Вспотел от напряжения. Известно, садить машину куда сложнее, чем пилотировать по горизонту.
Иван, глядя на приборы, монотонно твердил:
— Высота 100! Скорость 180! Высота 80! Скорость 180! Высота 70! Скорость 170! Высота 50! Скорость 150!.. Увеличить скорость! Увеличить скорость! — истошно закричал Иван.
Я двинул сектор газа вперед. Затихший было мотор гулко и басовито взревел…
— Ракеты!
Один за другим уносятся в мрак тугие яркие комочки. Полоса точно по курсу. Отчетливо видна высокая покачивающаяся трава. Седая, точно заиндевевшая. До нее рукой подать. Метров двадцать-десять, не больше…
— Убирай газ! — командую, а сам плавно выбираю штурвал. Нос самолета приподнимается, сдвоенные фонари проносятся сбоку… Все! Сейчас машина заскользит по траве или камнем провалится вниз.
Мы откинулись на спинки кресел, вытянув и напружинив ноги, словно это могло спасти от удара…
Мгновенья мучительного ожидания, в которые люди седеют. Что-то громко застучало по фюзеляжу, будто снаружи ударили молотки. «Винт режет грунт!..» Хрустящий скрежет. Металлический звон. Нарастающее гуденье, переходящее в гул. Толчки. Вдруг самолет, словно волчок, разворачивается влево… Удар!.. И все стихает. Тишина давит уши.
Открыл глаза. «Зажигание! Аккумуляторы!» Вытянув руку, ударил по выключателю…
— Уфф! Кажется, сели! — сказал Иван. — Бегу к пулемету!..
Скрылся в общей кабине. Откуда-то из темноты, издали донеслись голоса. Урчание грузовика. Замелькали огоньки… Я вылез из кресла, пошел к двери.
Стоявший в турели Иван, услышав громыхание шагов, спросил:
— Ты куда?
— На разведку. Если выстрелю — стреляй!
У двери запнулся за что-то мягкое. Чуть не упал. Склонился. Поперек прохода — человек. Кто это?.. Опустился на колени, прижался ухом к груди. Сердце не билось. Хотел позвать, но раздумал.
Открыл дверь фюзеляжа, спрыгнул на землю. Теплая ночь встретила ароматом перестоявшихся трав, убаюкивающим криком перепела: «Спать пора! Спать пора!..» Сминая росистую траву, обогнул хвост самолета. Немного пройдя, остановился. Вытащил пистолет из кобуры.
К самолету с притушенными фарами приближалась машина. Когда она подъехала ближе, точно в ознобе, хрипло крикнул:
— Стой! Кто едет? Стреляю!..
— Свои! Свои! — раздались голоса. Вдруг почувствовал неимоверную усталость. Стоять не было сил. Сунув пистолет в карман, упал в траву…
Командир полка Герой Советского Союза Вадов — полковник Панкратов принял дивизию — никак не ожидал, что этот день принесет ему столько радости. Ну хоть бы кто предупредил!..
Поздно вечером сидел в кабинете один, когда в дверь постучали.
— Да! Да! Войдите, — машинально ответил, не отрывая взгляда от полетной карты, по которой изучал маршрут завтрашнего боевого вылета.
И только когда вошедший начал докладывать:
— Товарищ подполковник! — Вадов, услышав знакомый голос, вскинулся, да так и застыл на месте с широко открытыми глазами.
— Володя-я! Жив?!.
Он схватил меня в охапку.
— Ох, и напугал ты меня! Я ведь понял, что ты дважды погиб!..
— Как дважды?
— Из разговора по радио с твоим командиром…
Я освободился из объятий.
— А где сейчас мой командир?
— Не знаю, пока сообщений не поступило. Думаю, выпрыгнули они, когда вас подожгли…
Вадов усадил меня к столу, сам сел напротив. Вот что, оказывается, произошло в ту ночь. (Судя по радиоразговору.)
— Волга! Я — 13-й! Атакован истребителями! Веду бой!..
Трескотню пулемета заглушает взрыв…
— Тринадцатый! Я — Волга! Немедленно снижайтесь! Уходите к земле! Если есть облачность — скрывайтесь в ней!..
— Загорелся правый мотор!..
— Выключите мотор! Перекройте пожарный кран! Сбивайте пламя скольжением!
— Есть скольжением!
— Тринадцатый! Я — «Волга»! Если не удастся сбить пламя, выбрасывайтесь на парашютах!
— «Волга»! Я — 13-й! Понял, выбрасываться на парашютах! Пытаюсь затушить пожар! Истребители продолжают атаковать!..
