- То-то и оно, что не легче. Но тогда, в лесу, убивать никого не пришлось, товарищи сами все за меня сделали, я и оглянуться не успел. А сегодня, - Васька опять запнулся, сглатывая подступивший к горлу комок, - сегодня я автоматной очередью срезал двоих архангельцев, а потом ... потом я просто продолжил стрелять. Представляешь, вот так ... хладнокровно, будто в тире! Как будто не я это был, а какой-то робот-двойник мой! Я, похоже, еще кого-то зацепить успел!

Василий замолчал, а Радован вспомнил свое первое убийство. В отличие от Васьки, он убивал не за родину и не за государственные интересы. Он просто завалил подлеца, желавшего убрать свидетеля, который помог ему найти схрон с брюликами и золотишком. Радован тогда спасал свою шкуру, а Васька ... В принципе, Васька тоже спасал свою жизнь, но он оказался в это время и в этом месте, потому что родное государство в лице отцов-командиров ему это приказало. А самому Радовану пришлось убить, потому что он оказался в том лесу, привлеченный шальными деньгами легкого заработка, пусть он и был тогда не в том положении, чтобы решать, что хорошо, а что плохо, что благородно, а что безнравственно. Радован даже и не помнил, рассуждал ли он когда-нибудь наедине с самим собой о таких абстрактных вещах, как нравственность или благородство. Он считал это чем-то отвлеченным, вычитанным из книжек, но не имеющим к реальной жизни серьезного отношения. И сейчас, спросив себя впервые за долгое время, оставил ли он бы жизнь Михаилу, если бы можно было вернуться в прошлое и все переиграть сначала, он твердо и честно ответил себе, что не стал бы поступать иначе.

- Значит, батальонные прапорщики хоть чему-то научили тебя, раз ты стал метко палить из АКМ. Хм, если каждый из нас будет, как ты сегодня, одной очередью срезать двоих, то мы еще до подхода подкреплений сами всех архангельских перебьем! - Радован попытался приободрить товарища, но черный юмор друга Ваську не развеселил.

- Как ты можешь шутить о таких вещах? Там же люди, с которыми мы могли бы жить в одной стране, мирно работать, торговать, дружить, ходить друг к другу в гости ...

- Мы и так пришли к ним в гости, если ты еще не заметил, - перебил философствующего Ваську Радован, - просто традиции гостеприимства в этом краю отсутствуют, судя по всему.

- Опять ты шутишь!

- А чего мне, плакать, что ли? Не усложняй все, просто поменьше думай и почаще стреляй. Только целься получше, вот хотя бы так, как сегодня, и не переводи больше патроны в молоко. Слушай, - Радован лукаво прищурился, - а тебе слабо в следующий раз троих одной очередью вальнуть? Ну, длинной, понятное дело, но все-таки?

- Да иди ты!

- Ты не поверишь, я б с удовольствием сейчас ушел бы отсюда, да кто ж меня выпустит? И тебя, кстати, тоже! Так что давай лучше решим, на что мы будем спорить насчет твоей стрелковой результативности. Предлагаю такой вариант - если ты каким-то чудом это сумеешь, я в следующий раз съедаю твой завтрак, раз ты у нас на диете. А если не сдюжишь, будешь ближайшую неделю за меня завтраки сжирать! Годится?

- Радик, да отстань ты от меня! - И Васька, немного отодвинувшись от Радована, продолжил ковыряться в миске, правда, несколько ложек каши с кусочками свинины он все же проглотил.

"И то хорошо! А то нахрена моей группе вегетарианцы сдались?"

Решив, что Ваське нужно немного свыкнуться с неизбежностью убийства на войне, Радован решил парня больше не терроризировать. Блин, интеллигент херов! А как он себе представлял военную службу - койки, что ли, ровно заправлять да воротнички подшивать, как Вексельман велит? Тоже вот, кстати, интеллигентского племени. И не только, хм, интеллигентского!

Но Вексельман просто сам по себе безнадежный мудак, хоть и полковник. А вот Васька - он парень нормальный, просто не привык еще ко многому. Многому из того, к чему так или иначе придется привыкнуть, если он хочет выжить и уцелеть.

Глава 15

Штурм.

