Что тут началось!...На другой же день во всех полках дивизии солдаты и сержанты ринулись на спортивные площадки и в залы крутить на гимнастических турниках обороты «солнце» /руки разрешалось привязывать ремнями к перекладине/. Все свободное время мы занимались только этим.
А через месяц или два, выполняя приказ командующего, специальные комиссии из офицеров и старшин принимали у нас экзамен.
Генерал Маргелов сдержал свое слово: всем нам, кто прокрутился на турнике хотя бы два раза, был предоставлен десятидневный отпуск, в приказе о котором так и говорилось: «за исполнение крутых /больших / оборотов «солнце».
А еще из той давней беседы с нами генерала Маргелова я помню его воспоминание о недавней войне и что он в те годы какое-то время командовал полком балтийских моряков. Говорил нам еще, что в будущем у воздушных десантников – «крылатой пехоты» - будет другая форма. У нас же была в то время обычная пехотная форма одежды. Отличались мы от других только во время парашютных прыжков и учений.
Думаю, что тельняшки у нынешних парашютистов-десатников появились по воле генерала Маргелова и именно потому, что он во время войны командовал полком морской пехоты.
Василий Филиппович Маргелов был истинно русским боевым генералом. Говорили, что Звезду Героя он получил за то, что одним своим батальоном пленил целую немецкую дивизию, явившись в ее штаб и предъявив ультиматум.
Как и во всякой легенде все было так и не так… В книге «Генерал армии Маргелов» ее автор и сын генерала Герой России Александр Васильевич Маргелов пишет, что звание Героя Советского Союза Василию Филипповичу было присвоено в марте 1944 года «за форсирование Днепра и освобождение города Херсона», когда полковник Маргелов командовал 49-й гвардейской стрелковой дивизией.
Что же касается пленения Маргеловым немецкой дивизии, то это тоже истинная правда. Только на самом деле ему сдалась не одна дивизия, а целых три! Да каких! Это были элитные соединения немецко-фашистской армии, входившие в танковый корпус «СС»: «Великая Германия», «Мертвая голова» и 1-я полицейская дивизия «СС».
А дело было так …
49-я гвардейская стрелковая дивизия завершила свой боевой путь в Австрии. Там 8-го мая 1945 года и застала Маргелова весть о капитуляции Германии. Война для него закончилась.И вдруг 11-го мая командир дивизии получает приказ пленить или уничтожить танковый корпус «СС», находящийся на границе с Чехословакией, так как эсэсовцы задумали сдаться американцам.
Генерал Маргелов сел в свой «виллис» и в сопровождении нескольких офицеров и переводчика поехал в расположение вражеского корпуса. Прибыв к штабу противника, он приказал сопровождавшему его командиру артиллерийской батареи 76-ти миллиметровых пушек: «- Установить орудия прямой наводкой на штаб полка и через десять минут, если я не выйду, открыть огонь по штабу». А находившимся тут же эсэсовцам приказал провести его к их командирам, которым и предъявил ультиматум о безоговорочной капитуляции с сохранением жизни и наград. Эсэсовские комдивы вынуждены были согласиться на капитуляцию, оговорив, что «сдаются только такому храброму и боевому генералу, которого они знали еще по боя под Сталинградом». Эта ночь, по словам Маргелова « была последней в этой проклятой войне».
Утром следующего дня генерал Маргелов принимал капитуляцию эсэсовских дивизий. Как пишет в своей книге об отце его сын Александр Васильевич, «всего было взято…более 32 тысяч военнопленных, в том числе: 2 генерала «СС», 806 офицеров, 31.258 солдат и унтер-офицеров. Трофеи: автомобилей грузовых – 5.874 шт., легковых – 493 шт., танков и САУ – 77шт., минометов 6-ти ствольных – 46 шт., пушек – 120 шт., 16 паравозов, 397 вагонов, большое количество стрелкового оружия».
После же процедуры капитуляции генерал Маргелов, как истинно русский человек и воин, для которого поверженный противник достоин жалости, «отметил» с немецкими генералами это событие, а заодно и окончание войны за походным столом. Те напились до полусмерти и уснули под столом. Может быть именно поэтому генерал Маргелов и не получил обещанную ему вторую Звезду Героя.
