Однажды в его квартиру заглянул инженер-технолог кирпичных заводов Красноярска Плотников, зная, что директор семинарии интересуется костями древних животных. Он рассказал Савенкову о глиняных карьерах на Афонтовой горе, расположенной к западу от города. Инженер отметил в некоторых из разрезов скопление остатков костей мамонтов и собрал извлеченные из глины «странные камни». Можно представить радость Ивана Тимофеевича, когда после осмотра нескольких образцов он убедился в том, что камни носят следы обработки рукой человека. По виду их можно было принять за палеолитические. Если они залегают в том же слое, что и кости мамонта, то в таком случае эти камни обработал человек древнекаменного века, современник мамонта.
Возможно ли это? Никогда никому в Сибири, в том числе везучему на открытия Черскому, не удавалось еще костные остатки мамонта встречать вместе с каменными орудиями.
Однако как можно сделать подобный вывод без самой тщательной проверки? Стоит ли удивляться, что уже на следующий день Савенков побывал на Афонтовой горе. Он переходил от одного карьера, где добывалась «кирпичная глина», лесс, к другому, осматривал стенки выемок, расспрашивал землекопов, где и как часто находят кости, на какой глубине они залегают и не встречаются ли с ними камни.
Какие камни? Да самые простые, только определенным образом расколотые! К удивлению рабочих, этот приятный, но несколько холодноватый и строгий господин с увлечением копался вместе с ними в глине, перерывал отвалы земли, спускался по шатким мосткам на дно глубоких карьеров, и все это только ради того, чтобы завернуть в газету старую, никому не нужную и ни на что не пригодную кость.
Иван Тимофеевич просит рабочих не выбрасывать в отвалы и не засыпать кости, а оставлять их для него. Он готов платить за старые кости деньги. Правда, нужно не просто собирать кости и сваливать их в кучу: Савенков хочет знать, где каждая из них найдена и на какой глубине. И снова просьба — замечать «оббитые камин».
С этого времени на протяжении пяти лет, вплоть до 1889 года, не проходило почти ни одного дня, чтобы Савенков не посетил Афонтову гору. Количество костей увеличивалось день ото дня. Далеко не все их Иван Тимофеевич мог определить — какой из него палеонтолог! Но все же, когда попадались особенно крупные кости или рога, он уверенно отмечал — еще мамонт, а здесь северный олень. Как хотелось, чтобы все это осмотрел специалист, для которого кости не являются тайнами. Но откуда он, такой специалист, в Красноярске?
Находки костей радовали Савенкова, однако полного удовлетворения они не приносили. Ответа на вопрос о том, являются ли одновременными кости мамонта и «странные камни» Плотникова, так и не было. Расколотые камни как сквозь землю провалились. Секрет такого явления оказался прост — рабочие, как они объяснили потом, думали, что «нужны какие-то особые камни, а не обычные, никому не нужные, негодные камни и осколки»! Так они назвали оббитые рукой древнего человека каменные изделия, когда Иван Тимофеевич показал землекопам образцы «камней», которые он искал.
После этого стали каждый день находить не только кости, но и расколотые камни со всеми признаками обработки. Савенков записывал в дневнике место открытия, глубину залегания в лессе, но ни один из расколотых камней не представлял собой законченного, выразительного по типу орудия, чтобы можно было определенно сказать о его эпохе, времени и культурной принадлежности.
Наконец, 3 августа 1884 года (Иван Тимофеевич на удивление точно запоминал дату каждой из наиболее счастливых находок!) в нижнем карьере Песегово землекопы извлекли из лесса первое ясно выраженное орудие. Оно было круглой формы и примитивной грубой оббивки. Фасетки сколов покрывала густая и плотная известковая корка. Через несколько дней в присутствии самого Савенкова от стенки карьера был сделан новый отвал. На глубине нескольких метров прямо из глины торчало крупное с грубыми сколами каменное орудие.
Как первое, так и второе изделие вновь напомнили Савенкову мустье и сент-ашель. Неандертальский человек на берегах Енисея?
