Илье удалось догнать его уже почти у самого выхода из здания. Все еще незнакомец ступил на верхнюю ступеньку, когда Илья дотронулся до его плеча.

— Извините…

Мужчина обернулся с нескрываемым раздражением.

— Что еще? А, это вы, — он его явно узнал. Только радости это явно ему не принесло: отчет Ильи рассыпал линию обвинения, напирающей на полную вменяемость обвиняемого. — Простите, мне некогда, — он дернул плечом, высвобождая его из захвата, и сбежал с лестницы. Илья дернулся следом, и только зашипел, когда в кармане заиграл телефон. Судя по мелодии — рабочий. Илья выудил сотовый и принял звонок.

Крик оглушил его. Громкий, отчаянный крик, на фоне которого голос паникующей Ольги был еле слышен:

— Ты должен вернуться, Илья, — она говорила быстро, захлебываясь воздухом. — Саша… он… все время кричит. Успокоительное не действует, мы не можем его успокоить! Илья!

— Я понял, — глухо бросил Семенов и отключился. Вернул телефон на место, огляделся в поисках знакомой макушки и вдруг застыл, глядя на то, как из-за угла вышел… кто-то. Осунувшееся лицо, горящие ненавистью и яростью глаза — он был на кого-то похож, похож так сильно, что Илья не сразу понял, кого видит. Григорий Ольшанский — брат и подельник Семена Ольшанского, тот самый, которого так и не поймали. Проследить за его взглядом не составило труда. Он шел вперед, держа руку за спиной, целеустремленно, не видя никого и ничего вокруг, и Илья сорвался с места, думая только о том, чтобы успеть, просто успеть. Ольшанский был уже слишком близко, и теперь было ясно видно, что он держит в руках. Оружие. Пистолет.

Илья прыгнул за секунду до того, как прогремел выстрел. Толкнув в спину ничего не подозревающего помощника прокурора, он упал сам, покатившись по асфальту и шипя от того, как боль обожгла плечо.

— Какого черта?! — рядом тряс головой и матерился сбитый с ног мужчина, а от здания суда уже спешила охрана. Илье понадобилась пара секунд, чтобы оценить обстановку.

— Раз материшься, значит живой. Вставай, ты идешь со мной, — придерживая поцарапанное плечо, он встал и вздернул на ноги своего спасенного, мимолетно кинув взгляд на бейдж. — Антон, значит. Приятно наконец познакомиться.

— Отпустите, — Антон, на удивление, успокоился быстро. Словно всю жизнь в него стреляли подельники его обвиняемого. — Спасибо, что спасли, но…

— Но сейчас ты пойдешь со мной, — Илья аккуратно взял его за локоть и повел за собой. Ольшанского повязали, и как только полиция очухается насчет возможной жертвы и свидетеля, вырваться от них будет очень сложно. — Считай, что ты мне должен за спасенную жизнь.

Он почти швырнул Антона в салон своей машины, вытянул телефон и, открыв папку с фотографиями Сашиных рисунков, сунул ее ему в руки.

— Полюбуйся.

Антон затих, листая фото все чаще, иногда задерживаясь, но все равно убыстряясь чем дальше, тем сильнее.

— Что это значит? — глухо, с хорошо различимой ноткой страха спросил он, возвращая телефон. Он больше не пытался уйти, и Илья завел машину, трогаясь с места. Выруливая на шоссе и вливаясь в поток, он рассказывал историю Саши сухо, сжато, почти скупо, мастерски умалчивая о прошлых жизнях и прочих демонах. С каждым словом Антон мрачнел все больше, словно замыкаясь в себе, пока от того холодного мужчины — помощника прокурора, не осталось и следа. Теперь это был просто очень усталый человек с потухшими глазами. Сжавшийся, закрывшийся. Илья кинул на него короткий взгляд и невесело усмехнулся:

— Кажется, тебе самому помощь не помешает.

Антон мотнул головой:

— Со мной все в порядке. Просто в последнее время… словно маяло что-то. Сны снились муторные. Я думал, что это из-за дела, из-за того, что творили Ольшанские со своими жертвами. Я словно в истеричную бабу превратился. Все время искал кого-то в толпе, иногда казалось, что за спиной кто-то стоит.

— Только не говори, что ты веришь во всю эту потустороннюю хрень, — Илья лихо свернул и притормозил у крыльца больницы. Обернулся, глядя тяжело и почти страшно. — Его зовут Саша. И с ним не все в порядке. Просто предупреждаю.

