Александр и Жаклин созванивались постоянно, используя любую возможность. Болтали обо всём на свете. Примерно через неделю девушка знала уже почти всех его друзей, подруг, преподавателей и с большим удовольствием констатировала, что, если судить по его вкусам в одежде, музыке, кино и прочему, он старше её лет на двадцать — тридцать, не меньше.

В музыке МакЛарен числился в поклонниках почти всех, без исключения, представителей oldschool рока, в упор не признавал рэп и еще больше не любил музыку регги и Боба Марли, тогда как сама Жаклин рэп любила. Иногда под настроение юноша мог включить что-нибудь наподобие белого соула Майкла Болтона и модернизма Брайана Ферри с его RoxyMusic. На саму же девушку всё перечисленное нагоняло жесточайшую скуку. В кино ему нравились не «Звёздные войны», как можно было предположить, и даже не Бэтмен с Джеком Воробьём. Парень был влюблён в американские вестерны типа «Великолепной семёрки» и «Красной реки», Клинта Иствуда и Чарльза Бронсона, а также в старые французские детективы и Жана Габена — всё это, и ему подобное, Жаклин могла смело «принимать» вместо снотворного.

А однажды он просто «убил» её своим признанием, что иногда смотрит немое кино, на которое его «подсадил» Кирк. Тот всегда говорил, что его просто убивает эта постоянная болтовня на экране, и немое кино — прекрасная этому альтернатива и выход из положения.

Еще она узнала, что у юноши нет любимого цвета, он просто любит клетчатый узор ткани, и любимого числа — ту тему вообще всё равно и вообще, он не понимает, как можно любить число. Сама рассказала, что её любимый цвет — фисташковый, любимое число — 11, любимые цветы — орхидеи.

Где-то после второго или третьего разговора с этом человеком она с удивлением вспоминала, что когда-то жила без него, без знаний о нём, без этих разговоров с ним, без его голоса, шуток, злости, нигилизма, доброты, внимательности к мелочам, заносчивости, надменности и остальных подробностей характера, которые, к своему очередному недоумению, все уже просто обожала, не разделяя на положительные и отрицательные.

А между тем приближалась пятница, тринадцатое.

— Жаклин, — как-то дня за три до вечеринки начал Александр в разговоре. Доктор Рочестер дежурила очередные сутки на работе и, оставшись на посту поздно вечером одна, могла поговорить по телефону, — я всё хочу тебя спросить: ты сейчас хорошо кушаешь? Я, знаешь ли, не забыл своё обещание проследить этот момент. К тому же десять дней уже прошли. Ты готова предъявить результаты?

— Я хорошо кушаю, не беспокойся… — пробубнила хорошо кушающая, с явной неохотой возвращаясь к этой теме, поскольку кушать-то она кушала, но, учитывая её загруженность и дома, и на работе все эти десять дней, её обильное чревоугодие особого эффекта на жировую прослойку не возымело. — Но ничего предъявлять тебе не буду, не дождёшься.

Александр засмеялся.

— Жаклин, ты меня ни с кем не путаешь? Я — ждать? Я надеюсь, ты шутишь? — парня явно «несло». — Смотри, если я увижу на тебе всё еще «пустую» одежду, пеняй на себя.

— Боже, как страшно! — съязвила собеседница. — Ничего ты мне не сделаешь.

Молодой человек только вздохнул.

— Всего лишь приду на эту вашу вечеринку, сгребу тебя в охапку, поцелую при всех так, чтобы всё поняла даже твоя Сула, не то, что все… люди и увезу к себе в квартиру. Выгоню эту тётку, посажу тебя под домашний арест и буду подсовывать еду под дверь, периодически взвешивая на руках.

— Браво, мистер МакЛарен! Мы впечатлены: я и Рэй Бредбэри.

— Ты мне не веришь? — мистер МакЛаренуже почти хохотал. — А ты меня проверь, Жаклин! Я разрешаю.

Девушка хотела было рассмеяться и сказать, что его никто за язык не тянул, и она обязательно воспользуется его разрешением, но… но что-то её остановило.

— Мне нравится быть худой. Ты, между прочим, тоже худой.

— И это твой ответ, — без вопроса в голосе подытожил Алекс.

— Да. Каков вопрос, таков и ответ.

