- Мама, а дядя педик, да?

Звонкий данечкин голосок заставил меня поперхнуться утренним кофе и скоситься на Шеса. Авось не услышит? Судя по широко распахнувшимся глазам, услышал. И не только он. Все находившиеся в студии оторвались от своих дел и с интересом уставились на нас.

- Даня, – смущенно прошипела я, – ну что ты такое говоришь? Так нельзя.

- Так дядя педик? – гнул сын свою линию.

- Нет!

- А почему тогда у дяди глазки накрашены? – не сдавался он. – Олежек говорит, что глазки красят только девочки и педики.

Я убью брата. Честное слово, убью. Сколько раз просила следить за речью рядом с ребенком! Он же как губка – впитывает всё, что слышит, а то, чего не понимает, – с удвоенным энтузиазмом. И в какой такой ситуации, интересно, они вообще могли обсуждать подобную тему?

Не то, чтобы я была ханжой, но, по моему сугубо индивидуальному мнению, четыре года – это не тот возраст, когда ребенок должен открывать для себя мир гендера, сексуальной ориентации и отношений между полами. Всему свое время. Тем более, такие выражения. Я просто сгорала от стыда.

- Даня, это очень нехорошее слово. Так не говорят.

- А как говорят?

- Да никак не говорят! – начала я терять терпение. Следящие за нами с неподдельным интересом рокеры уверенности не прибавляли. – Прекрати немедленно!

- Дядя, – отчаявшись, видимо, получить ответ от меня, сыночка прочапал к первоисточнику и дёрнул того за рукав. – Дядя, ты педик?

- Чего? – Шес всё ещё пребывал в шоке. – Ты хоть знаешь, что это значит, клоп?

- Конечно. Мне Олежек всё объяснил, – ох, кажется, у меня скоро станет на одного ближайшего родственника меньше. – Педики, это мальчики, которые одеваются как девочки.

- Наверное, можно и так сказать, – согласился Шес, – но некоторые дяди красят глаза просто так.

- Какие дяди? – тут же потребовало уточнений моё чудовище.

- Разные. Например, те, кто слушает рок. Ты знаешь, что такое рок?

- Да, – кивнул Даня и важно процитировал: – Это психоделическая какофония на основе классической партитуры, ошибочно принимаемая электоратом за направление в музыке.

- Чего?! – вот теперь челюсть уронил и Леголас. – Это тебе тоже твой Олежек сказал?

- Нет, это сказала мама, – сдал меня мелкий с потрохами, и пока я придумывала, как выкрутиться, ткнул пальчиком в эльфа. – Тогда ты педик!

- Это ещё почему? – опешил тот.

- Даня, – одновременно с ним вышел из ступора ударник и пошел по моему пути: – Нет такого слова!

- Потому что у тебя косички, как у девочки, – пояснил сыночка и повернулся к Шесу. – Это как жопа, да?

- Какая жопа? – не понял тот.

- Тц! – зашипел на него мелкий, прижимая пальчик к губам и косясь на меня. – Мама будет ругаться. Иди, я на ушко скажу, – и громко зашептал наклонившемуся мужчине: – Вот жопа, – тут он схватил себя за попку, – есть, а слова нету...

Господи, Раневская нервно курит в сторонке! Да что за муха укусила моего ребенка сегодня?

- Даня... – прошипела я, чувствуя, как начинаю заливаться краской.

- Да погоди ты, – сипло перебил Дэн и, вытирая слёзы, опустился перед ним на корточки. – Слово есть, ребёнок. Но другое. Понимаешь, есть такие дяди, которые дружат с другими дядями...

- И что? – тут же потребовали от него уточнений. – А тоже дружу с мальчиками. С Пашей, с Ленечкой, – морщил он лобик и загибал пальчики, решив, видимо, перечислить всех, – с Русиком...

- Ну... – рыжий почесал макушку. – Я не то имел в виду. Как с девочками дружат.

- За косички дергают?

- Да! – обрадовался Боровски. – За косички...

- Ага! – восторженно перебил Даня. – Значит есть косички! Значит этот дядя... – опять ткнул он в Леголаса.

- Э... – остановил его Дэн, бросая на меня беспомощный взгляд. А я что? Я ничего. Сам вызвался проводить четырёхлетнему ребёнку сексуальный ликбез! – Не обязательно за косички. Можно просто дружить.

- А зачем с девочками дружить? – опешил Даня. – Фу. Это же девчонки!

- Так они же дружат не с девочками, – уже не так уверенно гнул своё Дэн, – а с мальчиками.

