Благодаря тому, что душою, я вернулась цельной, не утратив памяти и сил, из-за вспомогшего не растерять энергию барьера - я полно контролировала сознание, постепенно возвращая себе больше управления над коммуникационными функциями.

Я отвыкла от жажды. Как оказалось приятно пить воду, утоляя ее недостаток в организме. Мое сердце билось, я чувствовала его. Временами накатывала сонливость.

Но, в очередной раз, открывая глаза после длительного ночного сна, я желала, чтобы этот новый день отличался от предыдущего. Может чем-то особенным, может любой другой мелкой деталью, которая придется приятной сердцу или воспримется душевной отрадой. Постепенно, мой сон становился короче. Я боялась, что пропущу слишком много, что могу упустить то важное и безвозвратное. Страх безпробудства отсутствовал. В чем мне сомневаться не приходилось, так в повторной коме и преждевременной смерти. На душе было легко, инстинкты дремли. Значит, порядок. Вскоре, пяти с половиной или шести часов в сутки стало достаточно, дабы восстанавливать и физические и моральные силы. Я просыпалась с целью, с желанием действовать. Знала, что ни минуты не пройдет даром, если придавать каждому часу значение.

Для начала, все время уходило на мое восстановление - само собой разумеется. После, постепенное знакомство и остепенение. В смысле решение вопросов с переездом домой, прописанным врачом режимом, учебой, поступлением и общими нюансами быта.

Работа для меня, среди планов на будущее, была критерием решенным. Благо тремор не беспокоил. Я во что бы то ни стало, решила посвятить свою музыку душам. Я поняла, как именно она влияет на окружающий мир и каким образом, усопшие питаются силой. Почему творец, живет так долго, не смотря на ежедневное истощение. Все дело в его работах. В том, как они отражаются на окружающих. Очарование, любовь, влечение слушать, смотреть - охватывает каждого, повлекая переполнятся чувствами.

В ежедневности, люди держат под контролем сильные эмоции, но стоит им узреть что-то имеющее толк, смысл для них, как даже самый замкнутый тип, будет обязан снять все оковы, только бы насладится зримым талантом, образом, симфонией.

Другое дело заставить их это сделать. Вынудить открыться внемлению моей игры, тем самым поделиться частичкой живого восхищения, преобразовывающегося в силу, резонирующую с моим желанием подарить жизнь, крупицу времени душам, дабы насладится ею чуточку дольше.

Так, люди станут источником, а я катализатором и проводником. Естественно, что черпаться сила будет и из меня. Затея не хитрая. Никто от нее не страдает, ведь изначально в моих помыслах нет отрицательного подтекста.

Оно того стоит. Пространство не зря позволяет им использовать такой способ продления своего существования. В обратное я верить не хочу. Наверное, именно эта мысль и стоит человеческого эгоизма.

***

Я снова могу свободно ходить. Мне нравится.

Шел первый год. Потом еще один. И..., как оказалось, я пренебрегла только одним понятием: "Семья". Вернувшись к родным, я все также была просто неподалеку. Не зная как поступать, для меня была нормой привычка - каждый вечер возвращаться домой, не пропуская ужина.

Мне стукнуло уже двадцать. За два года я достигла многого. Если говорить о музыкальном слухе.... Исключительно неплохо у меня получались играть крещендо. К сожалению, диминуэндо давалось сложнее - более медленные и стабильные ритмы, не укладывались в моем терпении.

Результат давал о себе знать. Все потому, что была преданна воплощению мечты в реальность. Цель - благородна. Средства - ограничивающие.

Моя сестра первой объяснила мне, что ничего по сути не изменилось. "Ты есть в доме, сидишь напротив за столом, но рядом с нами тебя нет!" - сказала она. Я спросила, как же я должна поступать. И она ответила: "Ты слишком заядло пытаешься достичь цели, себя не щадишь. Отдохни, расслабься, поговори с нами, расскажи как это тяжело или как все легко получается, пожалуйся, похвастайся. Мы выслушаем. Люди не живут одним только стремлением. Нас поддерживают как мы сами, так в равной степени и окружающие". Мне было так стыдно.