— Просто дай мне с ним встретиться, — после секундной заминки произнес Антон и вышел из машины первым.

— Смелый какой, — пробормотал Илья и выбрался следом.

До палаты они почти бежали, но перед дверью Илья притормозил и придержал Антона.

— Сначала я.

Он толкнул дверь одновременно с тем, как Ольга открыла ее с другой стороны. Опешив, она замерла на пару секунд, а потом втащила его внутрь и отошла.

Саша уже не кричал. Он хрипел, дыша со всхлипами и судорожно стискивая одеяло. Сомкнутые, слипшиеся в стрелки, ресницы дрожали, словно он спал и видел какой-то сон. Жуткий, страшный сон.

— Все вон, — бросил Илья, и медсестрички бросились врассыпную. Он повел плечами, кинул выразительный взгляд на застывшую в ступоре Ольгу, смотрящую на вошедшего Антона, как на призрак, и хмыкнул. Та вскинулась, приходя в себя, поджала губы и вышла из палаты, оставляя их одних.

— Саша, — Илья подошел к кровати, пригладил влажные прядки. — Открой глаза, Саша. Ты успел. Он здесь.

От мгновенно сотрясшего палату вопля Илья отшатнулся, оказываясь на полу. Мигнул свет, ветер распахнул окно, срывая занавески. Антон сдавленно охнул и вдруг забился, словно пойманный в невидимые тиски, поднявшие его в воздух.

— Шелудивый пес, — голос раздавался отовсюду, забирался под кожу, леденил кровь. — Недостойный грешник.

— Хватит! — Илья вскинулся, позволяя страху переплавиться в злость. — Он здесь, ты можешь уйти! Убирайся!

— Не ты меня звал, не тебе отпускать! — Антон отлетел в сторону, ударившись о стену.

Илья скрипнул зубами, подполз к кровати и стиснул пальцы Саши.

— Отпусти его, Саша. Отпусти, пусть уходит, — обернулся к Антону, ловя его взгляд. — Иди сюда.

Тот повел мутными от боли глазами, встал, пошатываясь, и добрел до кровати. Несколько долгих секунд всматривался в обескровленное лицо Саши, а потом опустился на край кровати, обнимая Сашу с неожиданной силой, ероша его волосы и шепча на ухо.

— Саша… Саша, вернись ко мне. Я тут. Я наконец-то с тобой.- Он не верил ни одному своему слову, Илья это видел так хорошо и ясно. Антон ни черта не помнил, просто действовал по ситуации, но сейчас было все равно. — Сашка…

А тот вдруг задрожал, забился в его руках, выламываясь с такой силой, что Антон не смог его удержать. Уголок губ окрасился красным, распахнувшиеся глаза были полны черноты. Он кричал, стонал, ругался на разных языках, выплевывая их то женскими, то мужскими голосами, то по-звериному рыча. Глядя на него такого, Антон все больше сжимался, отползая от постели подальше, пока не уперся в стену спиной, а Илья… Илье было страшно. Так страшно, что сердце заходилось в стуке где-то в горле, но он все равно подался вперед. Перехватил мечущиеся руки Саши, с силой прижал запястья к постели, навалился, ловя безумный взгляд сейчас таких страшных и странно красивых глаз.

— Ты сильнее его, слышишь… Ты сильнее, — он не знал, что правильно, что говорить, как говорить. Он не верил ни в бога, ни в черта, и на самом деле просто хотел, чтобы все закончилось. — Саша… Сашка… Все закончилось, слышишь… Ты успел. Успел… — Откуда взялась боль? Отчаяние? Страх уже не за себя, а за Сашу? — Ты успел…

Сашин последний выдох был тоскливым, тяжелым, смертельно-усталым. Но смех, раскатившийся по палате, был полон ликования и радости. Тяжелой, удушающей радости, от которой Илья вдруг сгреб Сашу в объятия и сжался, закрывая собой в инстинктивном защитном жесте. Зажмурился, шепча слова давно забытой бабушкиной молитвы. Пусть он уйдет… Пусть только он уйдет. Пожалуйста!

В ответ стекла лопнули, брызнули осколки, и вместе с шумом улицы и ветра пришла вдруг тишина. Несколько секунд Илья не шевелился, словно не веря, что все действительно закончилось, а потом медленно распрямился, уже чувствуя, как обмяк Саша в его руках. Илья отстранился, заглянул в бледное осунувшееся лицо и не сдержал улыбки. Спокоен. Саша был спокоен. Тень больше не искажала его черты, и стало вдруг заметно, насколько он на самом деле молод.