– Меньше болтать языком придется. Перескажите его историю, и я доскажу то, что он упустил.

Стал бы Ренфрау что-то утаивать? Да. Почти наверняка. Даже ближайшие союзники редко во всем честны. Элспет пересказала основное и, глядя на веселое лицо своего собеседника, поняла, что кое-что Ренфрау не сказал, а кое-чего коснулся едва-едва.

– Так что же он утаил?

– Из того, что вам нужно знать, не так уж и много. Кое-какие мелочи, например тот факт, что давным-давно он работал на меня. А еще то, чего нам удалось добиться в мире, которого, если верить обещаниям религиозных вождей, не существует.

– И чего же вам удалось добиться?

– Многого. Хотя всю правду еще предстоит узнать. Я и сам кое о чем умолчу. Неведение может избавить вас в будущем от многих печалей. Как бы то ни было, мы не хотим, чтобы вы отвлекались, когда в Альтен-Вайнберг дойдут вести о вашей сестре. Не унывайте. Пайпер Хект и Войско Праведных скоро будут здесь.

Он развернулся на месте.

Время снова пошло.

– Капитан Дриер, я желаю видеть графа фон Рейма или кого-то из его братьев. Ступайте, – велела Элспет и повернулась к госпоже ва Кельгерберг.

Надо поскорее разобраться с ней и покончить с этой неприятностью.

Капитан Дриер разыскал троих дядюшек Катрин. Все трое приняли приглашение наследной принцессы и явились на встречу.

– Спасибо, что так быстро пришли, – поблагодарила их Элспет. – Я едва смела надеяться, что кто-то из вас явится.

– Сама ваша просьба говорит о том, что дело важное, – ответил граф фон Рейм, чуть склонив голову.

Альберт фон Рейм напоминал Элспет ее отца: он был невысок, в отличие от остальных двух братьев, которые походили на свою племянницу Катрин – такие же долговязые и белокурые.

– Прошу прощения, но у меня нет тихой комнаты. Момент поистине неудачный, но выяснилось, что все они в плохом состоянии. Хотя то, что я хочу вам сообщить, скоро станет известно всем.

Меньший из братьев, Фридл, был, наверное, лет на двадцать младше Хильдегрюн. В нем было немного того, что так влекло Элспет в Предводителе Войска Праведных. И он тоже был женат и верен жене.

– И что же вы хотите нам сообщить?

– Сначала скажу, что поведал мне об этом Феррис Ренфрау. И посоветовал немедленно известить вас. У него имеются свои необычные способы добывать сведения.

– Так говорят. И что же?

– Трудно просто так вывалить на вас все это. Ренфрау сказал, Катрин мертва. По никому неведомым причинам она помчалась галопом по берегу Терагая в Броте, упала в реку и утонула. Это все, что он мне сообщил.

Дядюшки Катрин молчали. Наконец двое младших повернулись к графу фон Рейму, и тот выдавил:

– У Господа нашего и впрямь мрачное чувство юмора: забрать к себе дочь вот так, когда Он допустил подобное с ее матерью. Вам что-нибудь еще известно?

– Нет. Но она наверняка была чем-то расстроена, раз отправилась скакать верхом. Так она справлялась со многими невзгодами.

– Да. Наверное, так и было. Хотя Катрин постоянно находилась в смятенных чувствах. Начала страдать от приступов безумия. В нашем семействе есть такая врожденная склонность. – Граф склонил голову, словно в молитве.

Элспет не стала ему мешать.

Спустя несколько мгновений граф посмотрел на нее:

– Возможно, ее кончина – благословение для империи. Кое-кого из нас недуг терзал десятилетиями. Она могла учинить несметные беды.

Элспет заметила на щеке у графа мокрый след. Его братья изо всех сил старались сохранять суровое молчание.

– Мы услышим все в подробностях, когда прибудет Войско Праведных, – сказала принцесса. – Насколько я поняла, были свидетели. И несколько человек утонули, пытаясь вытащить Катрин из реки.

– Благодарю вас, Элспет, что выбрали время рассказать нам обо всем. Катрин ничего подобного бы не сделала.

Средний брат, Родольф, впервые за все время открыл рот и промямлил:

– Теперь понятно, почему переполошились браунскнехты.

– Именно, – согласилась Элспет. – Они еще не знают, в чем дело. Узнают тогда же, когда и все остальные. Но к тому моменту у них в руках будут ключевые посты.