На счастье осажденных балтийцев, артиллерию архангельцы пока не подтянули. А вот гранат они не жалели, и уже несколько бойцов получили осколочные ранения различной степени тяжести.

Удалось отбить еще несколько атак за прошедшие после первого приступа сутки. Архангельцев удалось покрошить не менее двух сотен, но дела были плохи. В первом взводе было выбито почти целое отделение, третий взвод потерял своего командира, веселого армянина Арсена Бигларяна, а на позиции четвертого взвода противник попер чуть ли не целым батальоном - нападение удалось отбить, стянув в единый кулак все четыре пулемета и положив полтора десятка своих парней, а командовавшему взводом лейтенанту Степанову пистолетным выстрелом раздробило коленную чашечку.

Взвод лейтенанта Москаленко обошелся малой кровью, но отделение старшего сержанта Федора Скоробогатова понесло первые потери - в голову наповал был убит Гошка Ерофеев, волею случая оказавшийся в одной пятерке с сержантом и его отморозками. Сволочи сделали парня своей шестеркой, и всю грязную работу пришлось выполнять именно ему. Когда раздались первые выстрелы, то и самые опасные работы Скоробогатов поручал именно ему. Например, сбор трофейного оружия - с боеприпасами было не так уж хорошо, капитан Васильев хоть и постарался взять с собой как можно больше всего необходимого перед выдвижением к Сямже, но патронов быстро стало не хватать. Сказывался большой расход боекомплекта - чтобы сдерживать превосходящего по численности противника, необходимо было организовывать максимально высокую плотность огня. Так, во-первых, создавалось впечатление, что защитников поселка больше, чем их было на самом деле, во-вторых, наступать под плотным огнем противнику было на порядок сложнее, чем в случае, если бы балтийцы стреляли экономнее.

Поэтому отдельные храбрецы по очереди после каждой отбитой атаки ползком выбирались из своих укрытий и собирали оружие убитых архангельцев, обшаривали карманы и подсумки их формы в поисках неиспользованных боекомплектов и оттаскивали на свои позиции. Вскоре наиболее ушлые балтийцы уже обзавелись парой автоматов - это давало возможность воспользоваться запасным оружием, не тратя время на перезарядку.

Надо ли говорить, что в пятерке Скоробогатова эта роль досталась несчастному Гошке, который дважды успешно свою задачу все-таки выполнил, но в третий раз ему повезло значительно меньше - когда тот высунулся из обороняемого пятеркой дома, ему в голову прилетела пуля, выпущенная каким-то метким архангельским стрелком.

Радован, узнав о смерти Гошки, испытал немое угрызение совести - он уже пытался выхлопотать у Москаленко разрешение перевести Ерофеева к нему в группу. Покойный был неплохим парнем, просто немного неуверенным в себе, и от такого товарища Радован не хотел отказываться. Но комвзвода был непреклонен - каждый дом охранного периметра обороняется пятерыми бойцами, и точка.

Сейчас это распоряжение утратило всякий смысл - пятерка Радована оставалась едва ли не единственной во всей роте, еще не понесшей потерь, но гарнизоны всех остальных домов, ставших бойцам чем-то вроде фортов, насчитывали от двух до четырех солдат максимум. Зато Радован пока был спокоен - его группа цела и невредима, на пятерых солдат уже приходилось двенадцать автоматов и солидный боезапас. Провианта по-прежнему хватало с избытком, вот только время для регулярных трапез не всегда находилось.

Последующий штурм начался неожиданно. Радован, сидевший в мансарде вместе с Тимохой Прохорчуком, действуя уже словно на автопилоте, подхватил автомат, выглянул из проема и выпустил очередь. Мельком отметил, что противник стал действовать умнее - умывшись кровью в первых атаках, беспорядочной толпой архангельские вояки уже не наступали, а стали передвигаться рассредоточенными цепями, прикрываясь стволами деревьев и развалинами домов. Как и оборонявшиеся, архангельцы патронов не жалели, очевидно, имели приказ как можно быстрее овладеть поселком - и пусть в перспективе время работало на архангельцев, но здесь и сейчас промедление было смерти подобно - со дня на день основные силы корпуса должны были выйти к Сямже, и тогда задачу по захвату заброшенного городка можно было бы считать проваленной.