По единодушному мнению мемуаристов, уникальные отношения, дружба и взаимопонимание, общность интересов, сложившиеся как у офицеров между собой, так и между офицерами и солдатами, делали Семеновский полк лучшим во всей российской армии не только в то время, но и на десятилетия вперед. Однако, с точки зрения военных властей старшего поколения, именно это означало, что полк «разболтался», и назначение Шварца открыто преследовало цель — уничтожить эту атмосферу в полку.

Шварц был человек неровный, противоречивый; наряду с крайними проявлениями жестокости и гнева (многие офицеры полагали Шварца «безрассудным» человеком в прямом смысле слова) полковнику было свойственно и самобичевание, желание довериться людям, причем тем, кто не мог испытывать к нему никаких симпатий.

Из материалов военно-судного дела ясно, что он был не в состоянии сдерживать даже и на суде свою природную грубость. Он, однако, понимал, что царствующие в полку законы чести значительно ограничивают его, и боялся этих законов. Ермолаев, например, во время учений регулярно получая от него для солдат своей роты жесточайшие наказания, каждый раз после этого просил Шварца об их отмене, и тот соглашался.

Огромное впечатление на Ермолаева произвело поведение Шварца в истории с поручиком князем Мещерским, случившейся в мае 1820 года, всего через месяц после назначения нового полкового командира. Перед строем полковник закричал на Мещерского: «Лентяев не терплю!» Обида поручика была воспринята всеми офицерами как своя собственная. Предчувствуя толки, Шварц вечером того же дня неожиданно попросил Ермолаева, одного из немногих, кто не присутствовал при оскорблении, выяснить и донести ему, кто из офицеров признает, что слышал эти слова. Шварц клялся Ермолаеву, что ничего подобного нс произносил и что его оговорили... Теперь речь шла уже о коллективной отставке полка — никто не желал служить у лгуна. Конфликт удалось погасить, только пообещав офицерам, что их ждут вскоре «благоприятные перемены». Но обещания не исполнялись. Полковым командиром были недовольны все офицеры без исключения, и все искали способы перейти в другие полки.

Ермолаев одним из первых подал в отставку и получил увольнение 2 октября 1820 года. Стремился уйти со службы и князь Щербатов. Неодобрительными отзывами о полковом командире пестрела переписка семеновских офицеров. Неудивительно, что почти наугад взятые письма к Ермолаеву содержали недовольства и насмешки, тут же представленные следственной комиссией как оказание неуважения начальству и тем самым содействие бунту.

В военно-судном деле сохранился интереснейший документ, раскрывающий проблему взаимоотношения офицеров и командира Семеновского полка,— черновое письмо Ермолаева к Шварцу, написанное им вскоре после отставки, в октябре 1820 года. Ермолаев признавал на следствии, что когда первая запальчивость, ощущаемая в тексте черновика, прошла, он был в нерешительности, отправлять ли письмо или нет, но все-таки, может быть, и послал бы его, если бы не происшедшие вскоре события в полку.

«Когда я подавал просьбу на Высочайшее Имя об увольнении меня от Воинской службы, вы изволили меня спрашивать, какие причины меня побуждают оставить оную. Но теперь, когда Государь Император уволил меня от оной, я должен с вами объясниться как частный человек и сказать вам причины, заставившие меня против моей воли оставить службу, которую я намерен был продолжать до тех нор. Это, М. Г., единственно то, что я имел несчастие попасть к вам под команду ...я везде говорил и говорю, когда меня кто спрашивает, отчего я оставил службу — а именно: что я вынужден на то был вами, не находил средства или быть бесчестным человеком, не исполняя свою должность, или быть палачом какого-то безрассудного (честь моя приказывает все сказать), я даже не называл вас и человеком, ибо вы мне кажетесь не достойным носить сие имя.— А зачал я вас презирать, М. Г., с того времени, когда вы мне божились и клялись, хотя снять со стены образ и говоря, что вы сей час идете к присяге, упоминая про Евангелие, Крест, что вы не говаривали князю Мещерскому Лентяев не стерплю; и после чрез 2 дня сказали Платону Михайловичу Рачинскому противное; признаюсь, Милостив Г., что я и прежде сего уже был предубежден против вас слухами, но тут я только и просил Бога, чтоб дал мне силу перенесть с твердостью, не поступая ни в чем против службы».

