— Почему ты не можешь остаться здесь? — На пол перед ним упала тень, а в знакомом голосе почему-то звучала тоска. — Ты им нравишься. И мне нравишься. А они… они не злые, если их не злить.
Витя? Если да, то все такой же странный и непонятный, как и полчаса назад.
Юра вздрогнул.
— Я потерял близких, когда случился Прорыв. Я не знаю, что случилось с последним моим родственником, дедом. Мы вместе приехали на соревнования, когда все случилось. А потом я его потерял. Я не очень люблю людей. Но все равно те, кто меня окружает, мне очень дороги. И Юри. И Жан. И даже Крис. И Бек. И Виктор тоже. Если я останусь, я не увижусь больше ни с кем из них. А ты не хотел бы уйти? С Виктором, например?
— А если Виктор останется? Ты останешься тоже? Я видел, как он тебя целовал, тебе нравилось, — Витя присел перед ним на корточки, заглядывая в глаза. А у самого в зрачках творилось непонятно что. Они пульсировали, то расширяясь, то снова пытаясь вытянуться в нитку. И твари вокруг вдруг начали волноваться. Чувствуют тоже, что и он?
— Он очень долго искал тебя. И без тебя точно не уйдет. Но другие… других нельзя заставлять, понимаешь? Нельзя принуждать остаться. Это очень плохо. Мы все привыкли жить среди людей. Ты читал книгу «Маугли»? Она должна была остаться здесь… там говорится о мальчике, который жил в волчьей стае и считал себя волком.
Юрка кончиком пальца погладил крохотную зубастую головенку и опустил тварюшку на пол. Вполне вероятно, что довольно скоро эта мелочь вымахает во взрослую тварь и однажды сожрет человека. Но не теперь.
— Мне действительно понравилось. Но Виктор бы не научился этому, если бы остался здесь.
— У тебя есть друзья, которых ты не хочешь бросать. Думаешь, я не понимаю, почему Виктор хочет, чтобы я отвел вас к Периметру? Вы уйдете. Виктор хочет, чтобы и я ушел тоже, — Витя-или-кем-он-сейчас-был смотрел куда-то за плечо Юры, но вряд ли видел там книжные стеллажи. — А я не могу бросить своих друзей. Они пропадут без меня.
Он протянул руку, и парочка ближайших маленьких монстриков тут же подлезли под нее, подставляясь под ласку.
— Я знаю, что нельзя держать тех, кто хочет уйти. А еще я читал «Маленького принца». Мне не понравилось. Я не хочу снова остаться один. Но не хочу, чтобы Виктору было плохо. Он здесь не сможет. Он их так никогда не полюбит, а они все понимают.
— Вот и получается такая штука, как «дилемма», когда ты не можешь решить, как быть или что делать дальше, — усмехнулся Юрка. — Мне тоже не понравился «Маленький принц”. Он на самом деле для взрослых. Чтобы взрослые становились еще взрослее и серьезнее. Я ведь тоже не знаю, что мне делать. Ты мне нравишься. И Виктор мне нравится. И еще мне нравится Бек. Но с тобой и Виктором мне не больно. А Бек делает мне больно. Но я все равно не могу заставить себя не… не думать о нем.
Витя улыбнулся и вдруг сел на пол там же, где был. Парочка тварюшек, на этот раз мохнатых, тут же вскарабкалась к нему на колени, но Витя даже не обратил на них внимания. Потянулся, погладил Юру по щеке кончиками пальцев.
— Почему он делает тебе больно? Он смотрит на меня странно, и я даже чуть-чуть его боюсь. Но почему тебе больно?
— Он очень правильный. И еще — он чистый человек. А я, как говорят в Анклаве, «меченный». Я мутировал. И сейчас, после того, как ты вылечил меня, наверное, еще сильнее, потому что мне становится больно, если он касается меня. Даже так, как ты. А я хочу, чтобы меня касались. И не только так. Я хочу, чтобы меня целовали.
— Я не умею целоваться, — Витя, кажется, расстроился по-настоящему. — Мне тоже больно, когда я касаюсь, но, наверное, это можно вылечить там, в другом городе. А Виктор, наверное, хорошо целуется.
— Наверное, не знаю, — пожал плечами Юрка. — Мне не с чем в общем-то сравнивать. Ты… правда хочешь остаться здесь?
Сквозь ресницы блеснул голубой лед. Слишком знакомо. Слишком остро. Виталий? Но Витя уже опустил взгляд на копошащуюся на его коленях мелкотню.
