— Это, кажись, птичница? Мария?
— Она. Похоже, тебя ждет. Иди, да и мне пора.
И они расходятся в противоположные стороны.
Мария, обернувшись, стоит на пути бай Тишо.
— Я про брата моего Филиппа хочу с тобой поговорить. Отслужил в армии, третий месяц уже не работает. Наивный, думает, кто-то ему работу на тарелочке поднесет.
— Он земледелию учился?
— Да, техникум закончил.
— И чего он ждет до сих пор?! — восклицает якобы гневно председатель, а в светлых его глазах вспыхивают веселые искорки. — Да таких, как он, днем с огнем не найти!.. Передай, чтобы завтра же меня нашел.
— Скажу.
Она поворачивается уходить, но голос председателя останавливает ее.
— О себе что-нибудь скажи. Как поживаешь, легче тебе стало? Сейчас вы с Парашкевом только вдвоем…
— Ну и что, что вдвоем?
— Некому вам палки в колеса ставить. Молодые вы, еще устроите свою жизнь.
Отчаянно махнув рукой, Мария спешит прочь — шаг у нее твердый, мужской, а сама тонкая и гибкая, словно тростинка.
Вечерний поезд, выскочив из ущелья, обдает село запахом гари и с воем несется в долину, все шире распахивающуюся к югу. Бай Тишо смотрит на часы — снова опоздал этот, так сказать, скорый поезд. И сам он как этот поезд — ничего не успевает…
На другое утро Филипп ждет его возле входа в правление, у лестницы.
— Доброе утро. Вчера вы сестре моей сказали… Велели, чтобы я пришел.
— Значит, такими вас из армии выпускают?
— Какими это?
— А такими — белоручками.
— Да я всего-то третий месяц как демобилизовался! — отвечает Филипп, пряча руки в карманы.
В просторном кабинете бай Тишо садится за письменный стол, а Филиппу указывает на стул напротив.
— Та-а-ак… Техник по земледе-е-елию, — тянет председатель. — Ну вот что. Знаю я одного бригадира, который везде с блокнотом ходит, не с блокнотом даже — с крохотным таким блокнотиком. Заставил жену пришить карман к рубашке, вот на этом месте. Специально. И знаешь, что у него в этом блокнотике? Вопросы к таким, как ты, начинающим специалистам. Проверочные.
— Да я… Вам, конечно, известно…
— Все мне известно, и хватит об этом. Назначаю тебя агрономом в Ушаву. Ясно?
— Так точно! — отвечает парень по армейской привычке.
— Вот и ладно. А покуда отправляйся, собери вещички. После обеда туда машина идет с минеральными удобрениями. И я поеду — сам представлю тебя тамошним.
Филипп выходит. Бай Тишо довольно потирает руки: теперь и в Ушаве свой специалист. Вероятно, надо сообщить об этом главному агроному Сивриеву? Нет, лучше сюрприз преподнести. Да и что сообщишь о парне, которого и сам до сего дня знать не знал?
В Ушаву они приезжают уже затемно.
— Не гаси! — говорит бай Тишо, когда шофер собирается выключить фары. — Пусть люди нас видят.
— Пусто-то как! Ни живой души, — подавленно отмечает Филипп, оглядывая площадь. — И в пивной пусто… Трезвенники!
— Погоди, еще явятся.
И действительно, вскоре на площади собирается целая толпа мужчин. В расстегнутых на груди рубашках, разгоряченные, они стекаются группами человека по четыре, по пять, постепенно окружая прибывших.
Бай Тишо представляет Филиппа:
— Парень из Югне. Доколе ваш бригадир будет меня насиловать бесконечными своими вопросами? Небось знаете его блокнотик?
Мужики хохочут.
— Я, конечно, председатель, да ведь не господь всеведущий, верно? Вот и привез специалиста — пусть ему теперь экзамены устраивает.
Жители Ушавы, низкорослые, смуглые, с длинными прямыми носами (местная порода!), выстроились возле председателя, точно глиняные горшки, только головами кивают.
— Агроном тут меня спрашивал, почему в пивной нет никого. Трезвенники, говорит.
— Ха-ха-ха! — взрываются хохотом полтора десятка глоток.