- Они красят глазки?

- Кто? Что? Нет, – сообразил он, наконец, что ребенок с грацией боевой машины пехоты вернулся к первоначальному вопросу. – Совсем не обязательно. Да они вообще выглядят, как все другие дяди!

- А как их тогда узнать?

- А зачем их узнавать? – Дэн стремительно терял нить разговора.

- Мама! – деть чуть не плакал. – Мама, я хочу посмотреть на дядю, который дергает за косички другого дядю!

- Спасибо тебе большое! – ехидно прошипела я Боровски, отпихивая его в сторону и опускаясь на пол рядом с сыном. – Зачем, солнышко? Это такие же дяди, как и... Ну вот, хоть бы и Дэн, – за моей спиной противно заржал Шес. Придурок. – Я тебе потом как-нибудь покажу, когда встречу, – теперь ржал уже и рыжий. Да они что, сговорились все? – И ты сам убедишься. Ладно?

- Хорошо, – шмыгнул носом Данечка и продолжил допрос: – Мама, а кто из них “двухметровая шпала-имбецил с панковской рожей”?

- Я смотрю у вас дома, – хмыкнул ударник, косясь на съёжившуюся меня, – фильтровать базар при ребёнке вообще не принято?

Репетиция шла с переменным успехом. Большей частью, по моей вине. Надо было всё же найти другой выход, а не тащить Даню с собой.

Сегодня с утра садик огорошил меня амбарным замком и приветливой запиской за оконным стеклом: “Карантин”. А по телефону вчера предупредить не судьба было? Олежеку в первую. Боженова с токсикозом, ей как раз моего пакостника для полного счастья не хватает. Соседка с недавних пор сидеть с мелким отказывается наотрез, мотивируя маленькой пенсией и дороговизной валокордина. Няня ещё не нашлась, а если совсем честно, я пока и не особо активно искала. Полагала, что времени вагон и маленькая тележка.

Когда Шес в ответ на мои истеричные метания заявил, мол, в чём проблема, приводи его сюда, я обрадовалась и как-то не сообразила, что это же о Дане мы сейчас говорим!

Если коротко, то вместо репетиции пять взрослых жлобов – Грега тоже припахали, чего уж мелочиться, – и я бегали вокруг клопа метр двадцать в прыжке и папахе и развлекали его, как могли. Занятие он нашёл каждому и сурово следил, чтобы никто не отлынивал, не дай Боженька, от раскрашивания Микки-Мауса или чистки яблок. В конечном итоге Шес психанул и, подхватив Даньку подмышку, двинулся на выход.

- Мы во дворе с байком повозимся, – заявил он в ответ на мой огорошенный взгляд. – Клоп, ты любишь мотоциклы?

- Да! – ещё бы, моя сыночка, или где? – А у тебя есть мотоцикл?

- Да. Поможешь мне?

- Конечно! А какой?

- Зелёный.

- Ты не знаешь, какой фирмы твой мотоцикл? – о-о-о, понеслась... – Я тебе сейчас расскажу. Спереди должен быть специальный значок. Если там такой кружочек с беленькими и синенькими квадратиками – это бэ эм вэ. Меня мама учила...

- У меня “Дукати”.

- Ух ты! – счастливо взвизгнул ребенок. – Это как в “Матрице”, да?

- Да, клоп, – их голоса постепенно затихали на лестнице. – А какой у мамы мотоцикл?

- У мамы “Сузуки”. Это когда нарисована такая...

- Фух! – выдохнул Хан. – Это что же, меня вот такое же ожидает?

- Ага... – философски кивнула я, устраиваясь, наконец, за Фросей. – Бойся, убогий. Дети наистрашнейшее из стихийных бедствий!

- Я на такое не подписывался! – расхохотался гитарист. – Скажу Юльке, чтобы зараживала его обратно!

- Вы мальчика ждёте?

- Мальчика, да, – подтвердил он, расплываясь в той дебильно-счастливой гордой улыбке, что всегда сопровождает родителей горячо любимых и ожидаемых чад. – Тёмочкой назовём...

- Дюха! – хриплый вопль со двора, донёсшийся сквозь распахнутое настежь в честь стоящего зноя окно, заставил нас вздрогнуть. – Дюшес, какого хр... э... почему я слышу ваш трёп вместо “Ангела”? Мне что, вернуться?

- Поехали, девочки! – хрюкнул Дэн, прокрутив микрофон над головой. – Раз. Два. Раз. Два. Три. Четыре!