Присматривалась к коляскам и кроваткам, смотрела на ценники, запоминала.

Токсикоз сошёл на нет где-то к лету, и девушка могла теперь правильно питаться. Ела рыбу, сыры, морепродукты, фрукты, овощи, пила много соков и даже укропную воду. У неё уже довольно заметно обозначился животик, что сразу же заметила приехавшая однажды в гости Сесилия.

Женщина очень обрадовалась за подругу и даже мало расспрашивала о Алексе и ещё меньше рассказывала сплетен из Больницы Черчиля. Они почти всё время говорили про беременность и роды, коих у Сесилии имелось целых трое. Много-много вспоминали, обсудили детскую медицину и договорились сходить на какие-нибудь соревнования Олимпиады, которая должна была состояться в Лондоне этим летом.

Жаклин пробовала посещать курсы будущих матерей, но быстро в них разочаровалась. Там рассказывали уж больно примитивные вещи, поскольку в основном материал рассчитан на молоденьких девушек, а такие как она уже сами могли всё это преподавать.

В конце мая Суле исполнился год. Жаклин вместе с именинницей поехала в клуб кинологов, где Чарльз покупал её хулиганку, и поменяла карточку щенка на свидетельство о родословной. Там её красавицу измерили, сфотографировали, поставили на учёт, спросили: интересует ли хозяйку выставочная карьера её собаки и насколько возможны будущие вязки. От выставок Жаклин отказалась сразу — эти хлопоты она не могла себе позволить, а вот на счёт вязок обещала подумать.

На УЗИ в июне месяце, ей сказали, что у неё родится девочка.

«Эдельвейс», — тут же промелькнуло в мозгу у будущей мамы.

Александр постоянно присутствовал в её днях, часах, минутах. Он, как тень, везде следовал за ней. Жаклин уже к нему привыкла, к его постоянному присутствию в виде призрака. Смирилась она и с навязчивой фразой: «А что бы сказал Алекс?», поскольку поняла, что так спокойней себя чувствует. Вот эта постоянная внутренняя борьба с тягой к этому мальчику только лишь выматывала и приносила больше вреда, чем пользы, не сдавая ни пяди своих позиций, поэтому Жаклин решила, что проще и безболезненней будет смириться и принять его в своей жизни как привидение, чем постоянно с этим воевать.

Как-то, распаковывая свои коробки из Оксфорда после окончания ремонта, она вынула оттуда альбомы с фотографиями и нашла разрисованные снимки Чарльза-космонавта и Чарльза-дерева.

Девушка сидела и смотрела на них как зачарованная. Жаклин очень удивилась сама себе, когда, взглянув именно на это проявление их с Алексом невоспитанности, начинала потихоньку, по чуть-чуть, убеждаться, что всё, что было у неё с этим мальчиком, всё это на самом деле чертовски здорово. Только сейчас до неё почему-то начинало доходить, как же ей на самом деле повезло в жизни. А ведь она могла бы его и не встретить, и эти фотографии остались бы целыми и невредимыми. И её сердце тоже.

Жаклин поднялась в спальню и достала из шкафа жемчужное ожерелье. Открыв футляр, девушка провела кончиками пальцев по твёрдым и идеальным жемчужинам.

«Интересно, когда я его надену впервые в жизни? На какой праздник?», — вынула она из самого центра атласной формы флэш карту и сжала её в кулаке. Всё-таки на снимках изображены они с Александр влюблённые и счастливые. Это было! И когда-нибудь она найдёт в себе силы просмотреть эти фото. Но не сейчас. Потом.

Иногда девушка выспрашивала про Алекса у Эшли, хоть женщина шла на разговор неохотно, заявляла, что не желает разговаривать об этом избалованном ребёнке, но всё-таки именно от неё падчерица узнала, что «ребёнок» закончил второй курс весьма успешно и, не заезжая даже в Глазго, отправился сразу в Нью-Йорк.

«Поехал вникать в дела», — подумала Жаклин и поймала себя на мысли, что даже чуть-чуть гордится.

А ещё Эшли рассказывала о кровопролитных боях с дядюшкой за поездку на юг Испании. Она уже нашла неплохой санаторий с талассотерапией в местечке Rat-Penat чуть южнее Барселоны, но Лам замахал на неё руками и ногами и сказал, что он не позволит себя мучить и таскать опять по всему миру, он своё отъездил. Эшли только чуть подождала, и старик сдался, когда, скорее всего, ему стало действительно плохо. Он бросил дела, тем более, что студенты отправились на каникулы, сказал Эшли: «Делай что хочешь» и только кивал, когда та ему объясняла, что же она на самом деле хочет.

