Очень отвлеченно, думал Илан. Есть проблемы ближе и важнее. Нужно копаться в земном, оставив небесное и умозрительное тем, у кого на это много времени. Мышь притаилась за стеной. Пять сотых назад она спросила, как будет по-ходжерски "извини". И не идет в спальню, хоть колоти ее, глаза красные то ли из-за того, что уже настоящая глубокая ночь, то ли из-за неудачного похода в операционную. Ждет чего-то. Лапки сложила на фартуке, смотрит как... мышь. Илан отослал ее в кабинет за остатками вина в коллекционной бутылке. Ушел в процедурную, зажег спиртовку, подогрел вино. Отнес Эште и сначала через сопротивление заставил чуть глотнуть, потом еле вырвал из здоровой руки опустевшую чашку, Эшта так вцепился, что чуть не откусил край. Пробормотал, с жалостью отпустив посудину:
- Вот так бы сразу.
Илан сел к Эште на кровать со здоровой стороны и ответил шепотом:
- Сразу ты бы этим вином все отделение заблевал бы, родной. Лежи, не умничай, мы лечим, как положено.
- Еще дай.
- Утром.
- Дай сейчас. Я вспомнить хочу. Я в кабак шел.
Илан кивнул Мыши принести еще пару глотков.
- А что вспомнить хочешь? - спросил Илан.
- О чем днем спрашивали. Кому дорогу перешел.
- Ну... И кому?
- Никому. Я в кабак шел. Про жалобу помню. Хотел жалобу запить. И предателей забыть...
- Тебя не предавали. Составить и подписать протокол вскрытия - служебная обязанность. Пустой случай, что она досталась Гагалу. Мог быть я, мог кто угодно... А как потом будут крутить этим протоколом, нам не отчитываются. Дойти-то дошел?
- Дошел. Потом всё. Темнота. Думаешь, мне в вино что-то налили?
- В вино пьяный гриб бесполезно лить. Не возьмет.
- Сколько влить... И сколько выпить...
Если в этом причина чудовищной передозировки - так может быть. Поить пьяного хоть ниторасом, хоть дичкой и правда, на первый взгляд, бессмысленно, нет обычного мгновенного эффекта. Зато последствия непредсказуемы. Алкогольное опьянение проходит в разы быстрее, чем действие нитораса, и пьяный гриб через какое-то время всерьез берет свое. Но в первую четверть стражи можно ошибиться, неверно толковать происходящее.
- Были другие дела в тот день? - спросил Илан. - Может, в них причина?
- Были. Вечером сходить к больному. Какие в этом могут быть причины?
- Мало ли. Что за больной?
- Профессиональные тайны не рассказываю.
- Я врач. Ничего страшного в том, чтобы обсудить случай с коллегой.
- Нет. Извини, доктор, нет. Не нужны советы. Я уже с одним тут роды обсудил...
- А правда помнишь?
- На слабо не разведешь, - усмехнулся Эшта. - Помню, сказать не могу.
- Лапаротомию под ниторасом делал или под эфиром? Гагал тебя дозировкам научил? С эфиром он сам нормально не умеет. Все время мало льет.
- Что? - насторожился Эшта.
- Кишечные швы разошлись, я переделывал твою работу.
- Как? - приподнялся Эшта. - Как разошлись? Повреждения касательные, кишка была живая, все чисто, никаких сомнений...
- Подробно рассказывать, как они расходятся? Послеоперационный парез кишечника, вздутие, несостоятельность швов, перфорация, перитонит...
Эшта выругался.
- Сказал им, следить и не кормить раньше времени и чем попало... - прошипел он. - Так ты все знаешь? Он умер? Что следакам меня не выдал?
- Он жив, лежит через коридор напротив. На пятые сутки подбросили мне с перитонитом. У него там дочь и священник. Хочешь его увидеть - вставай. Не хочешь - лежи, я не заставляю.
- Дай еще вина...
- Не дам. Когда остальное вспомнишь, тогда поговорим, и про вино тоже. На Гагала зря не дуйся. Он этому свину, который оперировать запретил, морду бить рвался, еле оттащили. И он за тебя переживает. Так, что самому плохо. Если дойдет до суда, мы все подтвердим, что не ты виноват. Если надо, поговорю с крючкотворами из префектуры, они законы знают лучше нас, скажут, как надежнее выкручиваться. Только и ты им добром отплати. У них тоже работа. С них за нее спрашивают.
Эшта не ответил. Осторожно поправил на себе одеяло. Потом сказал:
- Подвинулся неловко. Рука болит...
Илан полез в соседнюю тумбу за лекарством. Чуть подождал, пока Эшта успокоится, на цыпочках прошел по палате до доктора Ифара, чуть наклонился - спал или слушал? Ифар молча взял его за руку и пожал.
Выглянул в коридор искать Мышь и практически нос к носу столкнулся с отшельником. Первое, что подумал - тот не отшельник, почему его так зовут? В палате с тусклой лампой на окне было незаметно, а в светлом коридоре - несоответствие должному образу в полный рост. Одежда чистая, хорошая, лицо загорелое, глаза светлые, волосы перец с солью, на черном половина седины. Выглядит моложе, чем есть, благодаря осанке. Он явно из флотских - выправка, походка, и это объясняет, почему он понимает ходжерский. Из военных флотских, он не простой матрос, он офицер. Тридцать лет службы в храме на окраине не стерли ни одной характерной черты. Илан кивнул, здороваясь. Отшельник замер прямо, как во время смотра. Вдруг медленно опустил плечи и кивнул в ответ. А взгляд изучающий, неотрывный.
- Все в порядке? - спросил Илан. - Вам дать провожатого?
- Не нужно, - тихо ответил тот.
- Что ж, в добрый путь. Спасибо, что отозвались. Я велю передать денег на храм.
- Разрешите вопрос к вам, доктор?
Илан немного удивился. Он думал, у таких людей на все вопросы заранее должен быть собственный ответ, иначе зачем вообще нужны священники, если не объяснять непонятное. Пожал плечами: спрашивайте.
- Как вы себе отвечаете на вопрос "почему я?"
- Очень просто, - отвечал Илан. - Другим вопросом: а почему не я? Вы что-то еще от меня хотите сейчас? Извините, я очень устал.
- Прошу прощения, нет в мыслях вас утруждать. - И вдруг покачал головой: - Вы атеист, как ваш отец, а жаль.
- Формально я единобожец, как вся моя семья, но не хочу углубляться в эту тему. Можно, я вас тоже спрошу? Не знаю одну вещь, хотел узнать.
- Давайте.
- Кто такие небесные посланники?
- Люди, - улыбнулся офицер-отшельник. - С крыльями.
- Ангелы?
- Нет. Люди. С крыльями. Вам доброй ночи.