Молчание, нарушаемое щелчками…
— Всем приготовиться к прыжку! Тулков! Иди в общую! Узнай, где штурман и стрелок!?..
Молчание… Щелчки…
— …покинуть самолет! покинуть самолет!..
На другой день утром в полк вернулся Родионов. Явившись к Вадову, он, как всегда, лихо щелкнул каблуками и молодцевато доложил:
— Товарищ подполковник! Лейтенант Родионов прибыл с места катастрофы для дальнейшего прохождения службы!..
— Расскажите, что с вами было?
— «Мессеры» делали все, что хотели. Стрелка со штурманом убило с первой атаки. Мотор горел. Тогда я бросаю самолет вниз, чуть не в пике, и пытаюсь сбить пламя на эволюциях. Ну, гоняли мы, гоняли машину туда-сюда — никакого эффекта! А пламя уже к бакам подбирается. Вот-вот взорвемся. Ну тогда командир приказал «прыгать!» Я ответил: «Спасайтесь вы, а я потом!» Но он закричал: кто здесь командир?! Я приказываю!.. Пришлось подчиниться…
Сашка развел руками, пожал плечами.
— Откуда выпрыгнули?
— Из верхнего аварийного люка. Так было удобней. Самолет круто планировал, хвост почти вверху, до дверей не добраться, а этот люк рядом, перед носом.
— А как не попали под винт?
— Очень просто. Вылез наружу, ухватился за стойку антенны. Поток воздуха в спину бьет, к обшивке прижимает. Держась за антенну, прополз немного к хвосту и прыгнул вниз.
— Где остальные члены экипажа?
— Не знаю. Темно было, да и если выпрыгнули, то разнесло нас.
— А с самолетом что?
— Сам видел, как врезался за лесом. Взрыв даже слышал.
Вадов едва подавил улыбку.
— Вы что улыбаетесь, товарищ подполковник? Думаете, вру? Можете не сомневаться. Раз я сказал, значит так и есть.
— Да-а, весь полк знает о вашей объективности и любви к правде…
Еще через два дня вернулся радист Коля. И, наконец, через неделю — сам Хаммихин. Оборванный, изможденный, с исцарапанным лицом, с завязанными грязной повязкой глазами.
Он хромал на правую ногу. Широкое лицо заросло черно-бурой щетиной…
— Радист выпрыгнул вторым. В этот момент раздался взрыв. Больно ударило по глазам. Вроде осколками стекол. На миг потерял сознание. Очнулся — ничего не вижу. Крикнул дважды — все покинуть самолет, и сам полез в люк…
После ухода Хаммихина Вадов, встав из-за стола, сказал:
— Картина ясная. После прыжка командира самолет, видно, увеличил угол планирования. Встречный поток усилился и все же сорвал пламя с мотора. А тут появился ты. Говори спасибо, что научил тебя пилотировать.
— Что теперь с ним будет? Судить станете? Расстреляете?..
— Ну уж сразу и расстреляете. Пусть сначала вылечится, потом решим.
Вадов задумался, побарабанил пальцами по столу, поглядел на меня.
— Видишь ли, Володя. Люди-то разные бывают, в соответствии с заложенными природой качествами, которые и определяют их судьбу. Есть люди-факелы типа Данко. Герои, подвижники, преданные высокой идее, живущие для других, прокладывающие и освещающие дорогу человечеству. Джордано Бруно, декабристы — в общем, штурманы человечества. И есть обычные люди. Так что и живем, и трудимся, и воюем мы все по-разному.
Я не стал рассказывать Вадову о своей стычке с Хаммихиным в полете. Уж очень похоже на сведение счетов. Да и, может, просто сорвался человек…
15
Каких только «чудес» не бывает на фронте, да ещё в авиации! Очередным таким «чудом» в дивизии Панкратова стал подвиг штурмана лейтенанта Дмитриева, пришедшего на одном двигателе с тяжело раненным командиром. Несколько кругов сделал Дмитриев над аэродромом, не решаясь садиться. И наконец, когда горючего осталось в обрез, на глазах у выбежавших из землянок и укрытий лётчиков, приземлился поперёк посадочной на брюхо…
С тех пор многие штурманы с жаром стали учиться пилотированию. Особенно усердствовала в этом молодежь, и конечно Владимир Ушаков. Как же! Это он по поручению комсомольцев ходил за разрешением к самому командиру полка. Да и какому парню не хочется управлять самолётом?! Чувствовать, как он послушно выполняет твою волю, подчиняется малейшему движению рук и ног.
