Литмир - Электронная Библиотека

Интересно, догадывался ли великий Карл Бенц, что, удовлетворив просьбу энергичного, напичканного толковыми идеями двадцативосьмилетнего парня и назначив его в столь юном для инженерной профессии возрасте на должность руководителя производства, он сделал непростительную ошибку и, как говорится, «пригрел змею на груди», потому как многое вложил и многому научил никого иного, как основателя концерна Audi — Аугуста Хорьха, — смелого, талантливого конструктора и амбициозного, неуживчивого человека, детище которого в будущем на многие годы станет «зубной болью» и «занозой в заднице» компании «Benz», составляя ей достойную конкуренцию на улицах городов и деревень и с завидной регулярностью заставляя глотать копоть из своих выхлопных труб на гоночных трассах? Вряд ли.

А знал ли сам Аугуст Хорьх в 1900-м году, на заре двадцатого века смастерив автомобиль с двухцилиндровым двигателем в пять лошадиных сил и с приводом на задние колёса в виде кожаного ремня, что когда-нибудь, в будущем, его последователи доведут количество цилиндров до двенадцати, кожаный ремень заменят гидромеханической, восьмиступенчатой коробкой передач, к заднему приводу прибавят ещё и передний, сделав его, таким образом, полным, и обойдутся вообще без мотора? Вместо мотора его коллеги из будущего поставят под капот машины с четырьмя перекрещенными кольцами на решетке радиатора обыкновенную «атомную бомбу» в пятьсот лошадиных сил.

Хотя, зная Хорьха, можно предположить, что он похвалил бы потомков за то, что их «атомная бомба» работает на дизельном топливе, потребляет такой пустяк, как десять литров на сто километров трассы, разгоняет с ноля до сотни машину весом без малого в две тонны за пять секунд, и, скорее всего, был бы жутко недоволен и топал бы ногами, и стучал бы своей тростью об пол, и кричал, что они лентяи, бездари и тупицы — двадцать первый век на дворе, люди строят «умные» дома, разговаривают по телефонам, разгуливая по улицам, практикуется космический туризм, а под капотом его машин всё ещё до сих пор не…

— Вечный двигатель — когда его уже изобретут, мать их? — возмутился Александр, буравя досадливым взглядом табло с надписью: «Запас хода — 6 миль» на торпеде «своей красавицы». — Неужели это так сложно? — нажал он где-то под сиденьем рычаг замка топливного бака и вышел из машины под дождь.

Он заливал дизтопливо из запасной канистры, а Жаклин сидела в пассажирском кресле и скромно улыбалась.

«Не хочет ехать в Лондон», — подытожила она поведение парня за это утро, вспоминая, как тот еле-еле проснулся только лишь около десяти утра — ей даже пришлось сделать вид, что напрашивается на утренний секс, а как только сонный юноша, пару раз отмахнувшись для поддержания игривого настроения, всё-таки снизошел, девушка вырвалась и испуганной ланью скрылась из виду в ванной и закрылась там. Когда же она, приняв душ, сама освободила себя из «плена», не дождавшись прекрасного пылкого принца, её «принц» мирно посапывал почти в той же позе, в которой она его оставила.

«Заездила парня, — умилилась Жак этой пасторальной картинке. — Сволочь я последняя, разлучаю ребёнка с родиной. Он и так, наверное, скучает по своей Шотландии, а я его — в Лондон. Эгоистка чертова».

Направляясь назад, в Англию, она могла ругать себя самыми последними словами, ей по силам было выдержать даже не самое лучшее настроение её шотландца, потому как ехала встречать Новый год с любимым человеком в город, где родилась, и где прошла ее юность. По понятным причинам, увы, безрадостная.

— Если под капотом твоей машины был бы вечный двигатель, она стоила бы, наверное, как «Конкорд», — ответила она Алексу, когда он, уже весь мокрый, залез в машину.

— Если бы она ещё и летала как «Конкорд», я бы её купил, — засмеялся тот, опять нажимая на кнопку зажигания. Поскольку в мокрой дублёнке сидеть было не очень приятно, да и в сухой тоже, парень её снял, повесил на крючок над задней дверцей и остался в этом мохеровом свитере стального цвета исландского производства, увидев который на нём ещё в доме, в комплекте с какими-то очередными новыми джинсами, Жаклин тут же облачилась в своё кашемировое платье. На всякий случай.

