Континентальную прибрежную зону, ограниченную с одной стороны глухими лесами, где трехсотлетние дубы увиты бородами испанского мха и где свирепствуют клещи и тропические песчаные блохи, откладывающие яйца под кожу человека, а с другой – голубыми водами Атлантики, где кишат акулы и ядовитые морские ежи, мы называем болотами, хотя это отнюдь не привычные большинству малярийные торфяники. На самом деле это – совершенно особая и довольно редкая экосистема, которая по-научному называется «прибрежные марши». Неразведанная, безлюдная, никому не принадлежащая пустошь, которая дважды в сутки затопляется приливом и состоит главным образом из мягких песчаных и глинистых наносов, ручьев, проток, устричных банок и непроходимых зарослей травы-триостренницы, которая в зависимости от высоты солнца кажется то золотой, то багряной, то сумрачно-голубоватой – вот что такое наши болота.
Нам, местным жителям, нравится считать главной особенностью болот или маршей их неповторимый запах. Туристы, впервые проезжающие по дамбе Торрас, брезгливо зажимают носы и спешат поскорее закрыть окна своих автомобилей. Мы же, едва проснувшись, первым делом выходим из домов и, разведя руки пошире, делаем глубокий вдох, торопясь напитать себя этим запахом, наполнить им не только легкие, но и все тело, вплоть до кончиков пальцев. Дыхание болот для нас не вонь разлагающейся органики, а напоминание о ежедневном и ежечасном круговороте смертей и рождений – о новой жизни, которая вместе с пузырями метана и сероводорода поднимается сквозь жидкую грязь к поверхности.
Первыми в этих местах поселились индейцы-крики. Помимо кучки глиняных черепков и нескольких погребальных курганов, они не оставили после себя ничего, кроме нескольких географических названий. Например, индейские имена носят реки Сатилла и Алтамаха, некоторые водоемы и другие места.
С белыми крики впервые столкнулись в 1540 году. Испанский конкистадор Эрнандо де Сото высадился на это побережье во главе небольшого отряда и объявил его владением испанской короны. Индейцы встретили испанца в целом приветливо, хотя и с любопытством. За теплый прием де Сото сполна расплатился мушкетными пулями и болезнями, косившими индейцев тысячами. Впрочем, его успех оказался недолговременным, да и сам он два года спустя скончался от лихорадки, когда после очередной завоевательной экспедиции в глубь континента пытался выйти обратно к побережью.
В конце концов поредевший отряд де Сото отступил в крепость Сан-Августин во Флориде[22], а на побережье появились французы. Отважно сражаясь с москитами и змеями, они основали здесь собственную колонию. Испанский король Филипп II не мог этого вытерпеть и немедленно отправил туда же иезуитскую миссию, которую чуть не поголовно вырезали оставшиеся в живых индейцы. К 1570 году уцелевшие иезуиты, несколько лет жившие как на вулкане, отбыли в Мексику. Их отсутствием воспользовались францисканцы, появившиеся в наших краях в 1573 году.
А теперь давайте заглянем на сто лет вперед и заодно перемахнем океан, чтобы взглянуть, что происходило в это время в доброй старой Англии. После нескольких лет изнурительной войны долговые тюрьмы страны оказались переполнены – в том числе и вполне респектабельными членами общества, которые превысили кредит, пытаясь заплатить зубодробительные налоги. Имея в перспективе длительные сроки заключения, которые им предстояло отбывать в сырых, грязных камерах, питаясь черствым хлебом и гнилыми овощами (к тому же именно в это время в Англии разразилась эпидемия оспы), эти господа едва ли не с радостью ухватились за возможность отправиться за океан, чтобы заселить новую колонию, названную Джорджией, по имени тогдашнего британского монарха Георга II, и располагавшуюся на Восточном побережье Америки между Южной Каролиной и Флоридой. Во имя Бога и страны… и во имя прощения всех долгов.
