В конце концов, её ожидания увенчались успехом — из дома номер девять вышли две девочки лет по десять, и Жаклин без проблем зашла в подъезд.

Квартира номер два оказалась на первом этаже, так что, очутившись внутри, гостья тут же упёрлась в её двери и, не давая себе времени подумать или приготовиться, нажала на звонок.

*

После того как Александр высадил Жаклин возле её подъезда и остался наедине с собой, его ощущение тревоги и внутреннего дискомфорта резко усилилось. Уже паркуя Q7 на стоянке своего нового жилища, парень понял, что сна ему не видать как дна Лох-Морар**. И не исключено, что в ближайшем будущем — включительно.

Его всего что-то держало на взводе, даже на привязи, что-то раздражало, не давало покоя. Да, Кирк его поставил перед выбором, но не это тревожило парня и свербело у него внутри. По поводу ультиматума дяди Александр планировал хорошенько подумать и попытаться найти выход из положения. Прикинуть: что к чему и кое-что предпринять. Он свято верил в себя и то, что что-нибудь придумает, знал наверняка. Но это потом. Чуть позже. А сейчас-то что? Что не так? Что конкретно его беспокоит? Ему очень хотелось, что называется, «отряхнуться» от этого дискомфорта, но только вот как это сделать?

Первым делом он попытался заглянуть в своё нутро, но там был бардак способный своими масштабами посрамить хаос первичного состояния Вселенной и даже беспорядок в комнате такой творческой личности как его родная сестра.

И тогда он принялся вспоминать.

Когда-то давно, присутствуя при разговоре своей матери с Эшли, юноша, будучи ещё долговязым подростком двенадцати-тринадцати лет, подслушал, как женщины что-то рассказывали друг другу об их общих знакомых, и тётка не могла вспомнить какую-то фамилию. И тогда мать в помощь приятельнице поделилась одним интересным приёмом: если не можешь вспомнить фамилию человека, начни проговаривать вслух алфавит. Когда ты дойдёшь до той буквы, на которую эта фамилия начинается, ты всё вспомнишь.

Взяв на вооружение этот механизм, Александр иногда обкатывал его и на других ситуациях. Так и на этот раз парень принялся последовательно вспоминать весь ход беседы с дядей. С самого начала. Вот они прошлись по Мэри, вот заговорили о Жаклин, вот Кирк начал её нахваливать, вот… и только Александр дошел до того момента, когда Кирк поставил его перед выбором, у него в мозгу как будто прозвучал щелчок. Такой ломкий и сухой. Вот! Это было оно! То самое! Выбор!

Парень понял, что не нужно ему долго и нудно думать над дилеммой и напрягать голову, не стоит искать выход из ситуации. Поздно. Выбор уже сделан. И такой, что теперь не свихнуться бы от внутреннего протеста и отвращения к себе.

Александр был даже не то, что огорчен или разочарован. Его состояние можно описать как пограничное между конечной точкой злости и начальной стадией свирепости.

Меряя шагами гостиную в своей квартире, и зарываясь пальцами себе в волосы, он никак не мог понять, почему он не хочет бороться? Ему лень? Нет. О лени речь не идёт. Ему страшно? Ну, вот ещё! Он пасует перед Кирком? Ни в коем случае! Александр точно, доподлинно знал, что может надавить на Кирк а и довольно успешно. И тут до него дошла мысль — он боится. Ужасно, просто до мороза в позвоночнике боится, что со временем начнёт понимать дядину правоту. Признает его пророчество. Парню казалось, что вот этого-то он точно не переживёт. А вдруг, действительно, пройдёт полгода, и Жаклин ему начнёт надоедать? Ну, а вдруг? Почему такого не может быть? Какой срок у их отношений? Сейчас они на самом пике, а вот что будет дальше? Если даже сама Жаклин боялась, что они погрязнут в рутине, значит, в этом есть смысл?

Парень очень чутко прислушивался к себе на предмет боязни послать Кирка подальше, «уйти в свободное плавание» и «утонуть». Такой трусости и продажности он бы себе точно не простил. И с облегчением понимал, что это его не пугает. Он бы мог взять свой траст, закончить Оксфорд, вернуться с Жаклин хотя бы в Глазго и начать пробиваться там, как начинал и сам Кирк.