Старший фон Рейм снова ее поблагодарил, и братья удалились. На пороге граф остановился и смерил Элспет загадочным взглядом.

Она понадеялась, что поступила правильно.

Не следует делать из этих людей врагов.

Спустя два дня после возвращения Бернардина в Антье из города выступил отряд. Сорок копейщиков отправили в дальний поход и наказали ехать налегке и быстро. На самом-то деле народу в отряде набралась почти сотня – конюшие, сержанты, слуги, никто не отправился в одиночку. Да еще три сотни лошадей.

Всем ведь нужно было на чем-то ехать, везти еду, палатки, пожитки. Обычно боевых коней не загружали работой, и они трусили себе спокойно, пока не доходило до схватки, но в этот раз на них навьючили припасы.

Брат Свечка наблюдал за отрядом, стоя над городскими воротами, и поражался этому, как выразились воины, «налегке». На востоке всадники действовали совершенно иначе, хотя монаху рассказывали, что и за ними частенько следовали длинные караваны верблюдов.

Совершенный беспокоился. Выступавшие в поход вояки боялись своего командира. Даже лошади казались чуть напуганными.

Графиня Сочия поставила во главе отряда Кедлу Ришо и с презрением отвергла все возражения. Ко всем, кто пытался ей перечить, она охотно применяла силу.

Желающих перечить было на удивление мало.

Со времен кауренских событий слава Кедлы умножилась, а Сочия уже давно жила в Антье и успела заработать солидную репутацию. Все помнили о резне у брода Суралерт, где она расправилась со знатными вельможами и церковниками.

Почти всех жителей Антье устраивало правление графа Реймона. Графиня пообещала ничего не менять и даже, возможно, пойти еще дальше в своей решимости.

Но… Женщина во главе войска?! Пусть даже и свирепая. Такое можно встретить только в древних легендах, а не в нынешние времена.

В ответ на подобные возражения Сочия напоминала о королеве Изабет, Анне Менандской, императрице Катрин и ее сестре Элспет. Обе дочери Йоханнеса Черные Сапоги присутствовали на поле боя во время кальзирского священного похода, а ведь им тогда было меньше лет, чем Кедле Ришо сейчас. Да и сама графиня Антье Сочия Рольт сражалась с оружием в руках с шестнадцати лет. И Кедлу теперь посылает лишь потому, что сама пока не может держаться в седле.

Нрав графини был известен, да и суждению графа Реймона в городе доверяли, и потому дворяне и вельможи не стали спорить с желаниями Сочии.

Антье закроет глаза на такое неслыханное дело, пока Сочии и Кедле сопутствует удача.

Всадники выехали на рассвете. Стоял сильный туман, и старик убеждал себя, что щеки у него повлажнели именно поэтому. Его одолевала грусть. Из-за этого похода Кедле пришлось бросить все.

Она была дорога монаху почти так же, как Сочия. Он знал ее с пеленок, она была единственным дожившим до взрослых лет ребенком его близких друзей. Он ведь обратил Раульта и госпожу Арчимбо в мейсальскую веру еще до ее рождения.

Раульт с женой все еще не могли оправиться от потрясения и не нашли в себе сил смотреть, как их до зубов вооруженная дочь уезжает из Антье в окружении неотесанной солдатни. Ее кровожадность глубоко их уязвляла.

Неотъемлемой частью мейсальства было миролюбие. Хотя добрый Господь и утверждал, что злу необходимо противиться всеми возможными средствами, не исключая и оружия, почти все ищущие свет сражений избегали. Сам брат Свечка никогда во гневе не поднимал ни на кого руку. А вот Кедла не просто откликнулась на свирепый зов – ради него оставила своих детей.

Время между возвращением Бернардина и отъездом Кедлы выдалось для Свечки хлопотным: он много времени проводил с четой Арчимбо, напоминая им, что нужно держаться и оставаться сильными ради внуков. Старику пришлось молча терпеть разгром, который Сочия учинила среди сторонников Брота. Помимо всего прочего, публично казнили одиннадцать членов Конгрегации по искоренению богохульства и ереси. Графиня арестовала сорок три человека по подозрению в шпионаже для бротской епископальной церкви, а потом приказала изгнать епископальных священников, которые не скрывали своих взглядов еще до приключившейся с Реймоном беды.