Ни он, ни она почему-то не застонали — всё происходило в полной тишине. Юноша целовал её агрессивно, зло, собственнически, но в то же время как-то скованно в движениях, застыв почти всем своим телом. Утолив жажду контакта, жажду уверенности в обладании девушкой через поцелуй, парень оторвался от неё и стряхнул с себя куртку к ногам, а потом, поддев руками, снял с неё пуховик и не глядя, отбросил куда-то в сторону.

Наступая на неё и заставляя пятиться, юноша, всё так же поцеловывая и нежно покусывая зубами её губы, щеки, нос, скулы и шею, залез ей под свитер и, наученный горьким опытом, сразу же ринулся к своей старой знакомой — застёжке третье-четвёртого размера. И хоть это была уже не та же самая, с которой он сражался там, на брёвнах, а её «сестра», но тоже, видимо, «с характером», поскольку, на этот раз, дав парню расстегнуть целых два крючочка, застопорила его на третьем, последнем, который держал оборону как ДАртаньян за своих друзей мушкетёров. Но тоже недолго. Пару раз дёрнув упрямое устройство и поняв, что эта история может длиться очень долго, юноша рванул со всей силы ненавистную застёжку и вырвал её с корнем — враг был повержен.

— Я куплю тебе новый. — Оторвался он от лица девушки. — Пять новых. — Показал он ей ладонь с растопыренными пальцами

Жаклин в это время почувствовала, что сзади упёрлась во что-то мягкое внутренним сгибом коленей. Оглянувшись, она увидела диван.

Он рванул с неё через голову свитер, попутно прихватив и бюстгальтер, и она тут же, и осмелев, и возбудившись от своего полуголого вида в его присутствии, сняла с него толстовку.

И вот тут их накрыло полностью и окончательно.

Алекса затрясло. У него начали трястись руки, плечи, колени, ноги задёргались в нетерпении, и один раз он даже негромко лязгнул зубами, прежде чем опять приникнуть к её рту, а руками пуститься в «путешествие» по своим желанным изгибам и выпуклостям.

Жаклин, во время этих первых, так сказать, вводных поцелуев, видя, что пока не может тягаться с силой его напора и желания, принялась наслаждаться его телом, и только лишь прикоснулась к его коже, вся до кончиков пальцев «поплыла» от удовольствия — это было долгожданно, бесподобно и так сладко. МакЛарен на ощупь остался всё таким же: твёрдым, стройным, гладким, нежным, «новым» и любимым. А ещё — доступным.

— М-м-м… — выплеснула она из себя впечатление от ощущений, в то время как губы снова и снова накрывали другие, такие же жадные и ненасытные.

Они буквально «пожирали» друг друга ладонями и ртами, которые чувствовались везде и всюду одновременно. Алекс, как и тогда на брёвнышках, периодически наклонялся ртом к её груди, а потом, оставляя её на попечении своих рук, опять накидывался на губы, шею, скулы. Жаклин то прижималась к нему всем телом и елозила по его торсу грудями в нестерпимом желании раствориться в блаженстве, сладкой неге не только от поцелуя, но и от этого обнаженного любимого тела. То отрывалась от его ненасытного умелого рта и принималась нежно ласкать его торс своими расслабленными губками, поцеловывая и его кожу, и свои пальцы на ней одновременно, изливая на это родное, драгоценное тело всю свою любовь и нежность, которая накопилась в ней за столько времени. Не удержавшись, тем не менее, она очень сильно укусила его за сосок, отчего Александр тут же толкнулся в неё своим пахом.

Но самое главное, что сейчас чувствовала Жак, так это то, что ей уже мало. Ей всего этого было чертовски мало. Что уж говорить о восемнадцатилетнем, которого тремор уже буквально «брал за глотку». Это немного отвлекало и смущало его девушку. Поэтому, когда он пошел дальше и, потянувшись руками ей за спину и засунув ладони сразу и в джинсы, и в трусики, сжал в своих кистях её голые ягодицы, насколько позволяли тесные джинсы, она немного отстранилась.

— Алекс… мне это… мне нужно в душ.

— Что? — спросил он её так, как будто впервые слышит слово «душ», да и вообще с трудом понимает английский. «Тюльпаны» прищурились.

— Мне нужно в душ… — терпеливо повторила ему девушка, — у меня месячные, — выпалила она.