Александр вспомнил, как Дженни всё время мечтала выкупить у Эшли её долю в кафе и перепрофилировать его в детское. Продумать что-нибудь ещё с творческим уклоном.

Поэтому юноша точно знал, что не пропадёт, но дело было совсем не в этом. Ещё занимаясь в спортивной школе боксом, от своего тренера мистера Вальца Александр услышал пафосную фразу о том, что в жизни нужно точно для себя решить: льёшь ты слёзы или кровь. Конечно же, тогда ему эта чепуха понравилась и иногда даже помогала в поединках. Было в ней что-то эдакое, заводное, воинственное, она давала правильный настрой. Но со временем эти слова как-то так надоели и забылись. И вспомнились только сейчас. Хотя он всегда знал, что ему проще, и лучше, и слаще, и правильней лить кровь. Таким он родился.

Он выбрал Кирка. Мечту. Ему даже полегчало.

Парень прекрасно понимал, что мечту эту ему указал Кирк, но всё-таки его мечта — это он сам. Часть его. Его сущности, его жизни, его возможностей, его желаний. Отказавшись от мечты, ему бы пришлось проститься с частью себя.

«Жаклин, — сидя на кресле в своём «логове», Алекс схватился за голову. — Боже». Парень уже сейчас видел ясно, что и от Жаклин ему целым и живым не уйти. Если руки-ноги она ему оставит, то сердце порвёт точно. Скормит голубям на Трафальгарской площади и правильно сделает. И именно к этому он начал готовиться.

Нужно было каким-то образом и самому войти в это и впустить это в себя. Это был его ад, его Галгофа, его чистилище. Тому, что он собирался сделать, название ещё не придумано. По крайней мере, не в его мире.

Это являлось для него какойто дикостью, варварством. МакЛарен подскочил с кресла и принялся ходить из угла в угол и приглушенно рычать. Если сказать, что ему было плохо, то это не сказать ничего — парень перерождался на глазах. Он понимал, что после того как всё закончится, ничего из этого он себе позволить уже не сможет. Сделал — не жалей. И он не будет.

Его посещали различные мысли. В том числе и о том, что Джеки тоже поспособствовала этому решению, даже сама того не желая. Своими рассуждениями о рутине и тем, что не дрогнула перед угрозами Кирка, она показала юноше, на что способна, на что рассчитана. Александр поверил в неё. Его Сасенак справится, выживет. Но всё равно то, через что он заставит её пройти резало его по живому на полоски, а потом шинковало на кубики. Мысль о том, что, возможно, вся стойкость и вся сила девушки держится только на чувстве к нему, Александр старательно от себя гнал.

«Жаклин не такая, — стискивал челюсти парень. — Она найдёт себя и в самой жизни».

А ещё, он боялся, что если не рассмотрел в ней ту силу, которой она обладает, то скорей всего, не видел и ещё много другого. И это его пугало. Кроме того, с этой девушкой для него всё будет слишком болезненным, слишком чувствительным, каждое открытие, каждый поворот в характере. Возможно, он предпочтёт спутницу, которая не сможет его так удивить, поразить, взволновать до такой степени. Возможно.

Но и это было ещё не всё.

Когда Александр выжал из себя всё до капли, казалось, растратился весь до последнего движения души, то принялся «брать в долг» — парень подумал о том, что со временем Жак, скорее всего, его забудет, полюбит кого-то другого и выйдет за того замуж. Картинка того, что какое-то чмо прикасается к телу его Джеки, целует её губы и владеет ею, отбрасывало его прямо к разговору с Кирком. К самому его началу. Александр резко хотелось сделать вид, что этого разговора не было никогда. В природе не существовало. Отдать свою Жаклин какому-нибудь «оленю» — парень и рад бы был это с чем-нибудь сравнить, да не мог. Ну, если только с беспрецедентным, кромешным адом.

В воскресенье от Чарльза Александр вышел с огромной дырой вместо груди. Ничего не ныло, не болело, не беспокоило, потому что ничего и не было. Его самого уже не было. С мира тоже стёрли все краски. Чуть позже, уже направляясь к себе домой на машине, по дороге он с удивление обнаружил, что различает красный и зелёный сигналы светофора на пересечении HighSt и CoveredMarketSt. Это было неожиданно и странно.