— Не уверена, что есть, — Эмри по очереди открыла все шкафчики и, не обнаружив там совершенно никаких продуктов, кроме заказанных ею накануне для приготовления ужина, развела руками. — Извини.

— Видимо, у MJ дела совсем плохи, — с нескрываемым сарказмом заключил он. — У вас… Ну то есть… в смысле у Меженова есть ведь ещё хотя бы пара домов?

— Если тебе интересно, Мор, — с мрачной усмешкой ответила ему Эмри, мысленно возмутившись его оговорке, — MJ вообще выдаёт жильё только в пользование, так что ты можешь считать, что и эта квартира принадлежит корпорации и ни за кем лично не закреплена. С другой стороны, раз уж Гений — глава корпорации, то ты можешь сделать из этого другой закономерный вывод: что формально всё движимое и недвижимое имущество в границах внешнего города принадлежит ему.

— Мы вообще, кажется, не чай пить и дом обсуждать пришли, — Сонцев ещё более недовольно посмотрела на своего спутника, который, как ей казалось, вёл себя нетактично. — У нас на самом деле к тебе очень важный вопрос. И честно говоря, Эмри, если б была хоть какая-то возможность решить этот вопрос без тебя, мы бы обязательно ею воспользовались, потому что я даже не представляю, что ты должна сейчас чувствовать. Я думаю, тебе понадобится долгий отпуск после того, как мы все вернёмся домой.

— Это правда, — согласилась с ней Эмри, — я думаю сейчас о том, чтобы совсем уйти из комитета. Не знаю, как после всего, что произошло здесь, я смогу спокойно работать…

— Нам ужасно жаль. У вас ведь осталось двое детей? — всё с тем же сочувственным выражением лица спросила её Сонцев.

— Не нужно жалости, — отрезала Эмри, — давайте закроем эту тему. О чём вы хотели поговорить?

Сонцев придвинулась ближе к столу.

— Видишь ли, Эмри, ты нам, наверно, так сразу и не поверишь, но то, что мы хотим сказать, это… мы довольно долго взвешивали все «за» и «против» прежде, чем пришли к некоторым выводам. И мы должны быть уверены, что ты сможешь отнестись к ним непредвзято, как член комитета, — издалека начала она.

— Вы сомневаетесь в моём профессионализме? — равнодушно поинтересовалась Эмри.

— Ну, это не так. Но мы хотим знать несколько вещей прежде, чем поделимся с тобой некоторыми нашими опасениями.

— Короче, — прервал её Моррван, — насколько ты в курсе того, что происходит в секторе? Я имею в виду, насчёт того, чем занимается Меженов? Насколько часто вы… видитесь?

— Ну, вчера и позавчера мы практически всё время были вместе, в том числе и ночью. Он почти всё это время работал, его больше ничего не интересует. Прошлой ночью я спала в его кабинете, но спала я плохо и знаю, что он никуда надолго не отлучался. Насчёт того, чем именно он занимается: это, думаю, и для вас не секрет — он отлаживает какие-то алгоритмы А-17. Сегодня в одиннадцать утра он по моей просьбе встречался с Роулсом, чтобы Анну отправили домой. Потом… я даже не знаю… я немного приболела, вот и сижу здесь.

— Нет, ты не совсем поняла вопрос, — сказал Моррван. — Можешь ли ты сказать более точно, чем он занимается? Нас интересуют технические подробности. Что ты вообще знаешь об А-17?

— Ну, вряд ли я знаю намного больше, чем вы, — ответила Эмри после небольшого раздумья. — Как я понимаю принцип работы А-17, оно меняет некоторые воспоминания на внешней памяти или даже, я бы сказала, восприятие этих воспоминаний, что позволяет поменять не только поведение человека, но и установки, которые это поведение определяют. А-17 делает их в целом, м… менее эгоистическими. Ну и, как я понимаю, возможность этого связана с тем, что внешняя память, которую теперь стали устанавливать чуть ли не с рождения, резко сократила объём данных, хранящихся в нашей биологической памяти. И конечно, с тем, что MJ обладает самой подробной в мире базой данных по всем возможным поведенческим аспектам, по которым только можно было собирать статистику, что и делалось с начала широкого внедрения внешней памяти. Конечно, в нарушение всех межсекторальных договорённостей. Первые доказательства этого, помимо всего прочего, привезла в комитет восемнадцать лет тому назад я. И я была уверена, что Эс занимался в секторе тем же самым, чем и я когда-то: собирал информацию…

— Минутку, — вновь не дал ей договорить Моррван, — это всё мы и так знаем, нас больше интересует индивидуальная настройка А-17.