Как окажется позднее, это резкое, но искреннее письмо будет одним из главных пунктов обвинения против Ермолаева. •

ПСИХОЛОГИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ

Софья Тарасова

Жизнь есть сон?

«Говорящие» позы спящего

Каждый вечер мы готовимся отойти ко сну. Мы принимаем душ, чистим зубы, возможно, выпиваем лекарства и укладываемся в постель. Совершив такой ежедневный ритуал, мы с чистой совестью отправляемся в царство Морфея. Так обстоит дело в норме. Иногда же ритуал приготовлений ко сну приобретает весьма причудливые формы.

Еще Зигмунд Фрейд в свое время описал пациентку, которая никак не могла уснуть, не поставив цветочные горшки на столе определенным образом. Уж очень оиа боялась, что они разобьются. Конечно же, Фрейд проанализировал эту ситуацию в свойственном ему ключе: девушка страшилась потерять невинность.

Но вернемся из начала века в наши дни. В своей книге «Позы спящего. Ночной язык тела» психоаналитик доктор Самюэл Данкелл тоже приводит случай из своей практики. Он назвал этого больного Человек-конверт. Перед отходом ко сну страдалец выполнял исключительно сложную последовательность действий. Он устанавливал на ночном столике открытую бутылочку кока-колы со стаканом, пачку сигарет, зажигалку и носовой пульверизатор. Одеяло на кровати он подгибал так, чтобы не было ни мельчайшей складки, а простыню натягивал так туго, что постель становилась буквально спеленутой. В этот «конвертном аккуратно залезал. Даже будучи в пути, он проделывал то же самое. Проснувшись ночью, он выпивал стакан кока-колы, закуривал сигарету, пользовался пульверизатором для носа и только после этого чувствовал в себе силы спокойно проспать остаток ночи.

Доктор Данкелл объясняет: «Человек- конверт не просто успокаивал себя. Он, подобно каждому из нас, убеждал себя, что дневной мир, привычный мир бодрствования, останется на своем месте, пока он спит. Хотя подобные тревоги обычно отражают неблагополучие реальной жизни этих людей, никто из нас не свободен от сознания, что, перейдя в мир сна, мы покидаем привычный нам вид жизни и попадаем в совершенно иной вид бытия».

А в мире сна действуют свои законы. Пластика тела, язык наших чувств и эмоций, приобретает особое значение. Ее практически невозможно подделать, симулировав то или иное чувство. Поза, принимаемая во сне,— незакамуфлированное, как днем, поведение «защиты». Опять же родоначальник психоанализа Зигмунд Фрейд впервые заговорил о таких защитных механизмах. Один из них — проекция, когда свои собственные влечения, мысли или чувства бессознательно приписываются другому человеку: «Это не я влюбилась, а на меня глаз положили». Эти «защиты», по мнению доктора Данкелла, находят свое отражение в позах спящего: «Человек может менять позы время от времени в течение ночи, но будет ре1улярно возвращаться в доминирующую, предпочтительную для него позу. Обычно в этой позе и просыпается утром». То, как мы спим, отражает то, как мы живем.

Основных поз спящего — четыре. Одна из них — поза «зародыша». Это закрытая свернутая поза говорит нам именно о таком отношении к жизни. Самюэл Данкелл считает, что такая личность подобна еще не развернувшемуся бутону. Она, по всей видимости, боится жизни и стремится спрятаться от ее трудностей и невзгод. Обычно такие люди пассивны, конформны и зависимы от чужого мнения.

Вторая распространенная поза — «простертая»: «Лежа лицом вниз, с руками, закинутыми выше головы, вытянутыми ногами, спящие в такой позе как бы защищают себя от неприятных сюрпризов, контролируя пространство своей постели». Вероятно, и в реальной жизни такие люди испытывают сильную потребность регулировать события своей жизни. Они не любят неожиданностей, стремятся доминировать всегда и во всем. И, кстати, почти никогда не опаздывают. Данкелл считает, что «простертая» — поза педантов. Они заботятся о деталях, приспосабливая окружение к собственной персоне.