— Что-то вроде веры в лучшее житие?
Словарная бедность основной части людей, как правило, сопровождается и материальной нищетой, а потому без опаски заявляю:
— Материальная бедность порождает словесную нищету и не наоборот! — и следует выражение чувств:
— И когда эта блядская жизнь кончится!? — вопрос о кончине блядской жизни рождает следующий не проще:
— Ждёшь лучшую? — крик-вопрос окончания блядской жизни не означает желание индивида немедленно остановить пребывание в видимом мире, нет, вопрос из серии «риторических» приносит обманное облегчение.
Желание изменить жизнь к лучшему не покидает основную часть граждан до смертного часа, но на «смертном одре», если сил хватит сообразить — пустые мечтатели прозревают и «делают заявления печати»:
— Дураком был, болтунам доверялся…
Все разговоры богатых языком «об улучшении жизни трудящихся» во все времена, как правило, как закон, оканчивались «полной жопой». Эпитет «полная жопа» свежий, с новым смыслом, в старину под «полную жопа» помимо полноты обозначенной части человеческого тела ничего иного не подкладывали.
Граждане, бедные языком, проглотив очередную порцию вранья, пеняли говорунам и получали ответ:
— Просим пардону, наши ошибки-заблуждения искренние, бескорыстные, а не получилось оттого, что не те слова сеяли, не учли слабость ваших голов, кои далее чернозёма ни о чём ином думать не способны. Перевод на понятный язык выглядит так:
— Как были дураками — так остаётесь до сего дня без надежды поумнеть в будущем! — налицо очередной неурожай с учением, или «облом», как договорились определять благие начинания вышестоящих товарищей.
Третья причина, усадившая набивать текст примитивное любопытство: «насколько хорошо усвоил правила сбора слов в простые и понятные предложения, как учила старая, на три порядка выше нынешней, надёжная «совецкая» школа?»
Собиранию слов в предложения предаётся малая часть людей, их «писателями» называют. Это мужчин, а женщин, чтобы выделить на мужском фоне, не разобравшись, называли «писательницами».
Велик и могуч русский язык, но не менее велико и коварство!
Возьми в рассмотрение «писатель», устно и письменно ударь первую гласную и задумайся: «а кто я»?
Гуляет молва, будто первая женщина, начавшая забавляться сбором знакомых слов в предложения, совсем скоро разглядела коварство ударений в словах, бурно запротестовала против звания «пИсалка», и заменила на «писатель» Но этим не кончилось, а знавшие английский отказались от «писательниц» и перешли на «врителей».
Не читающие, но использующие книги как подставку под кастрюлю с горячими щами «чтобы клеёнку не испортить» уверены:
— Все книжки ложь, пиздёшь и провокация, а писатели, как один, пиздаболы! — что сценарии фильмецов еже вечерне волнующие умы зрителей не прорастают, как сорняки в поле, но создаются писателями — хулители литературы не догадываются.
В далёкие школьные времена сочинения писал под надзором учителя русского языка и литературы — ныне добрейшего и мудрого Петра Андреевича заменил Бес.
— Оставь тебя без присмотра такое наваляешь, что и пятеро учителей с правительственными наградами не разберутся!
Тогда казалось, что знания правильного обращения с родным языком нужны учителю, а мне достаточно умения шевелить языком.:
— Не зная русского языка говорить правильно не сможете! — дивился словам милейшего Петра Андреевича, но наставления слушал внимательно:
— Именительный, Родительный, Дательный, Винительный, Творительный, Предложный, а чтобы помнить падежи и не сбиваться помните шутку «Иван Родил Девчонку Велел Тащить Пелёнку».
Со школой понятно, школа грамоте обучала, но отчего и почему сегодня, когда всё кончено, напрягаюсь рассказать о прошлом с излишними подробностями, забывая великое «краткость мать таланта»? — с помощью компаньона изложу ниже.
— «Сестра Таланта», не поминай матушку.
— Без матери не быть Таланту и сестрице Короткой.