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, какие детали, — Эмри посмотрела на них по очереди, но Моррван и Сонцев молчали, поэтому она продолжила: — Ну, А-17 понимает, что именно надо поменять во внешней памяти конкретного человека или группы людей, чтоб достичь нужного результата. Результат можно выбрать. Без выбора конкретной задачи она настраивается на достижение оптимума, правда, я не очень пока понимаю, какой именно оптимум, но, думаю, это не Парето.

— Понятно. Видимо, ты не знаешь, — разочарованно резюмировал Моррван.

— Да чего я не знаю? — нетерпеливо возмутилась Эмри. — Могу узнать, если нужно.

— Да, мы хотим узнать, — тут же согласилась Сонцев, — но есть один нюанс: ты не должна спрашивать об этом Меженова.

— Почему? Вы думаете, он соврёт мне? Я могу вас заверить, что он вообще не очень умеет лгать.

— Дело в том, что у нас есть очень серьёзные основания подозревать его и Роулса в сговоре. И цели этого сговора…

— Вы ошибаетесь, — отрезала Эмри.

— Вот я же говорил тебе! — воскликнул Моррван. — Она не будет нас слушать.

— Почему же, я вас слушаю, — Эмри словно очнулась от овладевшего ей в тот день оцепенения. — Извините, не буду больше перебивать, говорите.

— Ну, как скажешь, Эмри. Мы начнём с главного, — сказал Моррван, скептически покачав головой. — Во-первых, от рядовых членов и экспертов комитета скрывают действительное положение дел в секторе, таская нас по явно специально для это вылизанным достопримечательностям. Ты знаешь, почему ночью был пожар?

— При чём здесь это? — удивилась Эмри. — Думаю, какой-то очередной сбой в А-17, тем более Гений спал в это время. Наверняка в системе что-то вышло из-под контроля, а исправить всё это было некому, потому что до сегодняшнего дня весь его отдел был арестован.

— Сбой, вот как, — Моррван на какое-то время замолчал. — Ну, можешь считать и так. Это действительно результат того, что А-17, как мы считаем, не на всех людей действует с одинаковой силой.

— То есть в секторе есть люди, на которых оно не действует? — ещё больше удивилась Эмри.

— Это всего лишь гипотеза, — осторожно заметила Сонцев.

— Если б эксперименты с внешней памятью были разрешены, мы бы знали точнее, — согласился с ней Моррван.

— В общем, мы предполагаем, что значительная часть населения старше определённого возраста вообще не подвержена действию А-17, несмотря на то, что внешняя память у них установлена уже давно. Наверно, должны быть и какие-то индивидуальные особенности, но мы считаем, что возраст важнее.

— И какой же это возраст?

Моррван пожал плечами.

— Сорок пять по меньшей мере, но это пока просто предположение. Возможно, что планка гораздо выше, мы действительно этого не знаем. Мы строим своё предположение лишь на дате, с которой начали более-менее повсеместно устанавливать внешнюю память в возрасте до пяти лет. Но даже по этому вопросу у комитета нет точных данных: мы думаем, что сектора не делились с нами достоверной информацией, — всё же решилась ответить ей Сонцев.

— И что из этого должно, по-вашему, следовать? — несколько растерянно спросила Эмри.

— Гипотеза такова, — уже более уверенно продолжил Моррван, — люди, на которых А-17 не действует, в идеальном мире математических моделей должны спокойно жить себе, как прежде, а люди, на которых А-17 действует, должны не мешать им жить. Таким ведь примерно должен быть алгоритм оружия, правда?

— Звучит разумно, — согласилась Эмри.

— Ну да, но ты случайно никогда не пробовала ткнуть палкой в улей? — поинтересовался он.

Эмри даже слегка рассмеялась абсурдности предположения.

— Он хочет сказать, что люди, не подверженные действию оружия, вполне могут сделать какую-нибудь глупость, которая будет воспринята программой как агрессия, — пояснила Сонцев. — Впрочем, я не думаю, что программа так глупа и настолько низко оценивает человеческую жизнь даже за пределами условного улья, чтобы убивать каждого, кто, например, попытается вытащить внешнюю память у человека под контролем. Я склонна думать, что всё немного сложнее, хотя в целом Мор прав. Мне кажется, в секторе сложилось организованное сопротивление оружию. Но это скорее нехорошо, потому что максимум, чего повстанцы смогут добиться, — всем умереть.