Белые манжеты кавалера,

Розовая юбка музыкантши,

Книги, ноты, глобусы и сферы,

Местные домашние «таланты».

Мягкий жемчуг свет встречает утра,

Колдовское, чудное мгновенье,

И сияют блеском перламутра

Всемогущий живописи звенья.

Терброх, Стен, всевидящий Тербрюген,

Метцю, с кистью бережной как ласка,

И Вермеер – точка в этом круге,

Всей голландской живописи сказка.

Светит, словно золотые слитки,

Сотканная маревом картина,

И сияет в бархате накидки

Светлой арфой белый бок кувшина.

Атласы и шубки меховые,

Чёткие, в головках медных, стулья —

Строгие каноны вековые,

Словно пчёлы, мёд хранили в ульях.

Замерли глаза, застыли пальцы,

Не звучат изменчивые струны,

И в наряде, вышитом на пяльцах,

Пыль легла налётом сизым, грубым.

За рекой забвенья спрятал берег

Прошлой жизни тени – приведенья,

Но пьянит вино усталый череп,

Даже если спит воображенье.

Где монсьёры в кружеве богатом,

Сморщился лимон на синем блюдце,

Только где-то, в сумерках заката,

Отголоски смеха раздаются.

Мне твои стихи не интересны,

Ты прости, но так заведено:

Где слова легки, там мыслям тесно,

Но тебе и это не дано.

Всё равно всему, и в уравненье

Суть не в том, друзья мы иль враги,

Стих же ежедневное сраженье

Памяти с беспамятством судьбы.

Не к лицу – к стыду листочек фигов,

Коли слог стремится к куражу.

Пусть тебя освистывает Пригов,

Я ж со скукой книжку отложу.

Мы сверстники и проживали рядом дни,

Икон близки нам лики, запах краски,

Но радости земные и острастки

Нам в сущности по-разному видны.

Мой стих прозрачен, а кому-то скучен,

А твой – он жёсткой проволокой закручен,

В нём смертный час маячит жизни вслед,

А может быть ещё покруче, или нет?

Мне пенье птиц и днесь и ночью слышно,

Тебе же мир как будто в горло дышло.

Я – где порой и горько и отвязно,

Твой стих плетет тугие рифмы пряслом.

Не сравнивать хочу, а подтвердить —

Что на Руси поэтом можно разным быть,

Заметным или вовсе неизвестным,

Но главное всё ж – быть перед собою честным.

Когда под сизой пеленой

Ещё смыкает город очи

И над прогалиной лесной

Завис туман от хлада ночи,

И только в верхних этажах

Зажжётся робко лучик зрячий,

Но дремлют, ветви свесив в снах,

Берёзы в зелени прозрачной,

Я погружаюсь в тишину.

Застыли облаков узоры,

Не режут утра целину

Дорожные машин раздоры,

Ещё не слышатся вдали

Свистки тревожной электрички,

Вот корни в плоть сырой земли

Вцепил каштан, как лапу птичью,

Так мне б врасти в земной покой,

Но тает тьма в оконной рамке,

И вот над Раменкой – рекой

Уж дышит утро спозаранку.

Когда проявляется ночи пластина

В рассветных чуть робких лучах серебра,

Ещё до конца непонятна картина,

Что в дымке речной проявиться пора,

И дремлет за Раменкой тихое лето,

Свернулось клубочком, легло на бочок,

Лишь только разбуженный холодом где-то

Вскричит спозаранку птенец – дурачок,

Проснусь и к окну подойду с загляденьем,

Застыл Божий мир, словно сам себе рад,

И лик его ясен, как в дни сотворенья,

И это одна из ценнейших отрад.

Здесь чудо земное – небесное слито,

Так день ото дня свет извечный являть,

Но действо простое нас тайной сокрытой

Так радовать может, так вновь увлекать.

Привычное утро, ну что ж так стараться,

Да чем уж особенно жизнь хороша?

Но если способность ушла удивляться,

В потёмках томится и стонет душа.

Гобеленом желтеют кусты у реки,

Тонкой дымкой туман серебристый кружит,

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.