— Ясно. Ну, в общем, я так вижу, разговоры на тебя не действуют…

И как только доктор Рочестер следующим же утром, в половину девятого, собиралась с работы домой после «суток», ей опять позвонил мистер МакЛарен.

— Доброе утро, доктор Рочестер.

— Привет. Что-то случилось?

— Да. Я жду тебя на пересечении со Старым шоссе, ты сможешь подойти?

— Александр… я после «суток»… — начала было Жаклин, — а что случилось?

— Что — «ты после суток»?

— Не очень хорошо выгляжу, вот что!

Александр засмеялся.

— Я уже на месте. Жду. — И его голос сменился гудками, а Жаклин мысленно поблагодарила того человека, который придумал душ на работе.

Когда девушка свернула с Churchil Drive на Old Road, то сразу же заметила чуть поодаль вправо, под деревьями, загораживающими Naffield Centre, мотоциклиста, сидящего боком на своём железном коне. «HONDA» — прочитала она крупные буквы на бензобаке. Самого гонщика в его коричневой дублёнке она узнала безошибочно, и у неё слегка завибрировали все внутренности — хоть они созванивались и болтали постоянно, но виделись девять дней назад.

— Привет, — заулыбался мотоциклист, когда она приблизилась.

— Привет. — Её движения и мимика были настороженными и опасливыми, как будто она ждала от него какого-нибудь подвоха, но в глазах плескалось счастье. — Что случилось?

— Случилось ужасное. — Юноша сделал «страшные»«тюльпаны» и воровато чмокнул девушку в щечку. — Но поправимое — я соскучился.

— Алекс, вечеринка послезавтра… мы больше ждали. — Жаклин не помнила, чтобы еще когда-нибудь кокетничала с таким же удовольствием и внутренним согласием с самой собой — ей было несказанно приятно, что он не выдержал. — К тому же мне нужно сейчас домой — готовиться к празднику.

— Мне тоже. — Всё это время мотоциклист, слушая её в пол-уха, надевал на себя шлем, который до этого держал в руках, потом снял с руля еще один и начал водружать его на голову своей пассажирке. Та не сопротивлялась, в чем парень, кстати, не сомневался.

— Что «тоже»? — спросила Жаклин, поправляя шлем на подбородке.

— Нужно готовиться к празднику.

— А при чем здесь я?

— Садись. — Он, кивнув на место сзади себя, перекинул ногу через корпус мотоцикла и оседлал его.

Жаклин для порядку скептически сложила губки, но как только устроилась позади своего любимого мужчины, позволила себе полностью отдаться своему счастью, крепко схватившись за обожаемое тело. Правда, максимально прижаться мешала её рабочая сумка, зажатая между ними, а положить голову на спину — шлем, но это были такие мелочи.

Они проехали до конца Old Road и выехали на Eastern By-Pass Road. Александр провёз их совсем недалеко по этой крупной, оживлённой автостраде и свернул влево на какую-то еле заметную дорогу. По ней они тоже ехали совсем недолго. Буквально через три — четыре минуты он съехал и с этой дороги, остановился возле небольшой кучки деревьев позади полей фермерского хозяйства и заглушил мотоцикл. В

ся дорога заняла где-то минут семь — десять, не больше. Как поняла Жаклин, проследив за окрестностями, Александр просто объехал жилой массив напротив больницы Черчиля и остановился с другой стороны фермерских хозяйств, расположенных на задворках этого массива.

Только после того как слезла с железного коня, девушка заметила в гуще этой мини-рощи две простенькие лавочки, сделанные из цельных брёвен и установленных на примерно такого же диаметра пеньках. Брёвна, размещенные параллельно друг другу, были одинаковы по длине и толщине и походили на математический знак «равно».

«Угу», — сделала вывод пассажирка.

Они молча сняли свои шлемы и положили их на сиденье. Там же осталась лежать и её сумка.

Александр с какойто виноватой улыбкой в уголках губ и ласкающим взглядом, взял девушку за руку и повёл за собой к лавочкам. Он молча быстро уселся на торец одного из брёвен и потянул к себе на колени Жак. Она попыталась было сесть ему на руки боком, но он развернул её руками за бёдра так, чтобы она оказалась прямо напротив него. Ей ничего не оставалось, как раздвинуть ноги и оседлать молодого человека точно так же, как только что его (или не его) мотоцикл.