— Право табань — лево на воду!
Высунув из-под одеяла лицо и подражая голосу Точилова, Петрович крикнул:
— Право табань — лево на воду!
В шлюпке рассмеялись, но потом все заметили, что Петрович повторяет каждое слово команды старшего штурмана.
— Он промок насквозь,— рассказывает Попов — Его сразу пронзило ветром и ум вышибло. Он все повторял и повторял, что ни говорили.
— Черти полосатые! — крикнул Попов товарищам— Шевели ногами, крути головой, а то замерзнете!
— Черти полосатые! — эхом раздалось из-под банки.
Матросы перебили:
— Петрович, не психуй!
— Петрович, не психуй! — вскрикнул малыш, и все поняли, что он сошел с ума. Он повторял слова все тише и тише и незаметно умолк. Под одеялом свернулось маленькое тело, и когда товарищи открыли одеяло, они увидели улыбающееся мертвое лицо. Маленькие руки держались за карманы, где он хранил ключи от сундуков «Руслана». Друзья подняли его и опустили за борт шлюпки. Молодой моряк исчез в пучине со своими любимыми ключами.
Быстро замерзал Николай Антуфьев. Моряков уже мучал голод. В шлюпке не осталось продовольствия, все смыло, и только у третьего механика оказались с собой две банки консервированного молока. Моряки пробили дырки в банках и по очереди сосали молоко. Антуфьев греб и, повернувшись к Попову, попросил:
— Дай мне, кажется, замерзаю.
— Возьми, есть еще немного,— Попов приставил банку к его губам.
В первый раз Антуфьев потянул молоко, глотнул, но потом остановился. Попов увидел, что у приятеля молоко течет по губам.
— Прощайте, ребята,— сказал Николай и взял Попова за руку.
— Он взял меня за руку,— вспоминает Попов.— Я одной рукой гребу, а другую он держит, не выпускает.
Несколько минут Антуфьев держал руку Попова и замирающим голосом произнес:
— Прощайте, ребята... Передайте Шурке...
Он умер неслышно — затих, прислонившись головой к плечу друга.
Шторм все усиливался.
— Скоро... скоро земля! — кричал Точилов.— Налегай, ребята! Я вижу землю.
— Налегай! — вторил Попов.— Скоро! И я вижу берег.
Не видел земли Точилов, и место было потеряно. Он не знал, где находится, но беспрестанно кричал:
— Еще, еще нажмем, скоро берег!..
Утром двадцать шестого умерли капитан Клюев и Павел Семенов. К девяти часам шторм ослабел, море стало успокаиваться, волна пошла круглее, небо прояснилось, туман, расползаясь, открывал стихающее море, освещенное слабыми лучами скрытого за тучами солнца.
— Скоро, скоро берег,— не переставал уверять Точилов, и так он твердил весь день двадцать шестого апреля.
Моряки уже не слушали его, но все же гребли поочередно. Леденели ноги. Матросы отморозили руки и не могли сгибаться в окаменевшей одежде.
Прошел день. Точилов упорно кричал: «Скоро земля!» Под утро двадцать седьмого скончался механик Павел Меньшиков. В этот день сошли с ума Иван Нетленный и кочегар Жорж.
Иван Нетленный, скинув с ног одеяло, внезапно поднялся и пошел к носу шлюпки.
— Куда ты? — задержал его Бекусов.— Стой, перевернешь шлюпку.
— Не держи меня,— строго промолвил Иван.— Не указывай! Мне братья сказали: домой ИДТИ.
Он медленно вернулся на прежнее место, лег и уже больше не вставал. После Нетленного умерли механик Бобонский и кочегар Жорж.
На третий день, когда из-за голода и жажды оставшиеся в живых стали терять последние силы, Точилов радостно крикнул:
— Верьте мне, ребята! Все время врал, чтобы дух в вас поднять, а теперь говорю правду: берег близко, смотрите!
На горизонте показались высокие ледниковые горы. Руслановны увидели знакомые шпицбергенские сопки. Они узнали прозрачные пирамиды и пышные снега на склонах.
— Близок берег! — воскликнул штурман.— Теперь все зависит от нас.
Шлюпка быстро неслась вперед к белым горам.
— Нажмем,— ожили руслановцы. И опять начались смех и шутки.
