Литмир - Электронная Библиотека

Сидят часами, ожидают катер,

Который их по Иртышу прокатит

И счастья штрих оставит на душе.

Кобыла в окруженье казачат

Косит пугливо слёзными глазами,

И коршун высоко под облаками

Парит кругами в поиске мышат.

Мне хорошо, я детство узнаю,

Степей казахских обоняю запах,

Что ветром мне принёс Восток и Запад,

И Север снежный, и горячий Юг.

* * *

Снег новогодний, праздничный

Над городком кружит,

Совсем немного дразнится,

Немного ворожит.

Ах, зимушка, ты снежная,

Всегда ты хороша,

Суровая и нежная,

Открытая душа!

Крепка ты по-сибирски,

А я ж в простуду влип,

Мой голос командирский

От холода охрип.

И взвод без командира

Сбивает стройный шаг.

От снежного эфира

Расслабилась душа.

Так в армии – не гоже,

Не по уставу так!

Ведь не для дамских ножек

Солдатский призван шаг.

Я новогодней ночи

Слабинки не даю

Кричу я, что есть мочи:

«Равнение в строю!».

* * *

Я люблю вечера усталые.

За день выжатый, как лимон,

Я себя беспечностью балую,

И впадаю легко в полусон,

Когда рядом жена и дети,

Телевизор бузой нудит,

И луна безразличная светит,

И звезда потаённо глядит.

Знаю точно, что ждёт меня завтра,

Точно знаю, что ждёт и потом,

Самый лёгкий и быстрый завтрак

И весь день с офицерским трудом.

* * *

Благодарю тебя, Всевышний,

Что я ещё не нагулял

Жирок начальственный и лишний

И крепкий дух не растерял.

Что мерю жизнь по старой мерке,

Ушедшей в прошлые года,

Когда в строю, как на поверке,

Был офицером я всегда.

Знал честь, достоинство и братство,

Крепил, равнял солдатский строй

И в этом всё моё богатство,

И в этом весь характер мой.

* * *

На платформе зажглись фонари,

Я стою, опершись на перила,

Огневая полоска зари

Посиневшую даль запалила.

Электрички последний вагон,

В это время совсем малолюдный,

Я впадаю легко в полусон,

Забывая про день многотрудный.

Я добраться спешу до Мытищ,

Оказаться в зелёной зоне,

Где под старыми клёнами тишь

На моём притаилась балконе.

Где меня ожидает жена,

И не спит восьмилетняя дочка,

Где моя отпускная весна

Мне подарит от службы отсрочку.

* * *

По инфантильным ли причинам

Я задержался на года,

Не стал солидным я мужчиной,

Не обзавёлся нужным чином,

Но не был пешкой никогда,

От чьей-то прихоти зависим,

За кем-то подневольно брёл,

Но чтоб хитрить, ползти по – лисьи,

И чтоб спешить пробиться в выси,

До этого не снизошел.

А рядом были и такие,

Кто просто лез из шкуры вон,

Как печенеги и Батыи,

Когда-то лезли в русский Киев,

Стремясь занять державный трон.

* * *

Какие совершенные девчонки,

Красавицы, точёные фигурки,

Как ловко поправляют они чёлки

Под лёгким обрамленьем чернобурки.

Одеты все со вкусом и стараньем,

Освежены французскими духами,

И, не скрываясь в созреванье раннем,

Они стреляют томными очами.

Во след курсантам, движущимся строем,

Печатающим по асфальту шаг,

И каждый для них выглядит героем,

И я средь них чего-нибудь да стою,

И у меня влюблённая душа.

* * *

О, жизнь, позови меня в бой,

Дай мне непокорность и силу,

Иль путь мой пустой и слепой

Сведи в рядовую могилу.

Я многого в жизни хочу,

Но только не мир домочадца,

Я совестью к людям стучу,

И… не могу достучаться.

Я самый простой человек,

(Как ныне звучит это гордо!)

Но как же тщеславен наш век,

Как любит он звуки аккордов!

