«Дурак, — подумал он сейчас, прижимая к себе маленькое, родное тельце. — Ни хрена я не понимаю в продолжениях».

После ужина, когда Жаклин принялась рассказывать уже практически сонной Эдельвейс, что сегодня на ночь ей сказку прочитает тётя Тильда, девочка до этого, в принципе, если и не очень охотно, но всё-таки соглашавшаяся побыть или с четой Абрамсонов, или с Увил — маминой подругой, сейчас почему-то сильно заупрямилась. Она всё выслушивала, а потом отрицательно качала головой, показывая, что не согласна с предлагаемым ей способом отхода ко сну и вот-вот готова заплакать и, если к ней не прислушаются, она им тут такое устроит, звук истребителя Еврофайтера в режиме атаки покажется им невнятным шёпотом.

И всё время посматривала на Александра.

Поэтому папа плюнул на всё и отправился опять читать сказку на ночь. На этот раз он не упражнялся в пересказывании и не стебал героев, себя не помня. Он таял. Его ребёнок потянулся к нему. Его девочка захотела его общества. Сейчас победа над Кирком и Саймоном казалась ему пустяком, ничего не значащим пшиком.

Поэтому он выбрал сказку поспокойней, про золотую табакерку, а не про всяких там крутых «шнурков» и Дэлли довольно быстро заснула. Мужчина чувствовал себя повелителем воды или заклинателем огня.

«Чудеса — я читаю, а она засыпает. Я грёбанный волшебник!» — думал он про себя, не в силах оторваться от этой мирной, сказочно-райской картины спящей Эдельвейс. Ему захотелось примоститься рядом, обнять её как днём, когда нёс на руках, и лежать так долго-долго, не засыпая. Но его ждала её мама.

«Я сегодня прямо нарасхват», — с удовольствием резюмировал мужчина.

На такси, в той же самой одежде, что они были в Диснейленде, папа с мамой отправились в ресторан, сказав таксисту только одно слово: «Амбросия». Кстати, оказалось, что заведение находится в соседнем округе, а не на другом конце города, как утверждала миссис Бикстер, и необходимости в квартире как таковой не имелось абсолютно.

«Хитрюга Тильда», — улыбалась Жаклин, сидя на заднем сидении с Александром, где он всю дорогу в нетерпении лихорадочно сжимал её руку и теребил пальчики.

Это было сродни сексу руками. В принципе, ничего такого уж удивительного или умопомрачительного в человеческих руках нет. Конечность как конечность. Но ладошка Жак являлась для Алекса нескончаемым источником удовольствия и какого-то особого кайфа. Он как заведённый, как помешанный всё теребил и теребил нежные пальчики, наслаждаясь шелковистостью кожи и тонкостью кости. И когда ему захотелось взять ещё и вторую руку, парень понял, что это наркотик — на это подсаживаешься, оно вызывает привыкание и всё время хочется увеличить дозу.

«Мне опять повезло, что я попал в зависимость к Жак, а не к какой-нибудь дуре», — порадовался мужчина и, подумав об уме своей женщины, вспомнил кое-что важное.

— Кирк ничего не спросил меня про Джесс, — проговорил он задумчивым, но не тревожным голосом.

Девушка не ожидала такой темы, поэтому в растерянности распахнула глаза и закусила верхнюю губу.

— Он ведь знает, что ваш брак по расчёту.

Мужчина вздохнул.

— Да, но для него Гордон должен быть членом клана Бикстер. Точно так же, как и Эдельвейс. — Жаклин молчала и поэтому парень продолжил: — И, если он не интересуется его судьбой, значит… значит, — Александр вздохнул, — либо слепо полагается на меня, что я не брошу своего ребёнка, либо уже догадался, что это не мой сын.

Жаклин задумалась.

— Я думаю… — она потёрла кончик носа, отвернувшись в окно и глядя на улицу Saint — Charles, по которой они проезжали в это момент. — Насколько я за ним понаблюдала — его либо всё устраивает, либо ему всё равно. Мне он не показался затаившимся, — повернулась она к пареню.

Тот поднёс её руку к губам и поцеловал.

— Мне тоже.

— А ещё мне кажется, что это Тильда сумела его так… обработать. — Александр взглянул на девушку и обаятельно улыбнулся. Именно обаятельно. — Вот говорят же, что муж голова, а жена — шея. Вот она и есть такая… шея.

