16. Были Вы осуждены за преступления против Родины?

— Был осуждён без суда и следствия советским народом и покрыт несмываемым позором на всю оставшуюся жизнь — коммунистическая, как прозевал и не вписал в карточку коронный вопрос: «за пятьдесят лет не остыла ненависть к врагам»?

— Были среди оккупированных савецких людей «чистые перед партией и народом», кто мог с чистой совестью мог плевать в остальных? Почти евангельское: «кто без греха — пусть напишет донос на соседа»!

— Евангельским камнем в тебя мог запустить товарищ из «сорока бессмертных».

— Кто такие будут?

— Партия, лучшие представители народа, числом сорок миллионов, выходившие чистыми из любой грязи и по недомыслию вписанные в «честь и совесть». Ум поминать не стану, лишнее. А родина прошляпила меня, но по какой причине не догадываюсь.

— Преступления мизерные.

— Хотя и бес с пятью вышками, но ничего не понимаешь в наших преступлениях. Славимся временами, когда и за меньшее преступление получали много.

И снова упор в марки: осуждённым за преступления против родины откажут? Если отвечу «да, совершал» — не дадут марок и отправят досиживать? Чьи деньги тратятся.

Немецкие, а ты коммуническая срань с какого боку к чужим деньгам приставлена? Куда лезешь, чего клеишься? Как разогнался в «славном совецком прошлом» — так до се остановиться не можешь? Тормози, упырь! Кому нужны мои ответы на тему далёкого прошлого? Немцам? Немцы осознали прошлую вину и предлагают компенсацию за когда-то причинённые неудобства:

— Получите и простите! В далёком времени мы были большими дураками надумав переделать вас под свой стандарт, за что сегодня и расплачиваемся» — немцам не нужны мои «исповеди» под диктовку паразитов из Фонда, немцы меня знают лучше, чемя их. Беспокоят сомнения в адрес «фонда», а как они рождаются и почему — тайна.

На шестнадцать вопросов «Карточки» было высказано не менее тридцати двух отборных матов с упоминанием женских и мужских половых органов, как по отдельности — так и в тесном общении. Поскольку план по мату выполнен, а спроса на сверхплановую продукцию нет заряд матерного гнева, выпущенный в адрес ворья из «Фонда примирения и взаимного понимания» был устным и не достиг цели.

— Заблуждение: ни письменный (видимый) мат, ни устный ваше ворьё не трогает.

Глава 13. Затишье перед выплатой

Когда-то накрытые одеялом оккупации будут до конца дней помнить о непреходящих желаниях того времени

а) что-то положить в вечно пустой желудок,

б) миновать близкого общения с предметами военного назначения как то: пули, снаряды, мины, бомбы а равно и с осколками перечисленных предметов.

в) выспаться после ночного налёта авиации. Чьи крылатые машины нагоняли страх не важно, как одни, так и другие и позже, не задавали вопросов освобождаемым:

— Мы вас погоняем, а вы потерпите, не возражайте, поди, война всё же! — дальнейшее происходило без возражений.

в) и было безразлично, чья бомба остановит «житие мое»: вражеская, или родная. («Нужное — подчеркнуть»).

Порядок следования пунктов а), б), в) мог быть иным, но набор корзины военного времени оставался неизменным, без умаления прелести указанных позиций.

Но пришло время, когда тысячам граждан с оккупированных территорий и побывавшим на вражеской территории в качестве рабочей силы сверху дозволили признаться себе и другим:

— Получить компенсацию в марках за прошлое — это вам не на Эверест взобраться! — моя «карточка претендента» поехала в столицу, а в органах социальной защиты повторно было сказано наше вечное и тревожное:

— Ждите…

Глава 14. Доче марки. Обогащение

Когда ожидание марок превратилось в пытку — из столицы пришла бумага, предлагавшая претендентам явиться на расчёты за прошлое по указанному адресу с набором документов удостоверяющих личность претендента.

За не доживших до компенсации могли порадоваться близкие родичи с доказательством родства, и жена умершего могла получить компенсацию, От пояснений пахло Западом.

