– Мертвых Рыцарей? – прошептала Амалия.

Вопреки желанию, страшные картины уже начинали оживать в ее воображении. Амалия всегда была впечатлительной, а ночь, дрожащий огонек свечи и тихий голос хозяйки «Верескового меда» и вовсе заставили ее прочувствовать эту жуткую историю так, будто она сама была там, рядом с маленькой Бертой, кое-как вскарабкавшейся на табурет и разглядывавшей опустевшую улицу сквозь щели в ставнях.

– Они пришли, как только последние лучи солнца скрылись за лесом. – Берта начала говорить еще тише, словно сама пугалась собственных слов не меньше, чем Амалия. – Я сначала сама не поняла, что они уже близко. Я все детство прожила в деревне – знаешь, там никогда не бывает по-настоящему тихо: то скрипнет половица, то лошадь ударит копытом – они всегда спят стоя, – то закричит какая-нибудь дикая птица… или сверчки – они вообще не смолкают всю ночь… – Берта на мгновение прервалась и продолжила уже совсем шепотом: – Но тогда стало тихо. Совсем тихо. За какую-то четверть часа всю деревню затянуло туманом, хотя вечер был погожий. Я слышала, как переговариваются стрелки у окон. Но когда они умолкли, в мертвой тишине послышался стук копыт…

Амалия сдавленно пискнула. Ей показалось, что по ногам протянуло холодом – тем самым могильным холодом, которым дышал туман из рассказа Берты. Холодом, в котором медленным шагом ступали кони Эскадрона Проклятых… Даже безобидные угольки в камине, еще недавно дарившие тепло, теперь зловеще мерцали в полумраке таверны, словно глаза мертвецов.

– Я почти ничего не могла разглядеть – такой был туман, – продолжила Берта. – Лишь тени, мелькавшие за окном. А потом кто-то закричал. Не в нашем доме – где-то через улицу. Взрослый мужчина. Наверное, так должен кричать человек, когда с него заживо сдирают кожу. Арбалетчики начали стрелять… Это был сущий ад. Пара десятков солдат Остерайха – в том числе и барон – остались на улице, чтобы встретить Мертвых Рыцарей с оружием в руках, но большая часть запиралась в домах… будто бы это могло им помочь. Бойня продолжалась недолго. Я своими глазами видела, как из тумана в окно протянулась рука в заржавленной латной рукавице и утащила одного из стрелков. Что стало с остальными – не знаю. После этого я зажмурилась и бормотала молитвы, пока снаружи не стихло. А когда я открыла глаза, в доме уже было пусто. Все исчезли.

Берта смолкла. История еще не была окончена – Амалия чувствовала это, но все же не торопила. Если хозяйке «Верескового меда» требовалось время, чтобы найти в себе мужество завершить рассказ, не стоило ей мешать. Амалия позволила себе лишь осторожно прикоснуться к подрагивающим пальцам Берты. Та благодарно улыбнулась и наконец продолжила:

– Не знаю, зачем я решила выйти на улицу. Лучше бы мне никогда не видеть того, что я тогда увидела, – вздохнула Берта. – С тех пор прошло уже много лет, я успела выйти замуж, родить детей и состариться, но его лицо до сих пор иногда снится мне по ночам.

– Коннери, – прошептала Амалия. – Это он был там…

– Да, дитя мое. – Берта опустила голову. – Среди мертвых тел, заполнивших всю улицу от края до края, медленно шагал Грегор Коннери – точно такой же, как сейчас. Палач Коннери, Кровопийца Коннери, Дьявол Коннери – у него было много имен, которые теперь забыли. Но я помню! – Глаза Берты загорелись лихорадочным блеском. – Помню, как за его спиной мертвые поднимались с земли! У некоторых не было рук, некоторые были утыканы арбалетными болтами, а их лошади выглядели так, будто бы их похоронили несколько месяцев назад! Я помню, как в десятке шагов передо мной зашевелился и поднялся на ноги барон из Остерайха, пробитый насквозь обломанным копьем. Я тогда даже не закричала – просто не смогла, только вцепилась в дверной косяк и смотрела, как Коннери поднимал свой Эскадрон. А он взглянул на меня и улыбнулся…

Амалия встала и, обойдя стол, изо всех сил стиснула дрожащую Берту в объятиях. Больше она поделать ничего не могла – у нее не было ни дара Агнешки, способного разжечь огонь в камине и наполнить остывающий зал таверны теплом и светом, ни внутреннего спокойствия и силы Ливи, которая бы наверняка знала, что нужно делать или говорить в подобных случаях. На какое-то время в зале «Верескового меда» стало так тихо, что можно было услышать, как потрескивает догорающая свеча, но уже скоро Берта взяла себя в руки.

