Чувство опасности прекратилось в тот же момент, как вокруг меня образовалась защитная пелена. Она была прозрачной, невидимой и вскоре стала совсем неощутимой, будто и не было ее вовсе. Но краски перестали излучать желание поглотить. Резкая перемена конечно наводила на мысль, что все не так-то просто, хотя большинство здравых и логичных подозрений, уточняющих, детализирующих вопросов канули под давлением обстоятельств. Стоило взгляду попривыкнуть к свету, краскам поутихнуть, отойти на второй план, стать просто некоей естественной частицей фона, как постепенно передо мной вырисовались очертания комнаты.

Маленькая комнатка, стены бледно зеленого цвета, лампа на потолке была выключена, вокруг царила тишина, никого не было, только..., что-то планомерно гудело и издавало писк. Я стояла на месте. В чем собственно дело, не доходило. Впрочем, как? Даже с некоей рациональностью, человека не озарит, что он находится вне своего тела, тем не менее есть и не мертв, и не жив.

"Попаданская ситуация. Никому такого не пожелаю".

Это была больничная палата, одноместная. Частная клиника знакомого моего отца.

Дверь открылась. Первым вошел мужчина, чуть старше моего папы, лет до пятидесяти на вид. Одет в белый запахнутый халат. Значит мой лечащий врач. За ним зашел папа со своим обычным хмурым выражением лица, но вот, признаки плохого сна четко показывались темными кругами под глазами. Оба они были далеко не в радужном настроении. Естественно...

- Состояние неизменно,- начал мужчина.

- Сколько это может продлиться? - без запинки вопросил отец.

- Я не могу сказать. Все показатели в норме. Серьезных травм нет, кислородное голодание, как таковое не наступило. Ей своевременно постарался предоставить первую помощь человек, нашедший ее и вызвавший скорую. Ближе к конкретике скажу, все же в результате мы имеем гипоксемическую кому. Сейчас состояние стабильно, на счет рецидивов - их не прогнозирую. Она в любой момент может прийти в себя, но нельзя и отмахиваться от варианта, что это произойдет спустя день, месяц, год...,- если он говорит это сейчас, значит я тут пару дней не больше.

- Держи меня в курсе,- его голос тихий, грубый, как и всегда.

- Хорошо,- доктор вышел, оставив нас наедине.

Отец направился прямо к больничной койке, там-то я впервые увидела себя такой. Бледная, спокойная, будто спящая. Каштановые волосы ровно уложены сзади. Картину омрачала только дыхательная трубка и капельница. Катетер смотрелся неприглядно. Отец сел на стул рядом с моей кроватью. Интересно, где остальные?

- Знаешь. Этот вид идет тебе куда лучше. Всегда глядя на то, как ты проводишь свое время или делаешь что-то.... Казалось, ты наоборот вынуждаешь себя, будто тебе совсем ничего не хочется, даже дышать. Никогда не видел таких холодных зеленых глаз, как у тебя. Даже мать, когда злится.... Инна... все не должно этим закончиться,- это.... Я ни разу не видела, чтобы он плакал, даже с рождением младшей сестры. Никогда. Это из-за меня? - Мать с сестрой еще толком не знают, в какой ты ситуации,- его голос был тихим, спокойным, он не заикался, не нервничал. Он выглядел так же, как и всегда, но глаза.... Они покраснели, появлялись те редкие слезы, которые я не могла объяснить. Казалось, он смирился. Но почему, то, как он обращался ко мне, то, как говорил.... Каждое слово отдавалось все мрачнеющей аурой вокруг отца, будто источая бесконтрольную боль. Бледно голубой с сереющим оттенком, преобразовывающимся в белый. Думалось, если коснусь его, поранюсь - и будет очень больно, даже смотря на внешнюю безобидность этого мутного света.

Что происходило? Неужели то самое "озарило" или кара или что? Почему я вижу это? Почему знаю, чем закончится попытка прикосновенья? Подобные мысли вскружились вокруг меня, я не понимала почему. Только чувствовала некоторую связь со своим телом. Узы, они представлялись тонкими нитями, невидимыми, но весьма ощутимыми. Они тянулись от каждой частицы моего эфемерного тела к настоящему. Еще больше нитей были сосредоточены в области сердца. Я попыталась подойти, протянуть руку к собственной, неподвижно лежащей поверх одеяла у талии.