— Если бы она стоила как «Конкорд» и летала бы как «Конкорд», её было бы проще угнать, — вскинула подбородок законопослушная доктор Рочестер, в то время как её водитель приготовился разворачиваться во дворе дома.

— А-ха-ха… — засмеялся юноша, — точно! Я всегда знал, что вы практичная женщина, доктор Фортескью. — Он упорно продолжал игнорировать её фамилию в браке.

Жаклин тут же вспомнила о Чарльзе, вмиг погрустнела и отвернулась к окну.

— Пока, — еле успела она помахать исчезнувшей из поля зрения стеклянной веранде. Девушке хотелось пообещать вернуться сюда ещё когда-нибудь, встретить опять эти места и сказать: — «Привет. Я скучала», — но делать этого не стала, а молча провожала тоскливым взглядом остров-«сюрприз», показавшийся сразу же, как только они завернули от дома к посёлку. С грустной, любовной улыбкой посмотрела она в последний раз и на благородного «WINDY», мокнувшего под дождём на своём посту возле маленького причала и на всё такой же безлюдный, пустынный посёлок, приунывший в пасмурную погоду так же, как и катер. Жак понимала, что это глупо, но всё равно ничего не могла с собой поделать и чувствовала себя предательницей — когда тут светило солнце и по небу плыли чистенькие, белоснежные облака, она с удовольствием составляла компанию и посёлку, и озеру, и катеру, но как только пошел дождь и эти места погрустнели, она вместо того, чтобы поддержать и развеселить их, села в шикарный автомобиль и уехала, прихватив с собой одного из самых лучших сынов этой земли.

«Угонщица, она и есть угонщица», — продолжала девушка выдерживать утро в стиле самобичевания.

Жак опять вспомнила их жаркую ночь во всех смыслах. Они тогда поднялись со своего ложа, обулись и оделись, парень собрал с земли килт и, скомкав, бросил его в костёр. Запахло палёной шерстью. У неё тогда возник вопрос.

— Ты только не злись, хорошо? — сейчас положила Жак ладонь на разделительный бардачок.

Юноша рассмеялся, плотно сжав губы.

— Я опять хочу у тебя кое-что спросить.

Он только скептически вздохнул. И опять улыбнулся.

— Вот ты просил меня побыть свободной, а что такое свобода для тебя?

Юноша тут же стал серьёзен и в задумчивости передёрнул рычаг скоростей — они выехали на ещё более широкую трассу.

— Свобод много. — Скептически скривился он и пожал плечами. — Есть абсолютная свобода, — юноша сделал веерообразный жест рукой, — она не обременена ничем, в том числе плотью, её мы можем достичь только после смерти… я так думаю… — заложил он одну ноздрю указательным пальцем, но тут же отпустил, — но это крутая философия, хоть Фрейд и пытался перенести её в психологию, это мы ещё в Глазго учили, так что об этом можно очень долго. — «Философ» чуть помолчал. — Есть свобода мысли — в этом случае мозг свободен от условностей, штампов, клише. Сюда же входит свобода слова. Есть свобода самовыражения — это творчество и весь эмоциональный спектр. В свободе самовыражения у меня также стоит свобода вероисповедания, ведь вера — это эмоция. Есть свобода передвижения — с нею вообще все ясно. Что до остальных свобод, — МакЛарен, не отрывая глаз от дороги, почесал за ухом, — то тут все зависит от человека… от его желаний и возможностей что-то менять и что-то привносить в свою жизнь. Что до меня, — юноша опять зажал себе ноздрю указательным пальцем, но тут же отпустил, — я не имею возможности обрести абсолютную свободу, для меня свобода — это максимальная возможная совокупность всего того, что я перечислил и ещё того, что забыл. Как-то так. Но 100 % здесь, конечно, быть не может, иначе это либо психологическая анархия… либо патологическая утопия.

Жаклин слушала, затаив дыхание. Потом сморгнула и спросила:

— А как ты думаешь, влюбляясь, человек теряет свободу или приобретает?

— Я не думаю, что свободу можно потерять или приобрести. Совокупность свобод величина постоянная, как мне видится. Просто меняются местами формы, возможности — вот и всё. Когда человека сажают в тюрьму, его ограничивают в пространстве и времени, но освобождают от поисков работы, пропитания, от многого того, что довлело над ним в быту. Есть люди, которые не выдерживают большую степень свобод. У таких сильно развито стремление к зависимости — любой: никотиновой, алкогольной, наркотической, гастрономической.

149
{"b":"585920","o":1}