– Думаю, стоит позвать кого-нибудь из стражников проводить тебя до жилого корпуса, – тихо произнесла она. – После таких историй вряд ли захочется идти одной.

Отказываться Амалия не стала.

Платье сидело отлично – ни одной лишней складочки. Даже волосы перестали напоминать растрепанную мочалку, лежали ровно и слегка поблескивали от чудесного средства, которым щедро поделилась Ливи. Самой ей оно не понадобилось – прическа и так выглядела идеально. Впрочем, как и платье, и туфли, и тонкие перчатки по локоть из черной блестящей ткани, и все остальное. Вот если бы она еще не смотрела так…

Еще раз наткнувшись на холодный, как январь в Эйлсбери, взгляд соседки, Амалия не выдержала.

– Ливи, – умоляюще прошептала она, – все было совсем не так, как ты думаешь, я просто…

– Ты просто пришла за пару часов до рассвета. – Ливи улыбнулась. – И я ничего не думаю. В сущности, то, чем ты занимаешься ночью, меня совершенно не касается.

Если бы можно было рассказать Ливи обо всем! Но Торвальдсен велел молчать – а его совет уж точно следовало понимать как приказ. И только ли в этом дело? Чарующая музыка, глаза Барда, отражающие мерцающий свет волшебных огоньков, горячее дыхание и вкрадчивый шепот, от которого можно было совсем потерять себя, предательское тепло, прокатившееся от сердца к низу живота… Нет, об этом Ливи знать точно не следовало. Амалия и сама была рада забыть весь вчерашний день. Но не могла.

– Касается. – Ее губы задрожали. – Прошу тебя, Ливи, поверь мне! Случилось… случилось что-то очень плохое, я уверена, ты скоро и сама все узнаешь!

– Разумеется, – встряла Агнешка. – Скоро об этом будут болтать на каждом углу. Правда, насчет «очень плохого» я не уверена. Лично мне в свое время понравилось.

– Нет! Ничего такого! – Амалия уже была готова разрыдаться. – Клянусь! Дело не в этом! Другое!

– Какая разница? – проворчала Агнешка, поудобнее устраиваясь на подоконнике. – Монтгомери, черт бы тебя побрал, твоя маленькая подружка сейчас расплачется, а ты строишь из себя Цитадель Нравственности и Целомудрия. Или ты думаешь, что твой драгоценный братец пойдет под венец с будущей герцогиней Саффолк непорочным, как херувим? Я могу рассказать…

– Благодарю, не стоит.

Ливи поморщилась, но все же сменила гнев на милость. Во всяком случае, ее взгляд перестал сверкать льдом, а на губах появилась привычная мягкая улыбка.

– Думаю, мы еще услышим от малышки Ами увлекательную историю. – Она вздохнула и накинула на плечи Амалии полупрозрачный платок. – Идем? Все готовы?

– Лично я – готова. – Агнешка спрыгнула с подоконника.

Амалия неодобрительно взглянула на бессовестно короткое алое платье Агнешки, едва закрывающее колени. Нет, надо признать, ноги у соседки оказались что надо – крепкие, загорелые (и где только успела?). Но это же не повод столь наглядно их демонстрировать! Сменив бесформенный свитер на бальный наряд, а тяжелые ботинки – на туфельки, Агнешка будто бы перевоплотилась. Если бы она еще пожелала хоть что-то сделать со своей гривой… но она не пожелала. Рыжие кудри дерзко топорщились во все стороны и, казалось, освещали своим сиянием светлую кожу лица и плеч, усыпанную веснушками.

– И с кем ты идешь на бал? – невинно поинтересовалась Ливи.

– Не помню, как его зовут. – Агнешка пожала плечами. – Твой однокурсник. Был с нами в тренировочном зале, не помню, как его зовут.

– Дерек Каннингем. – Ливи приподняла брови. – Он уже знает о своем счастье?

– Пока нет. – Агнешка лучезарно улыбнулась и поправила платье на груди. – Пусть это будет для него сюрпризом.