В прыжках в длину Агей разделил пятое-шестое места, но ведь с десятиклассниками. А на высоте сел. С последней попытки едва-едва одолел начальные зачетные метр десять.

Среди седьмых классов «В» уверенно шел первым, совсем немного уступая в общем зачете старшеклассникам, но все же уступая.

Перед началом подтягивания – четвертого вида школьного пятиборья – Годунов подошел к судьям и задал им задачу:

– Сколько очков будет дано за подтягивание на одной руке?

Учителя удивились вопросу и, недолго думая, определили:

– Десять!

Подтягивание было самым престижным видом. С перекладины не спрыгивали – сваливались, потратив последние крохи пороха. Однако у Вовы этого самого пороха хватило только на три жима. Курочка, а потом и Рябов, вихляясь изо всех сил, подтянулись по разу.

Никто никого не укорял, но дело было плохо. Огнев принес команде девять очков. «Камчадалы» по семь-восемь.

Пришла очередь двум последним.

– Сначала я, – решил Годунов и одарил команду двадцатью шестью очками.

Под перекладину встал Агей.

– Это он! Он! – закричал кто-то из пятиклашек. – Смотрите!

Агей закусил губу. Подпрыгнул, приладил руки. Снял с перекладины левую и подтянулся на правой восемь раз, потом поменял руку и еще подтянулся восемь раз.

– Не спрыгивай! – крикнул Годунов. – На двух подтягивайся!

Агей подтянулся еще двадцать раз, и руки у него сами разжались от усталости.

Он упал, но ребята подхватили его и стали качать.

– Сто восемьдесят очков! – переглянулись преподаватели физкультуры. – Результат чуть ли не двух классов. Справедливо ли?

По мегафону обратились к командам с тем же вопросом: справедливо ли?

– Справедливо! – как один человек, ответила школа.

Феноменальный рекорд был утвержден.

Плавать пошли на городской пляж.

Годунов сказал Агею:

– Плывем в паре, покажем класс.

Агей усмехнулся: он не умел плавать. Он шел, однако, со всеми, чтобы только посмотреть, как поплывут одноклассники. Но вдруг оказалось, что время, отпущенное для их школы, на исходе. Поэтому все побежали. И сразу на старт, едва рубахи и брюки скинули.

– Ребята! – взмолился Агей.

– Первая пятерка! – скомандовал учитель физкультуры.

Годунов дернул героя спартакиады за руку и поставил рядом с собой. Грянул выстрел.

– Я не умею! – успел крикнуть Агей и сиганул в голубую бездну.

Буль-буль…

Он вынырнул. И снова пошел на дно. И снова вынырнул. Кто-то потянул его, и он очутился на ступенях набережной.

Ступени обросли нежно-зелеными водорослями, были теплыми.

Рядом с ним, отирая воду с лица, сидел Борис Годунов. Подбежал Вова.

– Ты чего?! Плавать не умеешь?!

– Дурак! – сказал Вове Борис Годунов. – Он же с Памира! Там вода в замерзшем состоянии – ледники.

В понедельник на Агея прибегала поглядеть чуть ли не вся школа: плавает как топор, но зато на одной руке подтягивается!

А вот Курочка Ряба затосковала: и город, и школа забыли ее.

На черчении Курочка Ряба ползала под столами чуть не до конца урока, а когда началась перемена, рванувшиеся на волю ребята обнаружили, что ноги не идут. Курочка Ряба не поленилась – каждому связала шнурками ботинок с ботинком.

Было смешно, но не очень.

Агей получил письмо от дедушки.

«Друг мой! – писал Виталий Михайлович. – Открылась мне грустная истина. Горы величественны и прекрасны, но, но, но! Без тебя, Агей, ветер уже не свистит, а хнычет. Яки стали хмурые. Даже свету вроде поубавилось. Я понял: ты – мой Памир. Ты – мой свет. Поставил вопрос о замене. Дело решится, конечно, не сразу, но, думаю, эта зимовка у меня последняя».