— И меня в свое время эти товарищи так же подвели, — продолжает бай Тишо. — Приехал я под вечер. Ну и ну! Кругом пусто, ветер верховой режет — аж с ног сбивает. И пивная пуста — как вот теперь. Меня это и обеспокоило, и обрадовало; обеспокоило, потому что приехал я важное собрание проводить, а обрадовало — потому как и сам не пью, и таких людей люблю, которые устояли перед зеленым змием. Да, но получилось точно так же, как и сейчас. У вас или у ваших отцов, — обращается он к обступившим его мужчинам, — тоже расстроились посиделки с горячей ракией. Из-за меня… И тогда — как и сейчас — от всех крепко попахивало!
Является наконец бригадир бай Костадин и забирает нескольких человек на разгрузку машины.
После мужских «посиделок» разговор заходит о процентах, которые в этом году хозяйство будет выплачивать табаководам. Потом бай Тишо спрашивает о навозе, на хорошем ли месте, хорошо ли перегорел, а то ведь неперегоревший навоз — как плохое окучивание, после него сорняки да бурьян вместо богатого урожая. Незаметно подводит беседу к Раецу и к тому, что́ ушавцы там делают в данный момент.
— Ломаете? — говорит председатель назидательно. — Все межи перепутали? А дальше что, как все в порядок приведете? Пожалуй, лучше у вас получается посидеть да пососать горячей грозданки[5], чем…
— Да нет, нет! — протестуют несколько человек одновременно.
Через час возвращается грузовик. Бай Тишо, отведя бригадира в сторону, долго что-то шепотом ему втолковывает. Потом пожимает руку каждому в отдельности и уже из кабины грузовика бросает:
— И чтоб агронома слушали, ясно вам?
— Да ясно, ясно…
Он просит шофера высадить его возле правления. Но окна уже темны — и на нижних этажах, и наверху, где живет Главный. Уборщица забыла включить фонарь над входом, и сейчас все здание тонет во мраке. Председатель заглянул со стороны внутреннего двора — там тоже темно. Поскользнувшись, он чуть не падает: лужи покрылись ледком. Хоть к полудню солнышко и пригревает, а в обеденные часы дрожит над полями трепетное прозрачное марево, зима пока в силе. Ну, еще денек-другой, и увидим — повернет ли к весне, размышляет бай Тишо, посматривая на тонкий серп месяца.
Он пересекает шоссе и только собирается подняться по цементной лесенке на железнодорожную насыпь, как вдруг видит, что сверху спускается человек — высокий, чуть ссутулившийся.
— Сивриев! Ты, что ли?
— Я. Кто это? — раздается в темноте приглушенный бас.
Оба одновременно отскакивают к канавке, потому что мимо проносится машина.
— А я тебя искал. Гляжу — в окнах темно.
— Я из ресторана. Что случилось?
— Да ничего плохого. — Голос бай Тишо предательски вздрагивает. — У тебя еще один агроном будет.
— Что, Голубов приехал?
— Кончится у него переподготовка — приедет. А пока я тебе о новом агрономе толкую. В Ушаве. Его сестра птицефермой заведует. Видишь, — улыбается бай Тишо, — не было ни гроша — и вдруг алтын…
— Что это за агроном, о котором я ничего не слыхал?
— Ну, не целый агроном… — тянет председатель. — Скажем так: пол-агронома, техникум он закончил.
— По какой специальности?
— Я не спрашивал.
— Не спрашивал, а назначаешь участковым агрономом? А может, он строитель?
— Нет, нет. Агроном. Наш техникум закончил.
В темноте слышно, как Главный, сопя, роется в карманах, ищет сигареты. Потом зажженная спичка на миг освещает хмурое его лицо.
— Видишь ли, хоть ты и председатель, ты не имеешь права решать такие вопросы через мою голову.
— А я-то хотел порадовать тебя… Дай, думаю, проверну это дело, сюрприз устрою.
Главный агроном исчезает, не сказав ни слова на прощанье. Только кашель его, дребезжащий кашель курильщика, подсказывает, что он уходит туда, где потонуло во мраке правление с незажженным фонарем.
Бай Тишо чувствует вдруг, каким тяжелым был сегодняшний день. Усталость, навалившись, заставляет его присесть на корточки. Ноги, что ли, слабеют?..
III
— Останови!
— А разве не в ресторан?
— Нет. Я здесь сойду.