Но штурман, открывший горы, не смеялся. Он почему-то не разделял всеобщей радости. Продолжая глядеть на горы, Точилов больше не подгонял матросов, и хотя лицо его осталось по- прежнему спокойным, однако у Попова зародилось подозрение: почему он теперь молчит, когда все ясно видят берег, горы и утесы? Отчего он не командует? Настойчиво следил Попов за штурманом и глядел туда, куда смотрит Точилов.
— В чем дело, штурман? — незаметно для других спросил он.— Ведь мы спасены. Виден берег.
— Да, скоро... скоро...— торопливо ответил Точилов, не переставая глядеть на ледники.
И вдруг Попов обратил внимание на непонятное явление. Одна из гор пошатнулась и... раскололась. Острая вершина горы свалилась набок и повисла в воздухе, как облако. Ледники, качаясь, поползли вдоль горизонта и поднялись над морем.
— Мираж,— прошептал штурман и резко повернулся к Попову, уставившись в него пронзительным взглядом.
Никто в шлюпке не заметил случившегося. Точилов с тревогой ждал, что скажет Попов. Матрос как ни в чем не бывало опять взялся за весло.
Над морем между тем опять сгустился туман. Изо всех сил гребли руслановцы, но скоро видимость пропала, и некоторые оставили весла; озираясь по сторонам, матросы напрасно искали заветные горы.
— Черт побери! — закричал Попов — Сколько в нас лени! Плохо гребли и упустили землю. Давайте наверстывать!
Невыносимая жажда мучила руслановцев. Ножом соскабливали они лед со своих шуб; ползая по лодке, собирали льдинки с сапог, снимали сосульки с усов и глотали.
Сидевшие на веслах то и дело просили:
— Поскобли на банке, выбери льдинку повкуснее.
Крохами льда делились моряки, но силы их покидали, и уже никто не мог грести.
— Васильич,— предложил Попов штурману,— хорошо, если бы у нас был парус.
— Попробуем сделать.
— Из чего же?
— Из простыни.
Под банкой Попов нашел среди одеял простыню. Не гнулись окоченевшие пальцы, но все же Попову удалось соорудить парус. Матрос прорубил в банке дырку и вставил весло. По указаниям Точилова он установил парус, и ветер потащил шлюпку.
...Умирал машинист Сергей Воронцов. Засылая, он знаком попросил склониться над ним.
— Идите, ребята, в кочегарку,— сказал он,— там у меня хлеб и вода... Возьмите себе. Возьмите, честное слово, обижаться не будете...
Гриша-электрик лежал на банке и, умирая, тихо, убеждающе просил:
— Спишите меня, ребята, за борт. Я вам не работник.
В шлюпке осталось трое.
Сигнальщик Бекусов еще сохранял энергию. Он был теплее всех одет и, поджимая ноги, остался сухим. Точилов и Попов замерзали.
Наступил пятый день со времени гибели «Руслана». Нет пищи, нет воды и — что ужасней всего — уже нет сил. Накрывшись одеялами, Попов лег у паруса и закрыл глаза. Прошел час, матрос почувствовал, что засыпает, он силился подняться, но не мог. Он уже было заснул, как вдруг его пробудил стук топора.
— Вставай,— услыхал он над собою голос Точилова,— у нас есть много- много отличной пресной воды.
Стук топора опять повторился. Не раскрывая глаз, Попов промолвил:
— Что такое, чего вы там стучите?
— Вставай,— повторил штурман,— поднимайся скорее. У нас есть вода.
Не чувствуя ног, не владея руками, Попов напряг последние силы, перевернулся набок, открыл глаза и невольно вскрикнул. Он не верил своим глазам. Увидев, что делает штурман, Попов мгновенно пришел в себя и поднялся на колени.
С топором в руках Точилов качался на дне шлюпки — рубил и рубил воздушный ящик.
— Остановитесь! — воскликнул Попов, подумав, что штурман сошел с ума.— Стой, что ты делаешь! Шлюпку разобьешь!
— Молчи,— опять сказал Точилов и, опустив топор, подполз к Попову.- Я узнал... Да ты сам послушай,— протянув дрожащую посиневшую руку, Точилов взял матроса за воротник, потащил за собой и пригнул его голову к воздушному ящику — Слышишь?
Напряженно вслушиваясь, матрос вдруг услыхал тихий плеск воды внутри ящика.
— Чуешь? — радостно засмеялся штурман.— Слышишь, как болтается вода? Я уже был без чувств, но услышал: вода плещется. Стоп, Миша, подождем умирать, сейчас будет вода.
