— Я тебя отпущу, — кивнул тот, кратко взгляну жене в лицо. Он, опять уложив её на диван, очень сильно и больно надавил ей одной рукой на грудь, а второй приподняв её ноги, подставил под них свои плечи и уже принялся заламывать конечности ей к груди, то есть складывать девушку пополам. — Но только… чуть… позже. Вот сейчас покажу… — Жаклин как могла упиралась ногами и руками и пыталась отодрать от своей груди его руку, но очень быстро ослабла и только лишь дала себе первую передышку, Чарльз тут же сложил её пополам, — … и отпущ-щ-щу. Фух-х-х… — удерживая жену в такой неудобной позе и пользуясь тем, что она спутана, он одной рукой придерживал её ноги так, что она с трудом дышала, а сам расстёгивал свою ширинку. — Сейчас я тебе… всё-ё-ё-ё покажу, — бормотал он себе под нос, предусмотрительно отстранившись, чтобы супруга не могла дотянуться до него руками, а значит, и ногтями. — Сейчас…

Жаклин, с таким-то адреналином в крови, накрыло состоянием, при котором чувствительность очень сильно притупляется. Но, тем не менее, момент, когда он вошёл в неё, она всё-таки почувствовала. Правда, это было всё, что она смогла ощутить — сил не осталось никаких, и девушка громко, навзрыд, заплакала от бессилия и обиды. Она уже молилась только о том, чтобы всё это быстрее закончилось.

А Чарльз, будто назло, никак не мог кончить. Его отвлекали всхлипы и сопли супруги. Разражаясь всё больше на женщину и злясь на перспективу своего возможного фиаско, в какойто момент ему очень хотелось ударить Жаклин по лицу, но он вовремя вспомнил об обещании Алекса, и от греха подальше решил сдержаться. А вот исполнять супружеский долг — это обязанность каждой жены. А ведь Жаклин ему пока что ещё жена.

— Я… их…вот… так…вот… трахал… дорогая, — приговаривал он после каждого толчка. — Вот… так… вот… — наконец, абстрагировавшись от рыданий под ним, да ещё и с помощью воспоминаний о своих похождениях с аспирантками, Чарльз пришёл к концу. Кратко застонав, он повалился на жену как куль, придавив её своим весом. Но тут же быстро вышел из неё и перекатился на бок рядом.

Под конец, от унижения и неудобной позы у девушки сил не осталось совсем. Даже на слёзы. Но только лишь почувствовав, что её уже не удерживают, она потихоньку, еле-еле, но всё-таки начала отползать. Ей очень хотелось оказаться сейчас где-нибудь в Антарктиде или на Луне — главное подальше от этого мужчины. Поэтому она ползла до тех пор, пока не свалилась с дивана. Там, на полу, сидя и всё ещё всхлипывая, Жак принялась натягивать на себя джинсы с трусиками.

Справившись, девушка так же медленно поднялась и на ватных ногах, с не застёгнутой ширинкой, поплелась из кабинета, держась руками за стены и косяки дверей.

— Дура, — прозвучало ей вслед.

Она вздрогнула и на миг остановилась, но тут же двинулась дальше. С перерывами на отдых дойдя до ванной и выпустив оттуда Сулу, она сама там заперлась, разделась, выкинула в мусор джинсы с трусиками со следами спермы Чарльз а и встала под горячий душ.

Её трясло. Всю. Слёзы опять полились градом, словно вода из разбрызгивателя, но боль не шла на убыль. И даже наоборот — по мере того как Жак приходила в себя, волной горя её накрывало всё плотнее и тяжелее. Девушка рыдала до рвоты, до судорог во всём теле. Но этому она была только рада — ей так хотелось смыть с себя и из себя всё в слив. Там всему этому было самое место. Туда же, кстати, из неё всё ещё вытекала и сперма мужа.

Обида душила, сжимала горло мёртвой хваткой и не давала дышать. Жаклин судорожно хватала ртом воздух. Она уже доходила до какого-то отчаяния, не зная, куда деться от этой всепоглощающей, раздирающей боли.

Рыдания иссякли только лишь вместе с последними силами. Полностью выжав себя всё до капли и физически и морально, Жаклин буквально выползла из душа и прошла в гостиную — Чарльза уже нигде не было видно — и, кое-как расстелив постель, замертво рухнула и уснула тут же с мокрыми волосами.

