— А… почему так? — Ян только и смог изобразить руками что-то неопределенное. К тому, что Рил надевает «на выход» украшения его работы, горгона давно привык и этим фактом немало гордился, но рубашка?
— Шьяра официально уже почти передана твоим сородичам, — пояснил Рил, закалывая волосы как раз одной из работ Яна — металлической проволокой-змейкой, хищной и очень такой темной. — Это пока не афишируют, все-таки случай уникальный, но всем все ясно. Меня просто не поймут, если я буду выглядеть как обычно — я ведь не только твой агент, но и супруг.
Ян смущенно потер затылок, осознавая, что в очередной раз под властью вдохновения много чего упустил. А еще внешние мотивы внешними мотивами, но не желай Рил показать это сам — уж придумал бы, как подать. Так что было приятно, очень.
— Спасибо.
Кивнув, Рилонар собрал змеек Яниса в горсть и скрепил у затылка простенькой тканной полоской — вроде и не мешает, а вроде и прическа.
— Все, идем.
Площадь была все еще загорожена ширмами. Но вот солнце окунулось в море, уступая место густым вечерним сумеркам, и несколько телекинетиков слаженно заставили ширмы воспарить, открывая творение Яниса нетерпеливым взглядам.
Мерцала подсветка в глубине камня, превращая его в отражение ночного моря. Разгорались огоньки возле корабля. Выныривали из шторма дельфины, спасая измученную борьбой со стихией команду. Плыла над затихшей толпой мелодия — сначала резкая, тревожная, а потом мягко стекающая в более плавную и радостную. Прорезали музыку дельфиньи крики — пусть тоже в записи, но все равно настоящие.
Янис первым вполз на площадь, направляясь к одному из витков Змея, выбранному как возвышение для презентации. Сейчас его чуть расширили и сделали удобную лесенку-пандус, но было ясно, что это — временное, уберут, как только все закончится, и картины оно не рушило.
Картину вообще сложно было чем-то нарушить, во многом благодаря грамотной организации. Не так уж и много разумных было допущено на открытие — площадь большая, да, но столпотворения никто не хотел. Для всех откроют завтра, а пока — репортеры, важные гости и небольшая горстка везунчиков.
За годы работы Янис неплохо научился говорить речи, а о своих творениях и вовсе мог рассказать как никто — но сейчас он говорил о другом. О легендах серпентеров и прародителях. О Шьяре, которая совершенно особенная даже без них. О дельфинах и теплом море, о том, что многие забывают за повседневными заботами.
— Шьяра — удивительный мир. Она подарила мне волшебные впечатления и очень важные воспоминания. Поэтому я хочу сделать ей ответный подарок, пусть и в камне, — Ян шевельнул хвостом. — Тот, который останется с ней на долгие годы. И я надеюсь, что вам этот подарок тоже придется по душе.
Аплодировали тихо — мало народу и большая площадь, — но от души. К вспышкам фотоаппаратов Янис уже привык, поэтому улыбался, глядя вниз и выхватывая не их, а знакомые лица.
Мечтательную улыбку Рашшеса, ноги которого обвила хвостом его нагайночка. Оба в этих своих свитерах, оба, кажется, сейчас пойдут в лабиринт хвоста змея, сидеть рядом и просто впитывать идущее от камня тепло.
Растерянного рулевого, чьего имени они так и не узнали. Он, кажется, не понимал, что тут вообще делает — или был так пришиблен площадью, что только изумленно оглядывался по сторонам, хлопая глазами, будто со сна.
Смущенно алеющие уши Ронола и дерзко-решительный взгляд Ксантии. Рилонар шепнул перед самым началом, что лесовик решил остаться на Шьяре после стажировки, и, кажется, у этих двоих наконец-то завязались отношения.
Внимательный взгляд золотых глаз Аверхнерниса…
Янис заморгал, соображая, откуда тут феникс — а тот уже шел через расступающуюся толпу, будто не замечая её. Горгона только и успел, что соскользнуть с бока Змея, чтобы поприветствовать Аверха не с возвышения, но даже и рта раскрыть не успел. Феникс заговорил первым — приветствия ему не требовались, не за этим пришел.
