…В другой раз кое-кто прельстился красотой одной шпринг против ее воли. Но друзья защитили ее. Обидчиков швырнули в море, а ведь большинство вас, Нэсси, боится воды…

…Или несколько бродяг поймали маленького ками и вспомнили о том, что вели на его предков славную охоту…

То, о чем я говорю, ле, – капля. Это была не одна подземная колония, не одна красивая кошка и не один голодающий городок. То, о чем я говорю, стало реальностью для всего материка. Нет соблазна непреодолимее, чем сознание превосходства над равными, особенно в мире, где все равны. Тогда Веспу впервые изолировали – ее радиоволны, транспортное сообщение, почту. Больше всего боялись, что все пойдет дальше, за Стену. И тогда…

Нэсси, перестань перебивать. Да, тогда и появилась Сотня, первые солдаты, которые надели черно-алые мундиры и под лидерством Тени отправились наводить порядок. Одни вышли из серопогонных, другие – из народных добровольцев, а их лидер скрывал лицо. Сотня присягнула на верность Синедриону и получила особые полномочия.

Но ты кое-чего не знаешь, Нэсси. Об этом не любят вспоминать даже то-син, хотя им это известно. Так вот… в Сотне не было людей с Протéйи. И ни одного человека из Малого мира.

Им было страшно сунуться, они просто поджали хвосты и разрабатывали план. Сотня состояла из веспианцев, именно поэтому мы черноволосы и голубоглазы, как большинство жителей этого континента. Те сто бойцов, точнее, те из них, кто не погиб, были последними, кто покинул Пятый регион, прежде чем его закрыли. Вот так.

Сотня сменялась и пополнялась в течение всего времени существования нашего подразделения. Была предметом гордости для самых гордых. Куда она исчезла? Нет… Помолчи. Нэсси… я расскажу в другой раз, и держи-ка язык за зубами, или я напишу твоей маме, и она надерет тебе уши…

И все было почти хорошо. День за днем, вечер за вечером. Пока однажды, маршируя среди других девочек, Ева не увидела на углу улицы полукровку-лавиби. Он смотрел в ее сторону и щерил зубы, и на это еще можно было не обращать внимания, ведь курсантов многие недолюбливали в городе, но…

– Ева?

Ей показалось, именно этим именем он ее позвал.

Он наблюдал за тем, как наступает утро. Отслеживал это по гаснущим фонарям и светлеющему небу. Больше ничего из окон квартиры Ронима, выходящих на Холодную сторону, было не различить: Зуллур сюда не заглядывал.

Ласкезу казалось, что он живет здесь уже долго, хотя на самом деле прошло всего несколько дней. Пустых и спокойных дней, когда Роним уходил, а он оставался: детектив запретил ему гулять в одиночестве. Тем более в здешних районах, где ютились многоэтажные клетки, просто нечего было делать.

Таура не ночевала в комнате: ла Ир еще в первый вечер забрала «прекрасное создание» к себе, в соседнюю квартиру. Шпринг, поначалу опасавшаяся незнакомки, быстро с ней сдружилась, что не могло не радовать: настроение у Тауры наладилось, она стала напоминать себя прежнюю. Мирина давала ей свои красивые наряды и украшения, делала ей прически – развлекала как могла. Ла Ир вела домашний образ жизни, зарабатывая литературной критикой в аджавелльских альманахах, и, видимо, была рада компании. Сквозь тонкие стены в квартире Ронима Ласкез часто слышал смех и музыку, лившуюся из радио.

Несколько раз квартирная хозяйка звала Ласкеза присоединиться, но он отказывался, чувствуя себя не слишком уютно в компании двух женщин. Мирина, возможно, поняла это. Настаивать она перестала, зато показала одну из комнат своего довольно большого – не сравнить с «клеткой» детектива – жилища. Она вся была заставлена книжными шкафами. Так что Ласкез снова читал, правда, уже не то, что дома. В основном, учебные и научные издания, пытаясь догнать курс. Здесь, в городе, его прежние мысли только окрепли. Он очень хотел поступить в Корпус серопогонных.

Для этого нужно было сдать несколько предметов и физических нормативов. К последним Ласкез был вполне готов, а вот знания… ему пригодилась бы помощь Тэсс, она умела все разложить по полочкам и училась на отлично. Но сестра была далеко. И он занимался сам, а заходя в тупик, утешал себя одной мыслью. Возможно, он и вовсе не доживет до экзаменов.

