Юноша даже не знал что сделать, чтобы почувствовать хоть что-нибудь. Радовало только то, что о сумасшествии пока речь идти не могла — по возвращении домой, он сел за уроки и — о, чудо! — у него получилось сосредоточиться на методе наименьших квадратов в математической статистике.

Вечером он поехал на тренировку по футболу и там статус удачливого математика сменил на статус фартового футболиста — мяч почти не срывался с ноги и ворота стали как будто на пару метров шире. Это было тем более удивительно, что после смерти Киры ему ничего не помогало. Но тогда он хотя бы был. А сейчас… Окрылённый тем, что может заниматься спортом, парень позвонил в любительский клуб бокса в «Колледже Всех Душ» и записался на спарринг. Поединок это даже не футбол. Поединок — это сила!

Вечером позвонил Штэфан из Глазго. Александр давно не созванивался с земляками, и, признаться, почти уже о них забыл, настолько Жаклин заполонила его всего. Услышав знакомый голос Квёльца, парень даже сам удивился, что где-то есть его родной город, его Шотландия, что она, скорее всего, осталась такой, из какой он уехал всего четыре месяца назад.

Как в забытьи разговаривая со своим другом и обсуждая новости, Александр поражался тем изменениям, которые произошли в нём благодаря Жаклин и тому, что он её предал. Он как мог вспоминал, каким он прощался со своим бывшим однокурсником и товарищем по команде в Глазго и старался в разговоре быть именно таким. И может быть, у него даже получилось, но чего ему это стоило, знает только он один.

Юноша ожил только в понедельник. Зная наверняка, что сегодня вечером, после возвращения с работы Чарльза, муж с женой, скорее всего, будут выяснять отношения, он не выдержал и поехал к их дому.

Было около шести часов после полудня. Сумерки. Самый разгар студенческих обедов. Александр опять поставил свою Q7 возле Издательства Оксфордского Университета и дальше прошёл пешком. По мере приближения к подъезду ему начинало казаться, что до него уже чуть доносятся ругань и крики, но на удивление в окнах квартиры четы Рочестер не было даже света. Да и вокруг стояла умиротворяющая, влажная тишина и спокойствие.

Он прошёл с улицы во двор и посмотрел на окна спальни на втором этаже, но и им обрадовать парня признаками жизни не удалось. Александр был обескуражен, ничего не понимал, но и уйти не мог. Просто стоял и всё. Ждал ли он чего-нибудь? Вряд ли. Его каким-то непостижимым образом «грело» это место. Он постоял, «погрелся» и поехал домой. Никаких выводов и мыслей от этого посещения у него не нашлось.

Кстати, проезжая по вечерним улицам Оксфорда и не испытывая желания завернуть в какую-нибудь кафешку перекусить мясом или рыбой, парень уже не в силах был игнорировать тот факт, что у него напрочь пропал аппетит. В это поверить было столь же трудно, как и в образцовый порядок в комнате Дженни, но желания что-то в себя запихнуть из еды, действительно, не наблюдалось.

Сколько себя помнил, Александр никогда не терял интереса к пище и потребности в ней же. Даже когда не стало отца, даже когда Кира обвинила его в своей смерти — никогда. А тут его организм как будто уснул и перестал требовать «горючего».

Кстати, о снах. Они ему тоже уже только снились. Он забывался лёгкой дремотой лишь к часам пяти утра, но в семь был уже на ногах. И как ни странно, это не сказывалось на его энергии — молодой организм выдерживал тяжелейшие нагрузки легко, почти играючи. Александр очень хотелось свалиться от усталости, но психика показывала, что о том, чтобы вырубиться и отдохнуть, пусть он пока только мечтает.

Этим же вечером позвонила сестра. Они не связывались друг с другом с того самого момента, как Александр уехал с Жаклин на Tоrridon.

Поначалу, как и положено Дженнифер, она принялась болтать о школе, учителях и общих знакомых, просила о новоселье, но потом, почувствовав, что брат отвечает кратко и односложно, тут же исправилась.

— Что-то случилось? Что с тобой?

— Я расстался с Жаклин, — ответил он так, будто не слушал ни слова из того, что ему говорили, а думал всё это время о себе и Жак.

Пауза. Дженни переваривала информацию.