— Что же, — сложил губы дудочкой парень. — Тогда нам с ней очень повезло.

— Угу, — в задумчивости мелко закивала Жаклин.

А в ресторане выяснилось, что лишней была не квартира, вернее, не только она, лишним был как раз-таки этот ужин.

Александр, так тот сразу заказал что-нибудь, что быстрее проглатывается и не требует тщательного пережевывания. Не дошли они ещё до той стадии, когда могли свободно, сидя друг напротив друга и расслабляясь вином и приглушенной игрой на рояле, отдаться гастрономическим изыскам, пусть даже и награждённым звёздами Мишлен, а под них — предвкушению и соблазнению. Пока хотелось только секса. Грубого, прямолинейного и результативного. Любимого тела под ладонями, любимых губ на своих губах, любимых стонов в ушах — близости. Дорваться, наконец, друг до друга.

Блюда были отменными, сервис сказочным, обстановка обволакивающей, но сожрать хотелось только друг друга. И хотелось очень сильно. Всю трапезу они просидели, почти не разговаривая и давясь вкуснятиной, и слюна выделялась только в предвкушении ночи.

Наконец Александр не выдержал и рассмеялся.

— Чёрт бы меня побрал, — запустил он себе руку в волосы.

Жаклин лишь целомудренно улыбнулась, но ту же кокетливо, как ей показалось, на французский манер, состроила парню глазки.

В квартиру они ехали на такси ресторана. Алекс так и не понял: как ему удалось не напасть на Жаклин на заднем сидении. Он решил, что если выдержит сейчас, то сможет сдвинуть земную ось, если понадобится. А когда они вошли в обозначенный подъезд, то перед ними сразу же предстала кованая решётка лифта.

Оба застыли. Парень ни секунды не сомневался, что земную ось он, может быть, и сдвинет, но вот лифт, чёрт бы его побрал…

«Мы в нём застрянем к чёртовой матери, — закусил он щёку изнутри. — До утра».

Был вариант добираться до последнего этажа по лестнице.

«Долго», — рубанул про себя Александр и решительно взялся за ручку решётки.

Двери ещё не успели встать на место, а он уже прижал Жаклин к стене собой, распластал руки по стене и впился ей в губы.

«Всё», — последнее, что он подумал, а дальше — провал.

Вспоминая спустя некоторое время всё, что случилось в этой квартире, оба сошлись на слове «угар».

Самозабвение, сладострастие, ликование и умопомрачение, безудержное проявление желания. Оно здесь буквально царило или даже царствовало. Алчное, адское, жгучее, агрессивное, дикое, звериное, всё подчиняющее и всепоглощающее. Желание интимного, примитивного плотского контакта и желание любви одновременно. Любви давней, проверенной временем. Временем длиной в четыре года. Четыре долгих сложных года.

Почувствовав её нежное тело с изгибами и выпуклостями по всему своему твёрдому и плоскому, Александр перестал понимать: кто он, где он, почему и каким образом. А вместо ощущения себя, внутри всплыли воспоминания, каково это, когда его разрывающийся от желания и возбуждения член сжимают тесные упругие стеночки её тёплого, мокрого, скользко влагалища.

«Фак!»

Парень утробно кратко рыкнул, и с желанием сжал — наконец-то! — её крупные манящие груди и почувствовал, что лучше ему быть уже не может. Это было аптекарски чистое отборное наслаждение. Рай.

А Жаклин в это время сильно прижатая довольно крупным твёрдым сильным мужским телом, вроде бы должна была чувствовать стеснённость, но её наоборот распирало от лёгкости и какого-то внутреннего полёта. Александр даже не почувствовал, как она вытащила из его классических чёрных брюк рубашку небесно-голубого цвета. Положив ладони на его обнажённое, такое родное, долгожданное, желанное, любимое тело, она принялась водить ладонями по спине парня, чувствуя, что «улетает». Ей до умопомрачения захотелось раствориться сейчас в этом человеке, слиться с ним, соединиться, сделать так, чтобы даже сам Господь Бог больше никогда не смог их разъединить. Гарантированно.

Чтобы то, что поддерживает в них жизнь, было одним на двоих. Чтобы никто и никогда не отнял у неё человека, который является для неё кислородом, который она вдыхает и не разлучил её с тем, кто с кровью течёт по её артериям. И даже то, что теперь у Алекса кололась щетина, воспринялось Жаклин как вишенка на торте.