— Я рад, что увидел это, прежде чем ушел к солнцу, — неторопливо роняя слова, сказал он. — И рад буду увидеть это после, мастер.
Короткий кивок — куда там до поклона, нет, ни в коем случае, но — несомненно уважение. И протянутое пламенеющее перо.
Ян поклонился, принял его на сомкнутые лодочкой ладони, не боясь обжечься. И порадовался, что от него никто не ждет ответных речей — вряд ли бы он смог сейчас сказать что-то внятное. Только стараться держать лицо, чтобы не выглядеть совсем уж глупо.
Обожгло внезапно не ладони, а бок — прикосновением узкой ладони. Рилонар стоял рядом, обнимая горгону за талию, глядя вслед уходящему фениксу и щурясь от вспышек камер.
Так они потом и появились во многих статьях об этом событии.
========== Эпилог ==========
Великие Змеи жили в мире, их народ процветал, и казалось, никто и ничто не сможет навредить им — что сумеет противостоять тем, кто властен над мировыми потоками? Но беда все-таки пришла. Горы, которые до этого росли мирно, стало трясти. Проснулись вулканы, пропускающие через себя жар сердца мира. Они не вредили потомкам Великой Змеелы, потому что те жили в долинах и успевали уйти от гнева земли — но облака пепла становились все гуще.
Сначала они создавали легкую дымку, потом стали плотными, как грозовые тучи, а потом и вовсе заполонили собой все небо, не пропуская солнечное тепло и свет. Растения стали болеть и гибнуть, но самое страшное — стали гибнуть дети, потому что для них холод был гораздо мучительнее, чем для взрослых.
Великие Змеи пытались исправить это, но их магия оказалась не властна над пеплом, а вызванные ветра приносили лишь новые тучи вместо развеянных. И тогда они решили, что их народ не должен погибнуть. Три дня и три ночи все Великие Змеи плели переход.
Тогда еще не умели правильно рассчитывать порталы и привязывать их к камням силы, поэтому переход держали наживую. Даже координат никаких не было, наводились по подобию.
Не хотели наги уходить, оставляя своих родителей в гибнущем мире, но не могли обесценить их усилия и не хотели причинять боль своей гибелью — ведь нет ничего страшнее, как видеть смерть ребенка, которого ты не сумел защитить.
Великие Змеи держали переход — все вместе, чтобы никто не погиб в межпортальном пространстве. Но сами уйти так и не смогли — слишком слаб оказался переход, удерживаемый с одной стороны. А наги даже все вместе не могли дать достаточный якорь со второй.
Но самое страшное — когда переход закрылся, они даже не знали, где искать свой родной мир. Потому что, окутанный тучами пепла, не был он больше похож на ту ласковую и теплую родину, которую они знали. Долгие годы искали все серпентеры его, но так и не смогли найти. И постепенно потерянная родина стала забытой, а о Великих Змеях остались только легенды…
Но они вовсе не погибли. Когда последний из их народа покинул Шьяру, Великие Змеи создали себе убежища — в глубинах океана, возле вулканов и теплых источников, где их согревал жар сердца мира. Они засыпали, зная, что сами проснуться не смогут, но веря, что их дети найдут их…
— Папа, а что такое сердце мира? Это камень?
— Почти, но он нагрет до такой степени, что уже и не камень вовсе, — ответил за Яниса Рилонар, сдвигая руку, чтобы обвившей её дочке было удобней.
— И если он остывает, можно сказать, что сердце мира остановилось. Такой мир становится пустым, холодным и неуютным, — дополнил горгона.
— А что было дальше?
— Дальше… Один феникс искал мир, в котором сумеет сплести кокон для перерождения. И рассчитал, где может быть такой мир. Он оказался очень теплым и ласковым, так что всем понравился. В водах его морей жили дельфины — удивительно веселые и добрые создания, но их все-таки нельзя было назвать полноценной расой. Люди решили, что этот мир пуст, и начали понемногу его заселять, строить городки и осваивать гавани. А потом один из серпентеров нашел колодец со спящим Змеем, — Янис улыбнулся.