Но спала она плохо и тревожно. Постоянно просыпалась и ворочалась. Ей снились разбившиеся зеркала. Она брала зеркало и вешала его на гвоздик, но как только отворачивалась, оно падало и разлеталось на мелкие осколки. Она опять где-то находила целое зеркало и опять вешала его на этот же гвоздик, но он в который раз обламывался, и зеркало в который раз падало и разбивалось. Устав ещё и от этого, Жаклин проснулась окончательно.

Глава 5 °Cаламандра Часть 2

Часть 2

Был уже вечер. Сумерки. Видимо, проспала она довольно долго и поэтому встревоженный организм, восстановив силы, тут же пробудился и взял своё.

«Александр! — первое, что пришло ей в голову, как только она открыла глаза. — Родной мой», — мысленно позвала девушка. Но никто не откликнулся.

В комнате никого не было, и только верная Сула свернулась колечком на полу у дивана.

По мере того как Жаклин отряхивала с себя остатки сна, ей всё больше давало о себе знать ощущение будто её переполовинили — вроде бы руки, ноги на месте, но целой она себя ощутить не могла, как ни старалась. Ей то и дело казалось, что половина её туловища — уже не более чем фантом.

А сердце будто разрослось до неимоверных размеров. Заняв почти всю грудную клетку и подступив к горлу, эта главная мышца кровообращения тут же принялась рваться на части.

Девушка приложила руку к груди. Может быть, если она погладит и приласкает своё бедное сердце, оно поймёт, что кому-то есть до него дело, обрадуется и успокоится? Но упрямое сердце и не думало униматься. Оно кричало, буквально вопило внутри и рвалось, и билось, и болело.

«Господи, — девушке начало казаться, что она гибнет, пропадает, горит заживо как саламандра*. — Если ничего не изменится, вернее, если я сама ничего не изменю, мне и руки-то на себя накладывать будет ни к чему — я и так подохну», — вынуждена была опасаться она за себя уже не на шутку, поэтому схватилась за остатки разума и попробовала думать, хоть и это напоминало ей пробные, робкие шаги по первому тонкому льду, который грозил в любое мгновение проломиться и погрести её под собой. Окончательно и навсегда.

Влюблённая даже не то что понимала, она ясно видела, что Александр её предал. Он предал их чувство, их пару. Вот так вот за её спиной пришёл и рассказал всё Чарльзу. Да ещё и поделился с ним этими радостными снимками, их счастливыми моментами. Самым сокровенным, интимным.

Мысль зацепилась за воспоминания и понеслась вскачь по недавнему прошлому. Жаклин лежала и вспоминала: хайлэндс, гору Крика, её озеро, «London Eye» и ещё много приятных и волнующих мелочей. Так вот постепенно, собрав у себя в голове пазлы их отношений за последний месяц, вспомнив, каким Александр был с ней всё это время искренним и влюблённым, да и к тому же сам юноша настолько приучил её «читать» его между строк, что она вдруг ясно осознала: он её любит. Иначе просто и быть не может.

«Он меня любит! — радостно воскликнув про себя, с удовольствием закрепила бедняга в мозгу этот постулат. — Только вот что это меняет?» — тут же спросила себя Жаклин и принялась дальше развивать мысль о том, что если уж Алекс её любит, то своим поступком он отказал не только ей в любви к нему, но и себе — в чувстве к ней и сам, скорее всего, от этого очень страдает. И получается, что его предательство было не ради самого предательства, а только лишь способом оттолкнуть её и как можно дальше?

«Поздно. Слишком поздно. Я уже прощу тебе всё, — мысленно обращалась она к своему шотландцу. — Вот такая вот я дура, — лёжа на диване в сумерках гостиной, ругалась на себя Жаклин. На том самом диване, который они с Александр две ночи подряд испытывали на прочность.

«Боже, — накрыла она лицо руками, — что мы тут тогда творили! Какой же он… сладкий, любимый, родной и единственный», — опять погрузилась в воспоминания влюблённая. Её шевеления заметила Сула и поднялась на лапы. Собака положила голову сбоку на подушку — подходило время вечерней прогулки.

— Потрепи, непоседа. Скоро пойдём, — с любовью и нежностью погладила её хозяйка по приятной, гладкой шерстке, напоминающей мех норки.