«Дедушка! – тотчас ответил Агей. – Я смотрю на море, а думаю о вас: о тебе и обо всех наших Агеях. Я хочу во сне видеть наши горы – и не вижу! У меня все хорошо. Сегодня иду учиться плавать. Дельфинов еще не встречал, зато слышал, как чайки хохочут… В школе сначала были трудности, но теперь дела пошли на лад… И еще хочу сказать тебе, дедушка. Спасибо тебе за то, что я – человек с Памира».

К нему зашел Борис Годунов. Увидел, что Агей сидит за учебником географии, удивился:

– Чего ты учишь? Двоек, что ли, испугался? Она их в дневниках ставит, а в журнале – будь спокоен – все мы хорошисты.

– Это я так, – сказал Агей, – эксперимент задумал.

Они пошли на море. Годунов завел Агея по грудь.

– Ложись на воду лицом вниз, с открытыми глазами. И не бойся: море держит.

Агей лег – получилось.

– Теперь на спину.

На спине тонул.

– Не горбься! – командовал Годунов. – Голову откинь! Главное, не дрейфь – не утонешь.

Немножко получилось.

– Ну, вот и всё, – сказал Годунов. – Теперь ложись обратно лицом вниз и руками греби.

– Получилось! – удивился Агей.

– Учителя-то какие! Ну, барахтайся. – И Годунов уплыл в такую даль, что Агей из виду его потерял.

Потом они возвращались домой.

– Пошли на дискотеку, – предложил Годунов.

– Нет, – сказал Агей. – Мне учить надо.

Годунов остановился, рот набок съехал, глаза злые.

– Все выучишь, напялишь очки, миллион заработаешь… А я пойду в мореходку. Девять месяцев проваландаюсь как-нибудь – и в море, в загранку. У тебя будет машина, и у меня будет. Только я уже через три года стану человеком, а тебе и десяти лет не хватит. Точно не хватит. Седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый – пять, пять лет института, потом – что там у вас? – магистратура, аспирантура. На сколько это, года на три-четыре? Да еще ведь диссертацию надо защитить. Двадцать лет жизни никаких денег не стоят.

– Я думаю, ты не прав, – сказал Агей.

– Я не прав?! Ну, валяй, загни про красивую ученую жизнь, так и быть, послушаю.

Агей шел молча. Вдруг поднял руку, показал на статую женщины на доме.

– Кто это?

– Кто… баба.

– Нет, это не баба. Это богиня. И зовут ее Артемида или Диана.

– Откуда ты знаешь?

– По ро́жкам. Видишь рожки? Только это не рожки – это знак новолуния. Богиню называли трехликой – по трем фазам луны. Артемида научила людей собирать по ночам волшебные травы. В Риме в честь ее был храм, который освещали по ночам. А Сервий Туллий построил святилище в Авантине. Всем мужчинам ход туда был запрещен. И между прочим, чтобы занять место жреца в храме Артемиды, новый жрец убивал старого.

Агей огляделся.

– Я, к сожалению, не знаю южной растительности. Но это вот растение не здешнее. Имя ему – испанский дрок. Я хоть видел его раньше только в ботанических атласах, но знаю, что сок его ядовит.

– Точно. Ну а еще что ты знаешь?

– Я знаю, сколько лет земле, на которой мы с тобой стоим.

– Сколько же?

– Крым появился в меловой период, семьдесят миллионов лет тому назад. Мы только что прошли этот материал. А еще я знаю, что ученые пробиваются и пробьются к центру нашей Галактики, которая, вероятнее всего, есть черная дыра. Здесь, на этом вот месте, две с половиной тысячи лет тому назад бегали мальчишки-греки, потому что город был греческий… Но, Годунов, это только полдела – знать, надо еще и уметь. Тысячу лет назад в Европе жило всего тридцать миллионов человек, и половина из них голодала. Не умели себя прокормить. Сейчас в Европе живет семьсот миллионов. И голодных во много раз меньше, чем в тысячном году. Их бы совсем не было, если бы не война. Снова, как в древности, разрушен Вавилон, прекрасная Пальмира взорвана. Война гонит народы Востока в Европу. Ты можешь сколько угодно улыбаться, Годунов, но от голода избавляет мир уже не труд, а наука. Вот почему я хочу знать. Кстати, машины у меня не будет. Я не стану отравлять воздух ради своего собственного удобства.