— Ты представляешь, каким должен быть пляж, чтобы при температуре воды в семь градусов войти в сотню лучших пляжей мира? — юноша поднял в назидательном жесте указательный палец.

— Представляю!

— Вот! Вот он такой и есть, — ткнул он этим же пальцем в землю. — Мексике такой пляж и не снился.

— И не снился, — соглашаясь, отрицательно покачала головой Жаклин. — Но и туда тоже не очень долго на пароме. Черт, прости, забыла — у тебя же кинетоз!

— Нет у меня никакой морской болезни!

«Угу. Значит, есть надежда, что и «Скопаламин» он тоже запомнил!» — успела подумать про себя коварная доктор Рочестер.

— Ну-у-у… извини, забыла, у тебя же нет морской болезни, — она пожала плечами и, зло шмыгнув носом, продолжила шагать вверх.

*

— Йоху! — крикнула, подпрыгнув, Жаклин. — Йоху! — она мигом стянула с головы шарф Алекса и принялась махать им над головой, приветствуя картинку перед собой. Вернее, под своими ногами. Они стояли на вершине горы Крика, а вокруг «плескалось море». Море из гор.

Горные вершины словно волны выглядывали друг позади друга, как бы нагоняя одна другую. Их белые заснеженные шапки смотрелись как пена на гребнях. Куда ни глянь, горное «море» различной степени «волнения» простиралось практически до самого горизонта, где сливалось с небом, теряясь и растворяясь в пасмурном сумраке, как в пограничном буфере между горным и небесным пространствами.

Кстати, о небе. С самого утра оно заслуживало особого внимания. Только лишь вылезши из палатки и взглянув вверх, парочка дружно погрустнела: о таком небе говорят «набухшее» — того и гляди его прорвёт. И с течением дня, судя по всему, гнев на милость небесное пространство менять не собиралось. Поэтому парню с девушкой ничего не оставалось, как наслаждаться последними каплями везения в плане погоды.

— Боже мой, Алекс, эта красота стоила десяти таких восхождений, как мы сейчас сделали! — кинулась она на шею к своему проводнику, но тут же отстранилась и продолжила с того, на чем остановилась. — Йоху, как здорово! Йоху!

— Прыгай осторожней, не то скатишься вон туда на заднице, — и он показал на крутой, вогнутый склон горы Крика под их ногами, напоминающий огромную, широкую детскую горку, особенно с правой, восточной стороны, где снежное покрытие простиралось вплоть до подножия.

В принципе, здесь так и просились в руки санки, если бы не встречающиеся на этой «горке» то тут, то там, внушительного размера рваные валуны с острыми краями, которые не в силах были замаскировать даже немаленькой толщины сугробы. Такие «камушки» неминуемо не оставили бы ни единого шанса при встрече с ними на скорости. Центр полукратера облюбовало себе небольшое, тихое, мелкое озерцо. Водоём был настолько круглый и такого умиротворяющего вида, что так и напрашивался на характеристику: «свернувшийся клубочком».

— Стой спокойно, — сжал парень плечо девушки и слегка встряхнул. — Не прыгай пока. — Он полез во внутренний карман расстёгнутой дублёнки и достал айфон. — Стой, не шевелись, — навёл он аппарат на свою «модель». Как только её «фотограф» замер, «модель» подпрыгнула так, что достала задниками ботинок до низа пуховика у себя на ягодицах.

«Щелк» — сработала камера.

Жаклин засмеялась, а Александр с укоризной поджал губы и в неодобрении покачал головой.

— Дай я посмотрю, что там получилось, — подошла к нему девушка и заглянула в телефон. — Оу, круто! — она ошарашенно шмыгнула носом. — Потом скинешь это мне на Фейсбук, ладно?

— Иди сюда, — чуть согнувшись в коленках, обнял её за плечи юноша и, вытянув руку с айфоном перед ними, щелкнул кадр. После чего, пока Жаклин не принялась опять скакать и размахивать руками с шарфом, повернул ладонью её голову к себе и сильно, с желанием, буквально засосал её губки и тоже задокументировал сей интимный момент. Целоваться на вершине горы Крика, находясь в самой пучине этого горного «моря», оказалось не менее захватывающе и возбуждающе, нежели на берегу Torridon, поэтому Александр, даже не разорвав поцелуя, погасил экран телефона и засунул его в задний карман джинсов.