- Знаешь, раньше, когда ты была маленькой и еще разговаривать не умела, я часто говорил с тобой сам, рассказывал о том, как прошел день или другую ерунду. А ты слушала. Смотрела на меня зачарованным взглядом или просто спала, но всякий раз создавалось впечатление, что ты очень внимательно меня слушаешь и слышишь все. А сейчас? Ты слышишь меня?

Кто бы мог подумать, что попытка воздействия на собственное тело отзовется его же реакцией. Моя рука, до того просто лежащая на кровати, вздрогнула. Я не хотела подавать знак или еще что, но откуда мне было знать? Неумышленно я дала отцу нежеланный ответ. На мгновение в его глазах отразилась надежда, и слезы перестали сдерживаться. Он прикрыл лицо рукой. Другой же, крепче сжал мою ладошку в своей. Столько эмоций разом я никогда не испытывала. Во всем была моя вина. Я не знала, как вернутся, не знала, как сделать больше. Что мне оставалось?

Я решила, что если не смогу вернутся, то попытаюсь умереть по-настоящему. Материальные вещи были едва ощутимы. У меня не получалось их коснутся или повлиять каким-то другим образом. По полу я, правда, ходить могла. Если остальные предметы становились проницаемыми, скорее уж я фикцией, то поверхность и твердость пола чувствовалась достаточно, чтобы не провалится сквозь него, так же легко, как проходить сквозь стены.

"Дикость та еще".

Скорбный вид отца пугал меня, вызывал довольно неприятные, тянущие, болезненные чувства. Рядом я больше не могла находиться. Я сбежала. В холл, к лестнице, все дальше к выходу..., и чем больше отдалялась от своей палаты, тем сильнее натягивались нити, мешая убегать. Я остановилась не добежав до выхода, только к регистратуре первого этажа. Мне помешала влетевшая каталка с окровавленным человеком на ней. Ею руководило двое фельдшеров, они же отдавали быстрые указания медсестрам.

Грубые, громкие голоса, заполнили все помещение. По сравнению с их силой, меркли окружающие шумы, разговоры. Их голоса горели, ауры полыхали огнем. Красный, бордовый, бледно оранжевый. Было так похоже на возбуждение, решимость, панику. И проблески голубого - страх. Их было так много. Эти цвета, та сила окутала все: своих хозяев, медсестер, покрыла даже обычных людей рядом и частично передалась пострадавшему. Будто..., якобы все слабо верили, хотели верить, что все получится и не о чем волноваться. Но те всполохи страха, ни разу не ослабевали. Тяжело. Очень тяжело было вынести это. У меня подкосись ноги, падая, я больно ударилась коленями об кафель пола. Казалось, что я боялась больше всех остальных. Но волновало сие меня не долго. Я почувствовала боль. Не душевную. Физическую. "Возможно ли, разбиться насмерть?"

Я направилась на крышу. Второй этаж, третий.... Снова, бежала не останавливаясь. По ступенькам, выше и выше. Девятый.

Даже не задумывалась, что будет дальше, не мыслила, что делаю и хочу ли этого. Просто боялась и искренне желала избавиться от сего чувства, которое никак не утихало.

"Какой же трусихой я была".

Наконец, добравшись к двери, мне не составило помехи ее функциональное ограничение передвижения. Уже не задумываясь над видимым препятствием, я пробежала сквозь нее, оказавшись на открытой площадке. Остановилась лишь у самого края. Я не решилась посмотреть вниз. Попросту сделала шаг вперед. Накатило ощущение, что все пространство тянет меня вниз, пытаясь скорее пригвоздить к земле. Но стоило взглянуть, мимолетом бросить взгляд на то, что ожидало меня, как..., я воспротивилась. Всем существом, всей натурой..., я не хотела умирать, и не только таким вот образом. Оказалось, я страшилась расстаться с жизнью, пускай уже и в качестве духа, навеки привязанного к неподвижному, спящему телу.