Не думала, что ей будет чему поучить меня. Сестренка обняла меня. Ее плечи уже вровень стояли с моими. Она выросла куда скорее, чем я. Душою, телом.

Обняв ее так же крепко, я снова почувствовала то любящее тепло, которое может подарить только семья, друг, дорогой человек. Снова, слезы чуть не хлынули из глаз. "Не реви" - пробурчала она у меня под ухом. "Не реву" - не медля, ответила ей.

Тот день я не забуду, как и последующие.

Благодаря Лесе, я определилась с направлением. Исполнять концертный жанр, сонаты. Что-то столь же теплое, как и улыбки дорогих мне людей.

Я хочу раскрыть даже самое замкнутое сердце.

"Поэтапно, с семьей меня начало связывать больше деталей.

Ну, а что до моей личной жизни..., я не боялась с нею временить.

Я рано уйду. Знала об этом, как впервые добилась успеха на фортепиано. Я играла, желая, чтобы услышали все. Почувствовав знакомое истощение, непомерно меньших масштабов конечно, ощутила, чем чреваты все старания.

Стремясь продлить жизнь иных, постепенно теряла пылинки своей. Редко, но верно. Не жалею конечно. Мой выбор, так с чего вдруг?"

***

Принимаясь за дело, мне нравилось с закрытыми глазами сосредотачиваться на пространстве вокруг. Поглощаться собственными мыслями. Подцепляя страсть, руководить ею, силой мечты. Будто создавать свою собственную вселенную.

Возбужденье, мысли заполняли мой разум. Где история одной жизни, начинается с мгновенья. Целый мир, что готов плясать под твои умышленья, желанья. Что готов подчиниться одной лишь воле мышленья. Это мир прекрасных надежд, успеха в разочарованьях, это песнь души, что порождает сказку, это то мгновенье, что запомнил в века. Это прекрасное ощущенье, когда полна силой твоя рука, когда глаза налиты пламям, и нет в округе зла, нет помех и нет нежеланных. Ожиданье исчезло, не было и вовсе его. Тогда и только тогда есть чувство в прорицании.

Чего жаждет душа, от чего горят глаза, к чему ты готов подвести свою кисть..., дабы достичь, дабы создать, и познать то свыше, что покой дарует, от чего счастье может нахлынуть. Как ладонь пианиста, как голос арьи инструмента, что дарует звук ему всего лишь человек. Как танец ритма набатных сердец, как слух музыканта, что усладу творит для себя. Как грохочущий пульс, что наезднику путь освещает. Как выстрел с задержкой дыханья. Как глаза художника, что озаряют весь мир, даруя людям его красоту. Как улыбка, что мысль сопровождает с каждой строкой хоть и неудачной - писателю нет суеты, ибо его тот мир, переданный в письме.

Тот мир, что окружает нас, что творим и паскудим его, а все потому, что приняли неизбежный исход. И вместе и каждый, одаряем его краской чудес, ужасными потерями и правдой, порою своей.

В это мгновенье единства я чувствовала обе стороны.

***

Очень часто, поддаваясь эмоциям, думала о своем друге. По крайней мере, я хочу считать его таковым для себя.

Попасть к нему в палату мне конечно не позволено. Его семья не те люди, с которыми можно поговорить, а обслуживающий персонал..., врачи в смысле, не те с кеми можно договориться, переплюнув взятку первых рук.

Логичного объяснения не нашлось бы в любом случаи, почему я хочу наведаться к человеку, не покидавшему больничную койку пол жизни, и с которым в живую никогда не виделась. Сложно. Я даже не знала, был бы он не против моего присутствия. Только однажды решилась приехать к той больнице и глянуть из-за высокого кованого забора на предположительное расположение окон его палаты. Обзору мешали кроны деревьев. Ведь по окружности зданий выстроили небольшой парк. Место симпатичное, но взгляда не цепляет так же, как вид с высоты. Радужные потоки, вихри искрящейся силы - остались в воспоминаниях, в представлениях. Спасибо и на возможности помнить былое. Учитывая, что я скорее всего не увижу высь снова.