И все они бьют в унисон

С жирующей нынешней властью,

И даже церквей перезвон,

В хвальбе принимает участье.

Чтоб был бы доволен я всем,

Забыл бы протестное слово.

Я сплю, я работаю, ем,

Ем, сплю и работаю снова.

Старею

Старею. Всё-таки не верится,

Что годы жизни коротки,

А ведь мои былые сверстники

Уже вели на бой полки,

И покоряли пост высокий

Умом, упорством и трудом.

Творили люди, словно боги,

Резцом и кистью, и пером.

А мне две жизни, что ли дадено

Прожить в наш самый быстрый век?

Ведь мне за сорок, в сердце ссадина,

Что я беспутный человек,

И что живут одни начала

В моей метущейся душе,

Но быть бойцом она устала

И вот состарилась уже.

* * *

Разбудить и растревожить душу

Мне давно, беспечному, хотелось,

Чтобы одолеть моря и сушу,

Чтобы в ней вершилось всё и пелось.

Чтобы уничтожить покаянье

Тусклых дней, несбыточных ночей,

Чтобы наступило процветанье

Для меня и Родины моей

* * *

Не верхогляд я вовсе, не разиня,

Внимательно смотрю и вижу горе,

Всё зыбко, ненадёжно, как в трясине.

Куда же ты исчезаешь, Черноморье?

Сразила ли тебя шальная пуля,

Иль задушил тебя инертный газ,

Или схватил тебя за горло жулик

И подменил твой бриллиант на страз?

Нет, Севастополь – это не фактория,

Не база на скалистом берегу,

А это наша славная Виктория,

И я её навеки сберегу!

* * *

Мечты мои – вот спрятанная грань

От чувств моих со временем увядших,

Есть утра воскрешающая рань,

Есть вечер потерявшихся и падших.

И я теперь по грани той скольжу,

Боясь упасть налево иль направо,

О, грешный мир, тебе ли я служу

Без денег, без корысти и без славы?

Я слаб душой сегодня, это так,

Сломались напрочь твёрдые устои,

Не капитально, видно, жизнь я строил,

Должно быть, я заведомый простак.

Но верится, что в жизни я найду,

Без подражанья и без эпигона,

Свою пятиконечную звезду

На сердце чтоб легла, не на погоны.

Атланты

Их десять, их зовут атлантами,

Рождённых, где-то там, в былом,

С телами мраморно атласными

И с тайной думой под челом.

Упруги жилистые ноги,

А руки подпирают свод.

Они стоят, как полубоги,

Под ними топчется народ.

Смотрю на них легко и бодро,

И сходство нахожу лишь в том,

Что их натруженные бёдра

Увиты золотым руном.

У всех недвижимые лица,

У всех одна и та же стать.

А не пора ли им разниться

И индивидуумами стать?

Один из них, похоже, сердится,

Увидев нашей жизни муть,

Клокочет каменное сердце,

И дышит каменная грудь.

Другой, с улыбкою Гагарина,

Глаза нацелил в высоту,

А третий, что с обличьем барина,

Глядят на нас, как в пустоту.

Четвёртый под величьем долга,

Стоит, как Родины солдат,

На берегу, где плещет Волга,

Где славный город Сталинград.

А пятый, словом кочевряжится:

В России мало, мол, свобод,

И масло русское не мажется,

На европейский бутерброд.

Шестой твердит, чтоб было б лучше нам,

Все наши горести забыть,

Глядеть на жизнь глазами Пушкина,

Россию-матушку любить.

Седьмой, печальный и унылый,

Как будто всеми позабыт,

Склонясь над братскою могилой,

У вечной памяти скорбит.

Восьмой же – весел и не гнётся,

Любая тяжесть по плечу,

Он независимо смеётся

В глаза любому палачу.

А самый молодой, девятый,

Спесиво смотрит на меня.

В его глазах я хиловатый

Атлантик нынешнего дня.

И только лишь один десятый,

2
{"b":"586039","o":1}