Росло количество и разнообразие каменных орудий и костей, извлеченных из древнего, отложенного многие тысячелетия назад, лесса. В ноябре 1884 года Савенков выехал в Иркутск и сделал в Восточно-Сибирском отделе географического общества доклад об археологических исследованиях в районе Красноярска. Особое внимание Иван Тимофеевич уделил находкам каменных орудий в лессах Афонтовой горы. Он был немногословен во всем, что касалось древнекаменного века Енисея, и чрезвычайно осторожен в выводах. И все же это сообщение после находок И. Д. Черского в 1871 году оказалось новым подтверждением возможности открытия в Сибири памятников многотысячелетней древности. На членов Общества доклад Ивана Тимофеевича произвел большое впечатление, и они решили предоставить Савенкову в следующем году на археологические исследования долины Енисея в два раза больше денег — 200 рублей, сумму по тем временам значительную.
Всю зиму Иван Тимофеевич тщательно готовится к предстоящим работам: прорабатывает имеющуюся в городе археологическую и краеведческую литературу, устанавливает связь с Минусинским музеем, директор которого, Мартьянов, высылает ему книги и дает советы, наводит разного рода «справки» и «сличения» по собранным ранее материалам. Делается все, чтобы «быть наиболее вооруженным в той нелегкой научной специальности», какую он избрал для себя, т. е. в археологии.
Подготовка к экспедиционным исследованиям, в ходе которых он хотел получить более веские подтверждения палеолитического возраста каменных изделий из глиняных карьеров Афонтовой горы, ведется в неблагоприятных условиях: отсутствует необходимая справочная литература, нет удобного помещения, где можно было бы спокойно проработать и осмыслить добытый ранее материал. Научные занятия проводятся урывками, «между делом», Однако Савенков упорно преодолевает все эти трудности.
Его уже не удовлетворяют работы только в окрестностях города: он задумал беспрецедентное в истории археологических исследований Сибири предприятие — путешествие на лодке по Енисею на протяжении полтысячи километров! Чем шире масштаб работ, тем больше возможностей осуществить задуманную мечту — найти стоянки древних сибиряков.
В конце апреля 1885 года, как только сошел снег, Иван Тимофеевич и его неизменный спутник в походах орнитолог Киборт начали экскурсии по заранее составленной программе. Прежде всего нужно вновь обследовать место, которое не раз приносило удачу, — Афонтову гору. Снова начались частые визиты к карьерам. Вновь прямо из глины было извлечено несколько каменных орудий. Среди них преобладают плоские, оббитые с одной стороны изделия, которые Иван Тимофеевич, после «сопоставления с рисунками и описаниями в книгах», признал за мустьерские. Более грубые, оббитые с двух сторон встречались значительно реже и были близки сент-ашельским из Франции.
Особенно много собирает он с Кибортом костей вымерших животных. Коллекция их разрослась настолько, что Савенков устанавливает связь с И. Д. Черским, лучшим в Сибири знатоком «постплиоценовой» фауны, который со все возрастающим вниманием следил за его успехами. Черский согласился встретиться с ним в Красноярске и осмотреть места, где находят кости и обработанные камни.
Пока ожидается прибытие из Иркутска Черского, Иван Тимофеевич делает еще одно открытие: около заимки Долговой в слое глины, которая по виду напоминала афонтовские кирпичные глины, он открывает кости носорога и мамонта. Трубчатая кость первого животного была намеренно расколотой рукой древнего человека. «Для добывания костного мозга», — делает вывод Савенков. II как подтверждение его мысли, что кости животных не случайно оказались в лессах Долговой, а связаны с деятельностью первобытных охотников, в том слое глины вновь встречаются теперь уже хорошо знакомые изделия из камня — «одно орудие типа мустье» и несколько орудий, «сходных по типу с сент-ашель»!
10 июля в Красноярск приезжает Черский. Произошла, наконец, встреча двух людей, первых разведчиков древнекаменного века Сибири. Савенков ведет Черского на склоны Афонтовой горы, и они вместе осматривают в карьерах кирпичных заводов характер и залегание лессовидных глин. И. Д. Черский находит в глине тонкие и хрупкие раковины моллюсков, и первая радость! — делает вывод, что они принадлежат разновидностям, проживавшим некогда на суше. Это означало, что глины на склонах Афонтовой горы отложены не водными потоками, а ветром. Отсюда следовал первый важный вывод: кости животных и каменные орудия принесены сюда не водами Енисея из каких-то неизвестных мест, а оставлены здесь в древности и лежали с тех пор под толщей пыльного лесса, насыпанного бурями.
