылезет... Не каждый мужчина в такой обстановке способен морально раскрепоститься.
- Я, честно, говоря, поверил, что вы в трубу вылетели... - и подумал: "Вот бы действительно вылетела в трубу и насовсем, как ракета, вылетела",
- Да нет, женщина я обычная, - прочитала мои мысли старуха и тут же подмигнула:
- Ну что, по рюмочке и к делу перейдем?
- К какому делу? - спросил я, взявшись за штоф. - Вы все говорите, говорите о каком-то деле, но вокруг да около...
- Дело, Ваня, у нас одно - Кощея в Кащенко отправить и Вику твою законную обнаружить.
- Вы знаете Кощея?! - изумился я.
- Знаю, еще как знаю. Давай, наливай по половиночке, и все тебе расскажу, и не только о Кощее и темных его делах, но и про то, как Вику тебе добыть.
Под такое дело я, само собой разумеется, выпил, тем более, что после усвоения двух стопок и последующего искушения в виде ласковых девичьих прикосновений самыми лакомыми частями тела к истомившемуся по ласке мужскому самообладанию, никакого желания залезть старухе в постель у меня не появилось - нормальная, значит, горилка, не приворотная. Старуха же, опрокинув в себя рюмку, порезала еще пирог, придвинула ко мне блюдо и принялась неспешно рассказывать:
- Родилась я в этой самой деревне в ноябре тысяча восемьсот девяностого года в семье санитарного ведьмака...
- А что такое санитарный ведьмак? - спросил я, принимаясь за четвертый кусок пирога.
- Ну, понимаешь, это что-то вроде типичного волка в лесу. Типичный волк ведь кого тратит? Он больного тратит, заразного всякой нечистью. Так и санитарный ведьмак. Вот появится, например, в округе буйный алкоголик, пристанет к людям как банный лист хамством своим, так папаня за него возьмется и по дороге из кабака и заморозит. Ну, иногда женами чужими занимался, правда, неохотно...