— Уходить туда, где все делают тебе больно? В место, которое ты не знаешь? Думаешь, если я… Маугли, то ничего не понимаю? Я буду там чужим. И моих друзей там сразу убьют. И меня, наверное, тоже.
— Прости. Я не должен был, — Юрка мотнул головой. И все-таки становилось страшно. Вит останется здесь. Останется один. Хотя может и нет, если Виктор все-таки упрется. — Извини. Я хотел бы обладать такой силой, которая могла бы защитить тебя. Хотел бы сделать так, чтобы тебе там не причинили зла. Но меня не послушают.
Витя ссадил с колен тварей и придвинулся ближе.
— Но ты можешь защитить Виктора. Защити его. Пожалуйста, — заглянул в глаза, почти робко дотронулся до уголка губ. — Научишь? Меня. Я уже немаленький. Правда.
Юра вскинул на него изумленный взгляд, но не отстранился. Неуверенно коснулся ладонью щеки, и вдруг приоткрыл губы, неловко поймал нижнюю в плен своих губ, кончиком языка погладил ее, вздохнул и отпустил, дыша через раз, пытаясь унять бешено колотящееся в груди сердце.
— Я тебе не нравлюсь, — Витя несколько мгновений сидел тихо, а потом отстранился, касаясь своих губ с задумчивым видом. — Или не так нравлюсь, — он тряхнул головой и вскинул прямой взгляд. — Наверное, тебе нужно идти к своим. Я обещал Виктору, что доведу до Периметра.
— Он не захочет отпускать тебя, — тихо-тихо сказал Юрка. — Я буду защищать его. Даю слово. И ты мне нравишься. Просто, наверное, я чувствую тебя маленьким. Или я все-таки ничему не научился.
— Я знаю, что не захочет. Забери его. Ты сможешь, у тебя получится. Забери ты, потому что другие сделают ему больно. Я тебе верю, Юра, — Витя сам потянулся вперед. Сам неловко ткнулся губами в уголок губ и встал. — Можешь сказать остальным, что им никто не помешает. И Виктору скажи тоже. Я вам не нужен больше.
Не Витя. Даже если взгляд по-детски наивный и беззащитный, и черты лица тонкие, почти нежные. Не Витя. Не может Витя так рассуждать, не умеет. Или может и умеет на самом деле, а Виталий — нечто совсем другое? Или сейчас перед ним что-то среднее между ними, истинный Виталий Никифоров, кривое отражение Виктора? Черт его знает.
— Подожди… — Юрка подхватился на ноги, бросил взгляд вниз, чтоб не наступить ненароком на какую-то пищащую живность и замер. Зачем? Зачем он это делает? Понимание происходящего и подоплеки собственного поступка как-то ускользало. Просто в какой-то момент мелькнула и погасла мысль: если он не сделает этого сейчас, потом уже будет поздно. Навсегда непоправимо поздно.
Обеими ладонями он обнял такое юное и такое неземное лицо Вити. Подался вперед, на короткое мгновение погрузившись в его взгляд, задержал дыхание, будто и впрямь тонул в нем, и накрыл поцелуем его рот. Кончиком языка раздвинул губы, проникая внутрь, встречаясь с шелковистым языком в теплой нежной глубине, мазнул по кромке зубов, коснулся неба, с шумом вдохнул, отстраненно понимая, что колени начинают предательски дрожать. Теперь правильно. Теперь все, как надо. Именно так.
Витя дрогнул. На мгновение напрягся, словно собираясь вырваться, оттолкнуть, а потом медленно закрыл глаза. Стиснул плечи Юры и отпустил, расслаблено провел ладонями по локтям вниз. Он не умел целоваться совершенно точно, но его вкус мутил голову, он пытался повторить за Юркой, и с каждой новой секундой отвечал все сильнее, голоднее. Под пальцами Юры тело не ребенка, тело молодого мужчины начало стремительно… просыпаться? Наливаться силой, жаром, желанием.
— Что ты делаешь, Юра? — Виталий. Отстранился немного с почти-стоном, прижался лбом ко лбу, заглядывая шальными глазами в лицо и дыханием обжигая влажные чувствительные губы Юры. Отчаяние, тоска, страх, понимание.
— Запоминаю тебя, — тот облизнул губы, сглотнул. Сердце обезумевшим комом колотилось в груди, силясь выломиться из клетки тела. — Запоминаю… тебя… если не сейчас, то уже никогда. А я не хочу жалеть о том, что не сделал этого. На самом деле и по-настоящему.
— Не надо, — выдох Виталия был почти отчаянным. — Он… Я могу не отпустить тебя, Юра. Если ему понравится, если он захочет еще или решит наконец стать взрослым.