Не утомлюсь петь гимны и оды старой школе, привившей любовь к сочинениям на вольные темы, ценимые выше ограниченных школярских трудов «по теме произведения».
В сочинениях «на тиему о…» не позволялось «растекаться мыслью по древу», не было полной свободы слова, но разрешалось двигаться в определённой борозде.
— «Мыслью по древу» растекаются жидкими, как сопли, мыслишками.
— Как понимать выпад!? Немедля объяснись!
— Принимай: не «мыслью», а «мысью», так в древнем языке твоём белку называли, сравнивали движение белки течением. Ваш язык настолько коварен, что уборка, или замена одной литер меняет смысл слова полностью. «Шибко больно грамотные» мысь заменили «мыслью» и потекли…
— «Век живи, век учись дураком помрёшь» Было, видел мысь в Летнем саду, гулял в компании во времена, когда Питер пребывал «городом имени вождя пролетарской р-революции». Мочевой пузырь стоял в районе горла с литром отработанного пива завода «Красная Бавария», красоты Летнего сада затмевались прозой «если в ближайшие пять минут не отолью естественным образом — сам растекусь «мысью» по нижним конечностям быстрее белки». Зверёк пробежал по дереву в молодости, а сейчас, в старости, компьютерный редактор пометил «мысь» красной чертой с требованием немедленно поменять белку на мысль. Кому верить?
— Всегда и только верить мне, а ты в меру грамотный наборщик и тайны любовник «клавы».
— Тайных любовников не бывает, если известно кто, с кем, чего и как какая тайна?
«Свобода слова» проживала за пределами «страны советов», а внутри жила сестра «Относительная Свобода», коя дополнялась уточнением «с оглядкой».
— Естественно, никогда и никакая свобода не жила без оглядок и позволений:
— При общении со Свободой устной, а равно и письменной речью, важно не делать орфографических ошибок и сносно соблюдать пунктуацию, а прочее в «свободе слова» не имеет значения.
Школярам послевоенного времени с их уровнем знаний, «свобода слова» ни о чём не говорила, пребывала в «пустых звуках». Знатоков, у кого бы получилось до предела правильно пояснить суть великих, но недоступных, как мираж, слов не было, и всё походило на ситуацию, когда дети ругаются матом и не получают объяснения почему:
— Нехорошо, некрасиво ругаться матом! — запрет применять нецензурщину жил без примеров из библиотеки мата, библиотека мата жила устно, письменной не существовало, и ныне найти литературу с полной русской инвектой проблема.
Ценность мата в доступности и лёгкости усвоения, не высшая математикамата, пользование матом законом не наказуемо, хотя попытки «очистить русский язык от брани» препринимались не единожды.
От благих стараний исходивших сверху осталось прицание «сквернословие унижает человека», но как происходит унижение пояснений не делали.
Нет и других объясений «вредного воздействия мата на умы подрастающего поколения» до сего времени, а посему остаётся вера:
— Мат даден свыше! — пожалуй, только потому мат и жив.
Иная причина всенародной любви к мату проста, понятна и объяснима: им пользуются при переходе границы, а «граница» — это состояние особи, когда сила убеждающих слов сходит на полный нуль, а, следовательно, и нет победы.
Школьные сочинения на вольную тему держались на гуманизме учителя литературы, не ценившего учащихся двоечным баллом. Не оглашал имена бесталанных учеников, допустивших немыслимое количество ошибок, но выраженные письменами достойные полёты мысли единиц отмечал высшим баллом.
Древний учитель литературы и русского языка ныне носил бы звание «учитель от бога», но поскольку процветал атеизм — выше «заслуженный учитель республики» подниматься не позволяли.
Дивился искусству учителя: «читал с листа», и, оглашая чьё-либо сочинение голосом ставил запятую, дефис или двоеточие. То есть, абсолютно владел чему учил других. Точка с запятой были редкими гостями на тетрадных листах наших, совсем, как «персона нон грата». О персоне нон грата школяры не знали, на то время в моде был язык вчерашних врагов: немецкий.