В 1732 году двухсоттонный фрегат «Анна» доставил в Новый Свет сто четырнадцать «заключенных» и их семьи. Экспедицию возглавлял британский генерал по имени Оглторп. Фрегат встал на якорь вблизи первого английского поселения в Южной Каролине, названного Чарлз-Тауном в честь короля Карла II. Утомленные длительным плаванием моряки не захотели отправляться куда-то еще и в полном составе остались в «городе Карла». В 1736 году Оглторп, бросая вызов враждебному окружению, вновь снарядил свой корабль и отправился вдоль побережья по направлению к острову Кокспер. На борту фрегата было несколько кузнецов, плотников, фермеров, которые высадились на острове Сент-Саймонс и построили там небольшой форт, получивший название Фредерика. Оглторп, понимавший, что колонистам потребуется духовное руководство, захватил с собой из Англии двух священников-миссионеров – братьев Джона и Чарльза Уэсли. Эти двое занимались тем, что обращали индейцев и создавали то, что в наши дни называется методистской церковью.
Испанцы, по-прежнему хозяйничавшие во Флориде, расценили появление новой колонии как угрозу интересам испанской короны в Новом Свете. Довольно скоро из Сан-Августина выступил большой отряд, который двинулся на север с намерением предать британские форты на побережье огню и мечу. Испанцев было намного больше, чем англичан, поэтому они чувствовали себя весьма уверенно, не сомневаясь в легкой победе. На привалах они жгли костры и, составив ружья в пирамиды, готовили еду. Но англичане, ведóмые опытными следопытами из числа шотландских горцев, не дремали. Прячась в зарослях сабаля, они подкрадывались к неприятельскому лагерю, пока не почуяли запах готовящейся на кострах пищи. Наутро окрестные болота покраснели от испанской крови, а британцы окончательно утвердили свое владычество в Джорджии. В наше время место этой эпической битвы носит название Кровавого болота.
Прошло еще несколько лет, и в 1782 году колонисты, придавленные все теми же непомерными налогами, от которых они когда-то бежали, объявили о своей независимости и изгнали со своей территории представителей британских колониальных властей.
Независимая Джорджия оставила в истории довольно заметный след. Фермеры соседней Южной Каролины имели смутное представление о севообороте, а поскольку в те времена им приходилось удовлетворять растущий спрос на хлопок практически в одиночку, они довольно скоро истощили свои поля. Обнаружив, что земли, лежащие в устье рек Алтамаха, Фредерика и Сатилла напротив Золотых островов, отличаются завидным плодородием и урожайностью, каролинские плантаторы быстро прибрали их к рукам и создали сложную дренажную систему, остатки которой можно кое-где увидеть и по сей день. На осушенных землях снова начали сажать хлопчатник, но не обыкновенный, а особо тонкий, длинноволокнистый, семена которого были привезены из Вест-Индии и с Барбадоса. Новый сорт сырья пользовался в мире еще бóльшим спросом; плантаторы собирали огромные урожаи и богатели не по дням, а по часам, однако вскоре перед ними встала еще одна проблема. Перед продажей хлопок-сырец необходимо было очистить от семян и других посторонних примесей, а в те времена сделать это можно было только вручную.
В 1786 году вдова Натаниэла Грина с плантации «Маллбери» наняла своим детям гувернера, которого звали Элай Уитни. Заметив, что молодой человек наделен инженерными способностями, женщина попросила его придумать какой-нибудь более производительный способ очистки хлопка. Так появился хлопковый волокноотделитель, изобретение которого повлияло на историю человечества почти так же сильно, как печатный станок. Кроме того, примерно в то же самое время в Англии была сконструирована модернизированная прядильная машина, которая более или менее уравняла баланс между спросом и предложением. Теперь английская промышленность могла переработать весь хлопок, который производили плантации Джорджии и Южной Каролины, благодаря чему цены на хлопок-сырец не только не снизились, но, напротив, взлетели до небес.
Довольно скоро Джорджия – бывшая колония, населенная потомками несостоятельных должников и банкротов, вырвавшихся из долговой тюрьмы лишь по удачному стечению обстоятельств, – стала одним из самых известных штатов страны. Собранное руками черных рабов «белое золото» стало основой экономики южных штатов. Огромные плантации в Хэмптоне, Кэннонс-Пойнте, Ретрите и других местах, дававшие огромные урожаи и приносившие своим владельцам баснословные доходы, превратили Джорджию в своеобразное «государство в государстве» со своими законами, правилами и традициями. Эти правила и традиции были настолько сильны, что именно сюда в 1804 году бежал вице-президент США Аарон Бёрр, застреливший на дуэли секретаря казначейства Александра Гамильтона.