У Ронима – особенно вечером, когда детектив был дома, – Ласкез чувствовал себя в безопасности и начинал верить, что все обойдется: и с Тэсс, и с управителем, и с инцидентом на Веспе. Днем, в одиночестве, становилось хуже. Мысли о тех словах Тэсс иногда подстегивали его к бегству, пусть это и противоречило здравому смыслу. Книги помогали. Как и раньше, они очень выручали. Еще больше помогло бы…

– Что тебя беспокоит?

Когда Роним спрашивал об этом, Ласкез начинал жалеть, что к нему вернулся голос. Написать о страхах, как и о надеждах, было бы проще, чем говорить о них вслух. Он отвечал: «Я скучаю по сестре», опуская «Она тебе не доверяет». Детектив кивал.

Теперь у Ронима начались выходные. Вслед за ними он взял еще несколько дней. Ласкез чувствовал вину, хотя сыщик и сказал, что все равно собирался в отпуск. Нет… все складывалось не так, как Ласкез представлял. Он не нашел старого друга. Он принес этому другу плохие новости, да еще засел в его квартире. Это не говоря о тенях алопогонных, маячащих за спиной. Так что Ласкез не решался заговорить о Корпусе серопогонных или вообще о чем-либо, что требовало от Ронима нервных и любых других затрат. Даже об обещании попробовать связаться с сестрой не напоминал.

Небо окончательно прояснилось. В комнате стало светлее, и Ласкез встал с постели, устроенной прямо на полу. Одевшись, он приблизился к окну, оглядел хмурые крыши и опустил жалюзи: Роним все еще спал. И ему полезно было отдохнуть: из ярда он возвращался неизменно поздно, всегда вымотанным. Его лицо, когда он переступал порог, казалось болезненно бледным. Сероватым. Таким оно было и сейчас. Детектив слегка запрокинул голову и прикрывал глаза рукой. Ласкез остановился над ним, вслушиваясь в ровное дыхание. Кошмары? Снова? Он дорого бы дал, чтобы понять это.

В коридоре пару раз гавкнул Бино, заскреб по полу. Ласкез вышел, притворив дверь, и иллиций над лбом доги радостно замерцал. Ласкез снял с крючка поводок.

– Пойдем-ка я тебя выведу.

Это были единственные прогулки, которые он пока совершал. Бино успел к нему привыкнуть: охотно подпускал, так что во двор они ходили часто. Уследить за таким зверем оказалось проще, чем Ласкез думал.

Бино припустился по лестнице. Ласкез, с силой увлекаемый вперед, крепко цеплялся за перила. На последнем пролете он все-таки едва не пересчитал ступеньки носом, но, к счастью, свидетелей этого конфуза не нашлось.

Большой просторный двор с нескольких сторон ограничивали дома. Для выгула животных к нему примыкала отдельная площадка. Побродив по ней какое-то время, Ласкез снова прицепил к ошейнику доги поводок. На улице было промозгло, задерживаться не хотелось, но опасение – что не в меру бодрый, наверняка проголодавшийся и соскучившийся зверь будет шуметь в квартире, – заставило продлить прогулку. Пусть Роним выспится, наверняка его будят спозаранку и в выходные. Держать дома подобное чудовище… определенно, только от Ронима и можно было ждать нечто подобное.

Ласкез вернулся туда, где пестрели цветники и стояли аккуратные деревянные скамейки. Он взял с собой учебник Единого Права, который и собрался почитать, но к своему удивлению обнаружил, что двор уже не пустует. Мирина Ир помахала с ближней лавочки и окликнула его. Он подошел.

Женщина, одетая в теплый дук с высоким воротом, причесанная и накрашенная, сидела, закинув ногу на ногу. Рядом лежал аккуратный букетик незнакомых розовых цветов в серебристой оберточной бумаге.

– Доброе утро, мой юный друг.

Она улыбалась и была явно в хорошем настроении. Мирина потрепала по загривку Бино, тот лизнул ей руку и лег.

– Здравствуйте, ла. – Ласкез сел. Он заметил в ушах женщины знакомые сережки-ромбы, холодно сверкающие на свету. Из прически сегодня не выбивалось ни одной пряди, весь вид соседки казался строгим. – Не спится? Вы гуляли?