— Доброго, — то ли кивнул, то ли склонил голову в коротком поклоне Рил.

— Теплого мрака, — Янис встал, коротко поклонился, словно кадет. — Нежного света, — второй поклон вышел по-змеиному гибким.

Эльфийка была обворожительна, но поцеловать ей руку Янис не решился. Как-то показалось это слишком… фамильярным.

Приятно удивились все трое эльфов — теплое недоумение Рила Янис ощутил всем телом. Это не было традиционными приветствиями, скорее чем-то сборным, подобранным соответственно этикету. Родители Рилонара глядели тоже тепло — Янис уже немного натренировался на своем эльфе и чувствовал это за сдержанной вежливостью. Чувствовал он и их любопытство или, скорее, угадывал его. В повороте головы матери, в чуть прищуренных глазах отца.

Они странно смотрелись вместе, странно и гармонично.

Она надела легкое белое платье, а в золотистых волосах таинственно поблескивал малахитовый цветок — Янис с ужасом и гордостью узнал одну из своих первых работ. Эльфийка была вся какая-то воздушная, светлая, не от мира сего — и в тоже время в этот мир вросшая до самой его сути, глядящая с почти что жутким пониманием.

Он был затянут во что-то темное, не то в кожаный доспех — будто и не жил в цивилизованном мире, — не то в какую-то имитацию. Но кинжал у пояса был самый настоящий, и Янис смутно догадывался, что на виду вовсе не оружие, так, для отвода глаз. Точно так же, как длинные белые волосы, стянутые в легкомысленную на первый взгляд косу — но на конце был закреплен небольшой грузик, явно боевой.

Янис смотрел на них и каким-то глубинным пониманием чувствовал, что их ребенком мог быть только Рилонар. Сливший, сплавивший черты обоих настолько гармонично, что нельзя было толком сказать, что именно он взял от матери, а что от отца. Дело было даже не в том сходстве, которое легко прослеживалось, стоило присмотреться чуть внимательнее. Просто пару эльфов буквально окутывала некая аура единения. Раз увидев их вдвоем, было невозможно представить рядом с каждым из них кого-то другого.

И теперь Янис, пожалуй, понимал, почему именно родители выбор Рилонара не осуждали. Не потому, что он был их сыном, просто им в свое время тоже пришлось стоять против всех. Но — выстояли, преодолели. И это было достойно уважения.

А еще Янис был им искренне благодарен.

Да, многое из того, что для эльфов было нормой, самого горгону могло шокировать, удивить, огорчить… но Рилонар был именно эльфом, и… Янис не хотел бы, чтобы он был другим.

Пару раз глубоко вдохнув — для смелости, — горгона осторожно поставил на столик тот самый круглый сверток. Зеленоватый лен, аккуратно перехваченный серой шелковой лентой, скрывал, как верно подозревал Рил, очередное творение Яниса. Но что в этот раз мог сделать горгона, угадать не удавалось.

— Я хотел бы сказать вам спасибо, — Янис вскинул голову, почти дерзко скрещивая взгляды с темным. — За Рилонара, за то, что он ваш сын, и за то, что он такой, как есть.

Лента была завязана совсем простым узлом и распустилась от одного движения. Внутри оказалось большое яйцо — судя по всему, драконье, — выполненное из темного мрамора в светлых прожилках. Янис еще раз глубоко вздохнул и повернул «яйцо».

Внутри мраморного овала оказалась выемка в форме грота, сделанная до того искусно, что, казалось, можно услышать журчание маленького ручья, прыгающего по камням. А на берегу ручья стояли двое.

Янис долго ломал голову, какой же именно камень выбрать. Легкость и воздушно-летящий силуэт светлой эльфийки, темное очарование дроу… А еще хотелось как-то подчеркнуть единство этих двоих.

Опал подошел идеально. Разнообразие оттенков позволяло использовать его для обеих фигурок эльфов. Темный со звездными синими проблесками для дроу, молочный для эльфийки. И маленькая капля лабрадора, лежащая в чаше из сомкнутых ладоней этих двоих.

Они молчали, потрясенные. Эльфийка, помедлив, протянула руку. Коснулась самым кончиком пальца вовсе не своей фигурки, а капельки лабрадора.

Потом подняла глаза.

— Спасибо, — на секунду Янису показалось, что перед ним Рилонар.