— Ну и что? Сегодня поссорились, завтра помиритесь, — наконец сказала она, пытаясь быть оптимисткой.

А вот её брата оптимизм сейчас только раздражал.

— Дженн, ты слышишь, что я говорю? Мы не поссорились, мы расстались! — немного повысил он тон.

— Почему? Она тебе надоела?

— Господи ты, почему сразу надоела? Мы встречались всего месяц! — уже не на шутку начал раздражаться парень.

— А что ты орёшь на меня?! — обиделась девчушка. — Тебе всю жизнь все девчонки надоедают, что я ещё могу подумать?

— Да… извини. — Почесал макушку Алекс. — Но она не девчонка.

— Знаю, — вздохнула на том конце его сестра. — Тебе очень плохо?

— Я уже третий день почти ничего не ем, — именно эта исчерпывающая информация, по мнению юноши, должна была дать понять Дженн о масштабах трагедии.

— Чего-о-о-о?! — действительно попала та под впечатление. — Как это, не ешь? Но этого не может быть! Ты всегда ешь!

— Получается, что, нет, — брат пожал плечами.

— М-да, — девчушка принялась думать. — Хочешь, я приеду?

Юноша несказанно обрадовался. Только сейчас он понял, что не пообщавшись с сестрой на каникулах, много упустил именно для себя.

— Да. Хочу. Приезжай.

— На выходные?

— Угу.

— Ты позвонишь маме и отпросишь меня у неё?

— Да. Я позвоню.

И поскольку впереди замаячило общение вживую, Дженни решила прощаться.

«Позвоню Уне и Марте, — уже планировала про себя девчушка. — Расскажу им, что еду в Оксфорд к брату, и заскочу на выставку бумаги в Лондоне, куплю там себе травяной папирус ручной работы. Пусть завидуют».

— Пока? — спросила она вслух у Алекса.

— Пока. До встречи, — попрощался тот и нажал на отбой.

«Жалко его, конечно, — продолжила девчушка, тоже завершая вызов. — Ну, ничего. Я ему помогу», — в задумчивости приложила она аппарат к губам.

И для Александра Дженнифер, действительно, являлась последней надеждой на успокоение.

А предпоследней был бокс.

Агрессивного желания и какойто холодной, спокойной ярости на этот поединок у парня имелось хоть отбавляй, поэтому ничего удивительного, что он так схлестнулся с Ли Панеттой — двадцатишестилетним членом клуба любительского бокса, что расквасил ему нос, а тот немного подбил Александр верхнюю губу.

Никогда ещё членовредительство не доставляло юноше столько удовольствия — ранка ныла и очень неплохо напоминала, что он всё-таки скорее жив, чем мёртв. Теперь он был на машине, поэтому, даже не стал принимать душ в клубе, а переоделся, закинул вещи на заднее сидение и рванул к себе в квартиру — отмачивать синяки в ванной.

Он только-только просушил полотенцем голову и заварил чай, когда в дверь позвонили.

Ему сразу же это не понравилось. Он не спешил оповещать ребят из колледжа о своём новом адресе — узнав, что один из них снимает квартиру в одиночку, его могут лишить уединения и покоя за шестьдесят минут и до бесконечности.

Юноша подошёл к двери и, поскольку за время жизни в общаге успел отвыкнуть смотреть в глазок, тут же её распахнул.

Перед ним стояла Жаклин.

Вернее, не совсем Жаклин, а только то, что от неё осталось.

Осунувшееся личико, двойные мешки под глазами, впалые щёчки — Александр резко захотелось застрелить Кирка. Наверное, и рука бы не дрогнула. А когда он увидел, как просияло её лицо при его появлении, то подумал, что не меньше дяди заслуживает такой же «чести» и даже, может быть, больше.

«Боже».

Имя Господа было единственным словом доступным ему на тот момент из всего его лексикона.

— Привет, — сказала между тем Жаклин, уже рассматривая его свежеподбитую губу. Увидев, что он только что после душа, доктор Рочестер тут же догадалась об «этиологии ранения».

Она в это время, между прочим, предавала саму себя. Медленно и неотвратимо.

Вообще-то, девушка понимала, что пришла в качестве живого укора, но её неумное, наивное сердце запело, только лишь ОН появился на пороге.