Но женщина рассказала мужу не всё.

Только лишь они вернулись из Испании, она объявила отдохнувшему и окрепшему мистеру Фортескью, что его племянница ушла от Чарльза и рассталась с Алексом и сейчас живёт одна в Лондоне, поэтому им обязательно нужно поехать к ней на её день рождения. А вот о том, что у именинницы скоро будет ребёнок, дядюшка Лам узнал, только лишь увидев её выпирающий живот, и очень огорчился.

— Жаклин, Жаклин, — осуждающе покачал он головой. — Ну, кто так делает. Это же эгоизм! — разочарованно стукнул он ладонью по столу у неё в кухне.

— Я знаю, дядя, знаю, — девушка подняла на опекуна взгляд полный сожаления. — Но как-то по-другому у меня не получается. Непутёвая я какая-то, — пожала она плечами.

Дядюшка в ответ только вздохнул.

Так они и уехали, поздравив Жак с днём рождения, оценив ремонт и подарив девушке тысячу фунтов.

В августе в семействе МакРосс родился третий мальчик. Когда Жаклин звонила Марго и поздравляла с такой удачей, та шёпотом в трубку призналась, что чувствует себя как в стане врагов и начинает потихоньку всех их бояться.

— Думаю, что как только перестану кормить грудью, уйду в Аббатство Айона в монахини, замаливать грехи. Ну, в самом-то деле, не мог же Бог мне просто так послать троих сыновей, так ведь? — смеялась и плакалась она Жак.

— А что говорит Итан?

— Итан доволен как сытый удав. Ещё один повод для подстрига в монахини.

— Они все вырастут и будут носить тебя на руках.

— Не говори ерунды. Пока они все вырастут, меня на руках можно будет отнести уже только на Сайтхилл*.

Сразу после дня рождения Жаклин вышла в декретный отпуск, а во второй половине сентября ей позвонила Эшли и сказала, что из Нью-Йорка приехал Александр.

— Явился, — как она выразилась.

— Ты с ним виделась?

— Пока ещё нет, но в том-то всё и дело, что этот шалопай просится ко мне в гости. Вчера звонил. Говорит: есть разговор.

— Только, Эшли, надеюсь тебя не нужно предупреждать, ничего ему про меня не рассказывать, да и вообще, не говорить обо мне по возможности, — тут же спохватилась Жак. — Эшли, пожалуйста, не ругай его. Иначе вы можете поссориться с Алисой, а вот этого мне точно не хочется.

— Да толку! Ругать его… с леопарда пятна не исчезнут. И за нас с Алисой не беспокойся. Мы и не такое переживали. Ладно, посмотрим, что он мне там расскажет.

Мачеха перезвонила буквально через день, но разговаривала уже совсем другим тоном.

Женщина сделалась задумчивой и серьёзной.

— Видишь ли, Жаклин, он передал тебе подарок. — Она чуть помолчала, дав возможность девушке как-то переварить такую новость. — Ко дню рождения.

— Не нужно мне от него никаких подарков.

— Знаешь, Александр хотел бы отправить его тебе по почте, но я, разумеется, не назвала твоего адреса, а сам он не запомнил.

«Значит, всё-таки не запомнил», — промелькнуло в голове у Жаклин.

— Хотя, стоп, — тут же перебила она мачеху. — Давай его сюда, это подарок.

— Вот и умница. Вот и молодец, — выдохнула Эшли. — Я приеду к тебе после родов. Может, тогда и привезу тебе его?

— А что он из себя представляет?

— Да не знаю я. Он в какойто коробке… такой… как из-под детской обуви.

Жаклин закатила глаза в раздумье: что мог придумать Александр в подарок?

— Хорошо. Привези мне его, пожалуйста, как приедешь. — Она чуть помолчала. — Эшли.

— Что?

— А что он говорит? Александр. Он про меня спрашивал? Что-нибудь говорил?

— Видишь ли, Жаклин, м-м-м, — женщина замялась. — Понимаешь, я не могу быть между вами посредником. Я и подарок-то взялась передать только лишь потому, что не даю твоего адреса. Пожалуйста, пойми меня правильно.