Горгона покраснел разом, будто вспыхнула внутри красная лампочка. Уткнулся взглядом в столешницу, змейки зашевелились, меняя узор косы. Вдруг захотелось спрятаться за спину Рила и выглядывать оттуда разве что змейками, но ладонь супруга, легшая поверх его собственной, помогла справиться со смущением.

Янис поднял глаза и улыбнулся — открыто, немного растерянно, но очень солнечно.

— Я рад, что вам понравилось.

Теперь кивнул уже отец Рила, коротко, резко, но от этого стало еще теплее-стыднее. Если уж даже его проняло.

— Я надеюсь, вам тоже понравится, — эльфийка полезла в небольшую сумочку, неприметно висевшую на запястье, достала оттуда пачку фотографий и положила на стол, раскрыв веером.

Две крайние запечатлели двух девушек: холодно-надменную эльфийку, такую молоденькую, что через эту надменность читалась растерянность, и свернувшуюся застенчивыми кольцами нагу, черную, с золотистой каймой по чешуйкам. А дальше… а дальше были не фото. Сгенерированные техникой картинки, с которых смущенно, восторженно и насупленно глядели маленькие эльфята или наги, сумеречные и золотисто-охристые, с разноцветными змейками вокруг морд, совсем как у Яниса.

Янис растерялся так, что змейки расплелись из косы и легли на плечи сплошным покрывалом. Горгона не злился, нет. Он и в самом деле многое выспросил у родителей и деда с ба. Просто… так быстро? Пожалуй, он не удивился бы фотографиям эльфийки. Может быть, обиделся бы, что так демонстративно, но не удивился. Но нага… так неожиданно было, что озаботились и ее поисками, хотя, казалось бы, до вероятного потомства Яниса эльфам никакого дела быть не должно.

Или это знак, что его все-таки приняли?

Горгоне отчаянно хотелось сползти под стол, свернуться там клубком и прикинуться, что его нет. Смущение было гораздо сильнее, чем при виде искреннего восхищения его работой. Но такое поведение было простительно разве что для пятилетнего малыша, так что Ян даже змеек уложил обратно в косу.

— Они… красивые, — почему-то шепотом сказал он, глядя на картинку, где маленький наг весело тянул куда-то эльфенка.

Пальцы Рила сжали его. Горгона чуть покосился и увидел, что любимый странно улыбается. Едва-едва, одними уголками губ, но так тепло и мечтательно… Потом, заметив его внимание, Рилонар обернулся. Сжал ладонь уже всерьез, спросил:

— Ты согласен?

Горгона помолчал, серьезно обдумывая и вопрос, и ответ на него. Потом поднял на сумеречного решительный взгляд.

— Да. Но только если мы не будем торопиться и познакомимся с ними нормально.

Это удивило эльфов. Рил замер, а его мать чуть подняла бровь.

— Я думала, вы против пускать кого-то в свою жизнь.

Горгона хмыкнул, отбрасывая назад непокорную змейку:

— Я старался разобраться и понять. Ну… и вы были более убедительны, чем Крылатая.

— Она очень нам помогла, — Рил гладил его ладонь, пытаясь успокоить. Камень под одеждой тепло пульсировал, отдавая привкусом недоумения — эльф не стремился сейчас скрывать свои эмоции, пренебрегая таким способом общения.

— Девушки согласны на наши условия, если вы об этом, — эльфийка честно попыталась понять, что имеет в виду горгона. — Все уже обговорено.

— Дети должны расти в любви. И я считаю, что в таком случае теплые, хоть и дружеские, отношения с матерью лучше чисто делового контракта.

— Хорошо, — два листочка с номерами телефонов легли на стол поверх фото. — О возможных звонках они тоже предупреждены.

Янис посмотрел на эльфийку почти с умилением. Ну, понятно теперь, в кого Рил такой предусмотрительный. Хотя лучше всего на уверенности горгоны в себе сказалась именно растерянность эльфийки. Его не облили презрением и не поставили перед стеной холодной вежливости, и это свидетельствовало о том, что его и впрямь приняли. А еще наметанный взгляд скульптора то и дело выхватывал в эльфах черты Рилонара — выражение лица, изгиб бровей, форма губ, характерный жест рукой. Поэтому Янис не мог не улыбаться, хотя и старался не сделать эту улыбку слишком уж широкой.