— Что-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о? — интонации и длительность звука говорили сами за себя. — Что ты сказала? — «Тюльпаны» приняли свой максимальный размах, да и накала в голосе хватало. Но зато, кажется, его перестало трясти, чего, собственно, Жаклин и добивалась, ведь в этом его нетерпении вплоть до трясучки имелась доля и её вины тоже.

— Я пошутила, — тут же сдала свои позиции шутница.

«Хоть он и пепельный блондин, но всё-таки седина у него будет заметна» — подумала она, будучи под впечатлением от его реакции.

— Пф-ф-ф… — Александр закатил глаза и сделал круговое движение головой, — да я тебя сейчас… — он подхватил её на руки и опустил на диван как ему было удобно, — съем! — и схватился руками за пуговицу её джинсов. Девушка в это время, поддев пятками, скидывала свои итальянские ботиночки с опушкой.

Быстро расстегнув и отвернув её ширинку, Александр выпрямился и окинул высокомерным оценивающим, но вместе с тем и влюблённым взглядом свою девушку. Её роскошные кудри раскинулись вокруг личика по дивану, большие груди немного расплылись по грудной клетке, став более округлыми, а торчащие вверх соски — вызывающими и манящими. Плоский живот втянулся еще сильнее, отчего стройный стан стал очень женственным.

— Может быть, ты и пошутила… — дьявольская улыбка заиграла в уголках его губ, — а вот я — нихрена-а-а-а… я точно тебя сейчас съем! — и он, склонившись, укусил и тут же поцеловал, и лизнул ей животик, и быстро руками стал стаскивать с неё джинсы. Жаклин, сперва чуть дёрнувшись от укуса, тут же стала помогать, приподняв ягодицы.

Александр всё делал быстро — его нетерпению могло составить конкуренцию только его желание.

Немного поиграв с волосиками у неё на лобке, он тут же двинулся пальцами ей между складочек.

— У-у-у… — взвыл он своим фирменным звуком. — Жаклин… — сам не понимая, что он хочет или может ей сказать, парень просто выпрямился и взялся руками за пуговицу своих джинсов.

— Стой! — тут же крикнула Жаклин и вскинула руку. — Можно я? Я тоже хочу. — Села она в кровати и протянула руки к его ширинке, под которой уже давно «бился в истерике» «маленький Алекс». Хотя, маленьким его назвать уже язык не поворачивался.

Пока она довольно умелыми движениями расстёгивала ему джинсы, юноша взял в рот те пальцы, которые только что побывали у неё между ног, и, тяжело дыша, облизал их.

— Не пропадать же добру, — объяснил свой поступок юноша и даже сумел улыбнуться.

Жаклин окаменела — ничего эротичней она в жизни не видела. Девушка отмерла и продолжила стаскивать с него джинсы. Только джинсы.

Спустив ему брюки до колен, она наткнулась на мысль, что понятия не имеет, что правильнее сделать дальше. Села и глупо уставилась на его боксёры, под которыми вздымался заметный бугор, после чего подняла голову вверх на владельца всего этого богатства.

Тот тут же присел и поравнялся с ней лицом.

— Ложись, — подтолкнул он её. После того как она откинулась на спину, и до того как он, буквально рухнул с ней рядом, не прошло и пяти секунд — юноша лежал уже без джинсов, без ботинок, без носков и без боксёров — без ничего. Жаклин первым делом скосила глаза к его паху и невольно вспомнила фразу: «Стенки влагалища насчитывают в себе три слоя: слизистый, гладкомышечный и мышечно-эластичный».

«Надеюсь, в моём эластичном слое достаточно эластина», — подумала доктор Рочестер, попутно замечая, что её шотландского пациента опять начало потряхивать.

А пациент, всё больше и больше налегая, опять утаскивал её в омут возбуждения поцелуями и ласками. Жаклин прильнула к нему всем телом. Это было неописуемое блаженство — вот так слиться телами, переплестись ногами, ласкать друг друга губами и руками, озвучивая всё это сладостными стонами — счастье. Девушка уже вовсю стремилась к нему своими бёдрами.

— Боже, Жак… — вырвалась из Алекса полу молитва, когда он просунул туда руку и почувствовал, насколько она его хочет. — У-у, фак! — и шире раздвинул ей ноги коленом. Она чуть приподняла к нему таз, и он, приставив свой член к её входу, видимо, намеревался дождаться её реакции или даже какого-то знака — разрешения, но не смог и, только лишь почувствовав головкой её набухшую влажность, тут же толкнулся внутрь.