Но главное в том, что мы теперь знаем: последнюю точку в Великой Отечественной войне 12 мая 1945 года поставил «бескровным пленением» танкового корпуса «СС» русский полководец генерал Василий Маргелов.
Так что, перефразируя слова известного со школьных лет лермонтовского стиха, генерал Маргелов был «слуга Отечеству, отец солдатам». Именно при воспоминании о нём возникают перед глазами образы Суворова, Кутузова, Багратиона, Скобелева и других русских полководцев.
Таким я его и запомнил, а больше, естественно, никогда не встречал. Но знал, что он продолжал ещё долго служить в нашей Армии.
Летом 1986 года в Вологду на праздник 25-летия Вологодской писательской организации приезжал маршал авиации И.И.Пстыго. Мне приходилось с ним общаться, и в одном из разговоров я спросил Ивана Ивановича о генерале Маргелове. Маршал ответил мне, что знает его хорошо, так как вместе с ним служит то ли в Главной военной инспекции Министерства обороны, то ли в военных советниках.
Эх, если бы такие генералы, как Маргелов, да были в нынешнее время! Не страдала бы наша Русь-матушка. А сейчас, кажется, что за неё и постоять некому. Дай-то Бог, если я ошибаюсь.
Прошло больше сорока лет с тех трудных и счастливых дней моей срочной службы в наших воздушно-десантных войсках, но я и сейчас, вспоминая о них, с гордостью говорю: «Я служил при Маргелове».
«НЕ БОЛЬШЕ ЧЕМ ЗНАКОМ»
…Перечитывая недавно стихи Николая Рубцова, удивительное я сделал для себя открытие: чем дальше мы уходим от времени, в котором жил поэт, тем ближе нам его поэзия, да и он сам…
С Николаем Михайловичем Рубцовым, говоря его же стихотворной строчкой , я был «не больше чем знаком». Но две встречи с ним, которые подарила мне судьба, остались в памяти, хотя с тех майских дней 1969-го года прошло уже более тридцати лет.
Той весной я приехал в Москву на очередную сессию в историко-архивный институт, где учился заочно и в один из дней случайно встретил череповецких ребят – Эмиля Смирнова и Мишу Ганичева, с которыми был немного знаком по городскому литературному объединению. Оказалось, что они тоже приехали на заочную сессию в Литературный институт. Прощаясь, ребята пригласили меня навестить их в институтском общежитии.
И вот, выбрав один из дней между экзаменами, я приехал к ним на улицу Добролюбова. Помню, что весь день мы провели в разговорах, а ближе к вечеру пошли в соседнюю столовую попить пивка.
В столовском зале Эмиль с Мишей сразу увидели знакомую компанию своих ребят-студентов, сидевших за столиком у самого окна, о чем-то спорящих и тоже пьющих пиво.
- Там Коля Рубцов,- сказал Миша.- Пойдем к ним.
Мы подошли к ребятам и прервали на время их громкий разговор. Миша Ганичев представил меня Рубцову как земляка из Череповца и мы познакомились. Николай подвинулся и пригласил присесть рядом. Слева от него сидел, как мне запомнилось, поэт Володя Липатов и по всему было видно, единомышленник Рубцова.
Напротив их пили пиво два или три студента-заочника и, как оказалось, противники Никола в сегодняшнем литературном споре, который тотчас же возобновился. Мне запомнился и почему-то не по имени, а по фамилии только один из них – Шевченко. Он яростнее всех, как мне показалось, нападал на Рубцова из-за каких-то стихов.
Книги Николая Рубцова у меня дома были, стихи его я читал, но наизусть, естественно, не знал ни одного и поэтому все время думал, что Николай может спросить меня о своих стихах, но он лишь вяло отбивался от слов и суждений споривших с ним однокашников. Горячился только его товарищ Володя Липатов, а потом и Миша Ганичев с Эмилем стали помогать ему в этом споре.
Рубцов же больше молчал, наклонив голову, и выглядел каким-то совершенно беззащитным человеком. Мне стало даже его жаль и я, впервые оказавшись в кругу поэтов, чувствовал себя из-за этого как-то неуютно. В то время я был далек от поэзии, судить о стихах не мог, но видел, что Рубцов был прав в этой словесной перепалке.