Взяв в свидетели своего взаимного притяжения теперь ещё и почти половину западного побережья хайлэндса, они отстранились друг от друга. Девушка потёрлась носом о свой любимый мужской подбородок и, просунув руки под дублёнку, обвилась ими вокруг стройного молодого тела. Юноша обнял её за плечи.

— Мы сейчас домой? — тихо спросила она в вязаное полотно свитера на его груди.

— Нет. Я хочу показать тебе ещё одно место. Здесь совсем недалеко. — Он первый разжал объятья — Надевай шарф. Сегодня ветра, можно сказать, почти нет, но даже такая погода в хайлэндсе бывает обманчива. Не хватало тебе ещё уши простудить. И пойдёшь ты тогда к Сесилии забирать свою шапку назад, — улыбнулся заботливый молодой человек.

Жаклин развернула в руках шарф и в следующее мгновение уставилась на него в испуге.

— Ой… я не смогу его здесь завязать! — подняла она на Александр полный ужаса взгляд. — Мне нужно зеркало!

Тот цокнул языком и закатил глаза.

— Дай сюда, — принялся он обматывать ей шарфом голову как ободом. — Я — твоё зеркало, — умильно улыбнулся он.

— Ты — моё отражение, — немного с детскими нотками в голосе промурлыкала Жак.

— Есть такое дело, — утвердительно кивнул парень, сооружая впереди на шарфе небольшой отворот, ибо теперь за её внешний вид на будущих сегодняшних фото он отвечал головой или даже чем поважнее. — Я очень люблю в тебя вглядываться, — легонько чмокнул он свою капризулю в кончик носа и накинул на всю эту красоту капюшон.

Та, будучи настоящей капризулей, а не притворной, капюшон тотчас же откинула, вернув красоту миру, и развернулась опять к «морю».

Они просто молча стояли бок о бок и любовались. Англичанка не находила, да, признаться, не особо и искала слова, которые бы смогли выразить то, какие чувства испытывала она, уроженка Лондона, здесь и сейчас, стоя на вершине горы Крика, когда эта северная красота, простирающаяся у её ног, делилась с ней своим величием, мощью, какойто особой, еле уловимой идеей или даже парадигмой. Именно такие сеансы «философии от природы» вызывают желание тщательно пересмотреть и, что называется, «перетряхнуть» свои устоявшиеся, выработанные годами жизни и работы в больших городах, жизненные акценты и приоритеты. И хоть главный приоритет Жаклин стоял сейчас рядом с ней по правую руку, картинка перед глазами так и нашёптывала, так и внушала, что это ещё далеко не всё.

А сам «приоритет» с гордостью и одобрением окидывал взглядом свой хайлэндс, примерно как владелец смотрит на его любимых лошадей, хорошо выступивших на параде или скачках и показавших себя во всей красе.

Из состояния задумчивости обоих вывели снежинки. Обыкновенные снежинки. Эти крошечные кристаллики беззвучно, незаметно начали спускаться откуда-то сверху на одежду парочки, превращаясь на её поверхности в такие же микроскопические капельки.

Сначала их было всего несколько штук. Они появились тихо-тихо, как бы крадучись, и по количеству и по поведению напоминая разведчиков, которых «основной отряд» выслал вперёд разузнать обстановку. По всей видимости, «разведчики» доложили, что ситуация благоприятная, потому как вся остальная «белая гвардия» не заставила себя ждать — буквально через считанные секунды снег повалил будто пух из распоротой подушки.

— Пошли скорей, — тихонько тронул за плечо Александр свою Сасенак.

— Угу, — машинально отозвалась та. — Пока, — помахала она горам рукой у плеча.

Спускаться оказалось ненамного легче, чем подниматься. У девушки было ощущение, что её посадили за руль AstonMartin и выпустили на оживлённые улицы Нью-Йорка — на скорости приходилось различать и сортировать по виду камни на «спокойные» и «не очень» и тут же избегать попадания ногами на последние, потому как некоторые из них выскальзывали из-под подошвы как живые лягушата. Мокрый, скользкий мох не вызывал у неё доверия в принципе.

По ходу спуска, снег становился всё более мокрым и тяжелым, а у подножия, на дорогу, где стояла припаркованная Q7, лил уже обыкновенный дождь. Только горный, непривычно холодный.