Личность Главкома очень неоднозначна: с одной стороны, назвать его блестящим стратегом было бы сильным преувеличением (да и биография не свидетельствует о выдающихся способностях), с другой — судя по оперативной документации[171]. Главком — грамотный стратег. Политические взгляды его можно назвать наивными: он был искренне убежден, что армия находится вне политики, хотя такой видный военный теоретик, как К. Клаузевиц в своем основном труде «О войне» (1832–1834) сформулировал положение о связи войны и политики, и выпускник академии Генштаба И.И. Вацетис обязан был это знать. Как человек Вацетис отличался педантичностью[172] и крайней порядочностью. В этом плане генштабистам, служившим в Красной Ставке, повезло — Вацетис всегда защищал их от большевистских комиссаров. Но бывало, Главком шел на поводу своего начальника штаба генерала Ф.В. Костяева. Тогда Вацетис вступался за покрываемый Костяевым старый генералитет и способствовал «радению» генералов друг другу[173].
После того как в декабре 1918 г. Ленин и Свердлов просили Троцкого наладить взаимоотношения с Вацетисом, глава военного ведомства изменил тактику в отношении своего основного подчиненного. 1 января 1919 г. Троцкий «срочно, вне всякой очереди» телеграфировал куратору Вацетиса С.И. Аралову: «Считаю необходимым напомнить, что Вы обязаны подписывать оперативные приказы Главкома, не входя в рассуждения и целесообразность. Что касается его административных распоряжений, внушений и выговоров, то Вы несете ответственность наравне с Главкомом; между тем, некоторые письменные внушения Главкома являются совершенно недопустимыми. Таковы телеграммы Антонову, совершенно несправедливая и формально неправильная телеграмма Альтфатеру. Предлагаю Вам впредь таким тоном написанных документов не подписывать, равным образом прошу следить за тем, чтобы на мои запросы отвечали те лица, к которым они обращаются, дабы был строгий порядок ответственности»[174]. В апреле 1919 г. уже в предельно тактичной форме Троцкий поручил члену РВСР А.И. Акулову обращать «внимание» Вацетиса на необходимость, остаивая интересы Ставки, считаться и «с правами и интересами других учреждений и лиц». С оговоркой: «ценю высоко работу Главкома и считаю необходимым устранить совершенно лишние и вредные моменты, которые, как сказано, грозят чрезвычайно затруднить работу»[175]. Тем не менее в 1919 г. Вацетис так характеризовал свое положение в качестве Главкома: «Я не обладаю никакой полнотой власти над теми функциями, которыми должен обладать стратег. Словом, полной мощности у Главнокомандующего, про которую говорит один из гениальнейших полководцев в мире, именно Суворов, у меня нет. Как он в свое время жаловался, что его стесняют разные австрийские гоф- и кригс-раты (гоф-кригс-рат — придворные военные советы. — С. В.), которые не дают ему возможности вести войну так, как он находит это полезным с точки зрения обстановки, так равно и мне приходится отметить, что и я в своих действиях утеснен нашими собственными гоф- и кригс-ратами вроде Революционных военных советов и лиц поставленных надо мной»[176].
Иоаким Вацетис был плохим дипломатом и потому регулярно доставлял неприятности Троцкому. И марта 1919 г. ему жаловался на Вацетиса член коллегии Наркомата Государственного контроля А. Галкин. По его заявлению, окружной руководитель чрезвычайной ревизии Юго-Западного района сообщил, что при обследовании ж.-д. станции Серпухов «обнаружена медленная погрузка дров на паровозы», одной из причин коей стало «занятие пути, специально предназначенного для погрузки дров» поездом Главнокомандующего Вацетиса. В просьбе переставить поезд в «Садовый тупик» Вацетис Галкину отказал, объяснив, что «„здесь удобнее подъезжать на автомобиле“, а при постановке в „Садовый тупик“ пришлось бы проходить от автомобиля к поезду расстояние около 30 саженей». Получивший жалобу Склянский направил документ секретно, в собственные руки Аралову «на соображения». О решении Аралов доложил Склянскому на следующий день[177].