Длинный коридор с кабинетами в доме социальной защиты уставили стульями отдыха состарившимся претендентам.

Пожилые люди степенно ждали вызова в кабинет, где шустрые и нахальные столичные товарищи выдавали марки, заработанные не их руками.

Шума, гама, попыток вне очереди войти в вожделенный кабинет и рассчитаться за прошлое со стороны вчерашних работников на Рейх не наблюдалось, и в таком поведении претендентов наша пара усмотрела чуждую советским людям культуру. Нужно говорить, что наблюдение было приятным на удивление? И только в конторе социального обеспечения имел удовольствие наблюдать, как поведение скромно, с переходом в бедность, одетых претендентов разительно отличалось от обычных, не порченных вражеским зарубежьем соотечественников.

— Выйди из кабинета обогащения товарищ с внушительного вида и провозгласи наглым, уверенным голосом:

— Компенсации отменяются! — работники на Рейх все, до единого, промолчали, и, потупив глаза, вышли на воздух.

— Рядом жили, а мы не знали, что в войну на Германию работали!

Коридор Отдела соцобеспечения представлял длинную квадратную трубу с окном в торце, глядевшем на закат. Вдоль стены кабинеты числом пять. Стандарт. Прежде и никогда впредь, подобные учреждения иными строить не будут.

Кабинет выдачи марок находился в одном конце коридора, а в другом, с окном на улицу, стоял товарищ, не имевший отношения к процедуре выдачи марок, и злыми глазами поглядывал в сторону счастливчиков.

Товарищ у окна не входил в число претендующих, но чего было пялить зрение на счастливчиков — хотелось знать, и медленно двигаясь к окну — приблизился к товарищу не ближе пары метров. Не прогадал и услышал ни к кому не адресованное шипение:

— Суки, на немцев работали, а теперь ещё и компенсацию им подавай! — злобная рожа «товарищ» без слов говорила:

«эх, где времена когда вас гноили в удовольствие и не считая?» — и в какую-то секунду появился страх: «того и гляди кинется в одиночку на претендентов и вытолкает эту нагло-тихую публику, всех до единого, за пределы отдела социального обеспечения» Чувства «товарища» понял с бесовской помощи: «верой и правдой служил «великому делу построения коммунизма», а результат нулевой: маленький чин с малой оплатой, никаких наград плюс ноль внимания верхов. Есть отчего шипеть, а эти скромники работали на врагов за валюту!»

Имея провокационную натуру и бесовское покровительство всё же копать до корней мировой несправедливости не решился, был риск откопать драку в общественном месте с последующим удалением из валютного клондайка.

Нужен скандал с участием органов правопорядка (милиция) если находишься в шаге от дверей помещения, где вот-вот добрые дяди и тёти обрадуют первой и единственной инозёмной валютой за прошлое? Нет. Раз. Два: разве добрая затрещина очистит шипящего товарища от уверенности, что пришедшие получить крохи за прошлое не враги? Ещё одно «нет».

— Какой скандал, если денег иностранных не получил?

— … а получив — немедля лишился, милиция очистила с пояснением:

— Пребывал в состоянии алкогольного опьянении, спровоцировал драку с работником госучреждения, достоин задержания на пятнадцать суток… Пусть скажет «спасибо» что двух недельные заключения отменены… Какие марки? Меньше пить нужно, потерял марки — милиция-то наша, «плоть от плоти народа».

— Наверняка шипящий был из числа «верных и преданных товарищей». Морда злая, вид у дяди такой, будто кровные денежки раздавал.

Ненаблюдательный человек без труда мог показать тех, кто пришёл получить компенсацию за прошлое и на тех, кто не бывал в заграничном рабстве: у первых на лицах проступали следы от яда с названием «западная культура». Как однажды отравили — так до конца жизни остались отравленными. Какая выдержка, терпение, молчаливость! Вот он во всей красе чужой Ordnung! — и поддавшись влиянию беса, не раздумывая, задал один вопрос трём женщинам: