Пока я размышляла, поддаться ли порыву и, закрыв глаза и вскинув руки, закружиться по комнате, или же отложить до лучших времен, трек сменился, и я поняла, что танцевать придется. Это был “Весенний Дождь” Снежного, а устоять перед Его Величеством Королем Прогрессивного Транса я не могла никогда.

- Боже, я его обожаю! – заявила я, прикрывая глаза. – Шес, вот почему ты не можешь писать такую музыку, а не ваше это бух-бух-бух?

- Тебе нравится прогрессив-транс? – вскинул бровь Алек.

- Не то, что бы очень. Мне нравится конкретно Снежный.

- Фанатка? – продолжил допытываться он.

- Скорее, поклонница, – не люблю слово “фанат”, от него веет теми девушками, что поджидали нас на выходе из гостиницы в день концерта. – Мне нравится музыка, которую он пишет, а все остальное не мое дело. Ну и, наверное, я горжусь тем, что он выходец из нашего города.

- Многие с тобой не согласятся, – опять влез Шес. – Неужели не интересно покопаться в белье идола?

- Это ты о себе?- съязвила я. – Спасибо, но нет. Я тебя и так буду каждый божий день видеть. Меня такой уровень приобщения к святому устраивает чуть более, чем полностью.

- Абыдно, детка, – протянул ударник и ткнул пальцем в сторону музыкального центра. – А вертушечник этот? Звезда, между прочим. Мы с ребятами по сравнению с ним в песочнице копаемся. Международное имя. Седьмое место в мировом рейтинге ди-джеев, кажется?

- Шестое, – поправил его Алек. Он тоже поклонник? Или фанат?

- Уже шестое? – удивился Шес. – И когда успел только... Сечешь, Витек? Шестое место в мировом списке. Неужели не интересно, что скрывается за мишурой славы и фанфарами?

- Господи, да что ты к нему прицепился? – не выдержала я. – Я тебе и так расскажу, что там скрывается. Простой питерский паренек, которого уже достала вся эта возня вокруг его персоны!

Шес подавился своим виски, Алек как-то странно хрюкнул, Романыч всхлипнул и одарил меня взглядом из серии “молчи дура, пока хуже не стало”.

- Простой питерский паренек? – переспросил Шес. – Снежный – простой питерский паренек?

- Ну, а что такого?

- Витек, мы точно говорим об одном и том же человеке?

- Я говорю о человеке, написавшем это! – я снова указала на музыкальный центр.

- Тогда она говорит таки о Снежном, – поддакнул Алек, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. – Шес, это неправильная фанатка...

- Я не фанатка! – перебила я. – Ал, ну ладно Шес свихнулся уже на своей звездности. Но ты-то должен понимать, что местом в рейтинге и размерами фан-клуба человек не определяется! И, если мы уже говорим об этом ди-джее, прежде чем стать номером шесть, звездой, идолом и так далее по списку, он был, есть и будет каким-нибудь Сашей Беленьким!

- Почему Беленьким? – опешил блондин.

- Да это просто для примера. Часто же для псевдонима фамилию или имя переиначивают. Снежный-Белый... Да не важно, не об этом же речь.

- Я, вообще-то, Снегов, а не Беленький, – перебил меня Алек, сверкая смеющимися глазами. – И меня уже лет десять никто не называл простым питерским пареньком.

====== Глава 21 ======

Сказать, что на следующий день я пребывала в сумбурных чувствах, это не сказать вообще ничего.

И такому своему состоянию я была обязана не только внезапным откровениям о личности Алека. Хотя, конечно, одного этого было уже достаточно, чтобы выбить из колеи далеко и надолго, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове события вчерашнего вечера и мысленно биться головой о виртуальную стенку. Яду мне, яду! И побольше.

Однако, этим, без сомнения, крышесносящим откровением день мой не ограничивался.

С самого утра, ещё до летучки, я появилась в кабинете Тамары Ефимовны – нашей директрисы, – по банальному, но крайне неожиданному в моём случае поводу. Нужно было подписать заявление об увольнении. Ну, а как вы думали? Тут или рокеры или лицей.

Шес вчера довольно убедительно объяснил с помощью расписания репетиций, концертов и моих уроков, что совместить и то, и другое не получится. А простая арифметика позволила сделать выбор в пользу первого. Не сказать, чтобы уж совсем с легким сердцем – все же, халтурка эта лишь на три, от силы четыре месяца, а там придется опять искать работу. Но решение я уже приняла, так что пересекать этот мост буду, когда доберусь до него.

А пока что... Пока что надо уволиться. И сделать это как-то так, чтобы не заставили отрабатывать месяц, положенный по контракту. Вот с этой отработкой и была главная загвоздка.

- Это что? – директриса брезгливо подняла мое заявление за уголок.

- Заявление об уходе, – с непробиваемой миной Капитана Очевидность отрапортовала я.

- Да я вижу, – протянула Черных, внимательно рассматривая то меня, то бумажку, как будто сличая нас. – А с какого перепугу, Викуся?

- Э... По семейным обстоятельствам, Тамара Ефимовна. Вы подпишете?

- Каким таким обстоятельствам? – ничего пописывать она явно не торопилась. – Насколько мне известно, ваши, Виктория, семейные обстоятельства предполагают, что вы вцепитесь в эту работу руками и ногами . А вы вот, что надумали, – она снова приподняла несчастный листок. – Так что случилось?

- Я... Я бы не хотела это обсуждать, если можно, – попросила я. – Просто подпишите, пожалуйста.

- Даже так? – она внимательно рассматривала меня, словно выискивая что-то. – Ну, хозяин барин. Неволить не буду. Отработаете положенный месяц и можете быть свободны.

- Тамара Ефимовна... – как же выкрутиться? – А можно как-то без отработки?

- Виктория Владимировна, я понимаю, у вас обстоятельства, – она так язвительно выделила это “обстоятельства”, что я тоже кое-что поняла – ей наплевать на них. – Но у вас, дорогая, есть ещё и контракт.

- Я знаю, но... Мне очень надо, правда! Ну, может, можно как-то договориться?

- Вика? – ее глаза подозрительно заблестели. – Милочка, вы мне что, взятку сейчас предлагаете?

- А надо?

Я правда не знала, что в таких случаях делают. И, если предлагают, то сколько? Моего гонорара вообще хватит? Соглашаясь вчера на предложение ударника, я как-то упустила из виду этот момент.

- Викуся... – начала Черных ехидно и вдруг осеклась, взглянув на меня. – Вика, – продолжила она уже мягче, – хотите чаю?

- Что?

- Я говорю, чаю хотите? Давайте, я заварю нам чай? А вы, деточка, пока соберетесь с мыслями и все мне расскажете. Хорошо?

Не знаю, что меня так выбило из колеи – внезапная смена тона, предложение почаевничать или ещё что-то, но я согласилась. И неожиданно для самой себя выдала этой мегере всё.

Сжимая в дрожащих руках чашку с горячим ромашковым чаем, который я, к слову, терпеть не могу, и с трудом сдерживая слёзы, я говорила. И не просто говорила, а изливала душу человеку, которого от все той же души презирала, можно даже сказать, ненавидела.

Я рассказывала о вещах, о которых и Романыч-то лишь догадывался. А кое о чем не ведал даже Олег. Про Кирилла. Про то, как бросил нас с Данечкой. Про то, как молодой и талантливой студентке, лучшей на потоке, пришлось оставить консерваторию и идти работать посудомойкой в кафе. Про то, как заболел, а потом и умер папа. Про долги. Про то, как правдами и неправдами удалось устроиться в лицей и терпеть день изо дня свою никчемность и безразличие учеников и преподавательского состава. Про то, что Олег с утра до ночи вкалывает на двух работах, а денег всё равно не хватает. Про чёртов велосипед. Про то, что брат в свои тридцать четыре года всё ещё не обзавелся семьёй, потому что боится оставить нас с Даней. Про Рельеф. Про Шеса. Про Ала. Про деньги...

Я выкладывала всё, не оставляя в тени ничего. Мне так давно хотелось вылить это на кого-то, высказаться, поделиться, переложить хотя бы частично эту ношу на чужие плечи. Честно сказать, я и не соображала, что и кому говорю, меня просто несло. Такая вот тихая истерика, если хотите.

- Деточка, – вздохнула Черных, когда я, наконец, замолчала, – почему вы носите всё это в себе?