Полевой штаб Реввоенсовета Республики (ПШ РВСР) был сформирован на основе Штаба Высшего военного совета — РВСР и Оперативного отдела Наркомвоена (Оперода) осенью 1.918 г.[178] под руководством генштабиста Георгия Ивановича Теодори.
Теодори родился 18 октября 1887 г. в г. Евпатория, по национальности — грек. Образование получил в Николаевском кадетском корпусе (1904), Михайловском артиллерийском училище (1906). На военной службе находился с 1904 г. Офицер 2-го Финляндского стрелкового артиллерийского дивизиона. Участник войны в Галиции на Юго-Западном фронте, контужен в спину[179]; на 1917 г. — обер-офицер для поручений штаба 46-го корпуса, 4-го Финляндского стрелкового парково-артиллерийского дивизиона, штабс-капитан; старший адъютант в Генштабе.
По воспоминаниям генерал-лейтенанта А.С. Лукомского, в условиях начавшегося слома старой армии, «в Петрограде в Военном министерстве с первых же дней революции выделилась группа молодых офицеров Генерального штаба (прозванных „младотурками“), которые, желая выделиться и выдвинуться в период революции, начали проповедовать необходимость ломки „старых, отживших и революционных“ отношений между офицерами и солдатами; требовали введения всюду комиссаров и комитетов, уничтожения погон и т. д.»[180]. При Керенском Теодори попал на 3-месячные подготовительные курсы второй очереди военного времени при Императорской Николаевской военной академии (выпуск состоялся в мае 1917 г., Теодори по успеваемости занимал примерно 61 позицию из 233, т. е. закончил по 1-му разряду, хотя и не попал на мраморную доску)[181]. После окончания курсов Теодори назначили начальником отделения оперативного отдела штаба Петроградского района. Занимавший в 1917–1918 гг. должность начальника штаба Петроградского ВО Ф.И. Балабин на допросе в ОГПУ в 1931 г. показал: «Я лично ушел из штаба Петроградского ВО после неприятности со своим помощником, на почве личных отношений. Мои помощники — офицеры 6-месячных курсов Генштаба, выразили мне порицание за высокомерное обращение, говорили, что за глаза я называю их недоносками и т. д. Условия службы создаваясь очень тягостные…»[182]. Этим помощником был Георгий Теодори. На следующем допросе Балабин охарактеризовал выпуск 1917 г. более подробно. Здесь же он дал предвзятую, но довольно точную характеристику Георгия Ивановича: «П.А. Мей, Теодори, Колесников и несколько других сотрудников моего оперативного отделения, все молодые генштабисты, окончившие ускоренный курс академии в 1917 году, малознающие (? — С.В.), малоопытные, с сильно развитым духом критики в отношении старых генштабистов — особенно Теодори, демагогические выпады которого ясно показывал и… стремление сделать быструю карьеру; самолюбивый, настойчивый, он являлся безусловным идеологом сплоченной группы своих товарищей, подчеркивал эту сплоченность и, когда считал это нужным, выступал с протестами от сомкнутого фронта своих товарищей-единомышленников»[183]. Весной 1918 г, как установил А.Г. Кавтарадзе, выявился «острый конфликт между генштабистами, окончившими академию в мирное время, и выпускниками ускоренных курсов. Некоторые из старых генштабистов пренебрежительно относились к выпускникам ускоренных курсов…»[184]. Ряд генштабистов, занимавших высокие армейские посты, подчеркивал недостаток опыта выпускников подготовительных курсов и старшего курса академии, причисленных к корпусу офицеров Генштаба еще в сентябре 1917 г. За «аттестованных» таким образом Балабином генштабистов Т.О. Косача и В.Ф. Тарасова вступился Теодори, уволенный за это со службы. Ключевым событием стало состоявшееся 30 апреля 1918 г. заседание причисленных к Генштабу сотрудников Северного участка и Петроградского района Завесы, на котором собравшиеся решили твердо отстаивать свои права, признав «случай с Теодори» «общим делом»[185] — это момент самоидентификации выпуска, лидером (или «идеологом», по выражению Ф.И. Балабина) которого стал Теодори.
