— Нет, я пришла по серьезному делу, — возразила Марго, придумав наконец, как смягчить в рассказе то, что произошло в классе: все-таки сейчас дядя Гена на работе и не стоит ему открывать всего, как она привыкла это делать.

— Надо же, у малышки Марго появились серьезные дела, — шутливо произнес ректор. — Неужели не любовные?

— Не любовные, — строго сказала Марго, стараясь придать разговору серьезность. — Они касаются учебного процесса.

— И совсем-совсем не касаются процесса любовного? — продолжая улыбаться, поинтересовался Геннадий Васильевич, заглядывая ей в глаза.

— Ну, если только совсем чуть-чуть, — тоже улыбнулась она. — Не стала бы я нарушать нашу с вами договоренность и отвлекать вас от работы, если бы это дело не относилось в основном к институтским проблемам.

— Да, раньше ты не врывалась в мой кабинет, ты вообще не заходила сюда и, как примерная студентка, вежливо здоровалась со мной в коридорах и аудитории, не демонстрируя нашей дружбы. И то, что ты поступаешь сейчас по-другому, подсказывает мне, что речь идет не о «чуть-чуть». Не так ли?

Если бы это говорил ей кто-нибудь другой, Марго, пожалуй, обиделась бы, но Геннадий Васильевич хотя и потешался над ней, но был ее другом, и его смех не оскорблял ее.

— У нас в группе появился новый преподаватель, — начала рассказывать Марго. — Он ведет рисунок и живопись.

— Что ты говоришь? — ректор громко расхохотался. — А я и не знал. Так, значит, вот на кого пал твой выбор. Я одобряю тебя. Он даже мне, лысому старому мужчине, показался красивым. Так что представляю, каким должны видеть его восхищенные девичьи глазки. — Ректор похлопал ладонью по совершенно лысой голове. — Наверное, ты, крестница, решила, что еще никогда в жизни не видела никого привлекательнее. Я не прав? А как тебе понравились его черные глаза? Какие эпитеты ты подобрала бы для их описания?

— Перестаньте, дядя Гена! — краснея от его догадливости, воскликнула девушка. — При чем тут его привлекательность?

— Ни при чем? А что же тогда явилось причиной твоего визита? Расскажи-ка!

Марго показалось, что в тоне крестного сквозь смех проскальзывает чрезмерная заинтересованность, очень удивившая ее. Неужели Геннадий Васильевич так сильно любит ее, что ему интересны такие подробности ее личной жизни? Уж не влюблен ли он в нее сам, несмотря на свою старость — Марго все мужчины старше тридцати казались стариками, а дядя Гена был ровесником отца, к тому же он был лысым и по меньшей мере смешно было бы представить его в роли ее воздыхателя. Нет, он просто любит ее, как родную дочь, он знает ее с пеленок, он носил ее на руках, и прочее, прочее, прочее, что сопровождает холостых и бездетных друзей семьи.

— Ладно, поговорим об этом позже, — сказал ректор, заметив, каким странным взглядом смотрит она на него.

Марго опять чуть было не засомневалась, уловив в его голосе горечь, но нет, это ей только показалось: его последние слова были произнесены с обычной для него улыбкой:

— Меня сейчас больше интересует вот что — как он тебе показался? Я не имею в виду его внешние данные, о них мы уже поговорили. Как он преподает, как держится со студентами? Мне порекомендовали его как очень способного художника, но я сам его совсем не знаю. Он так молод, и я впервые взял в наш институт преподавателя без имени. Но я очень доверяю тому, кто мне порекомендовал его, и не хотел бы ошибиться. Так что ты скажешь мне о нем? — спросил ректор.

Его вопросы звучали слишком заинтересованно, и Марго поняла, что ошиблась в своих дурацких предположениях — Артур интересовал ректора лишь с точки зрения подбора кадров, и дядя Гена просто переводил разговор на нужную тему, обведя Марго вокруг пальца. Но, так или иначе, его вопрос был очень к месту, крестный сам выводил девушку на то, зачем она пришла сюда.

— Я еще не очень присмотрелась к нему, — начала Марго, — и могу дать не совсем верную информацию. Но мне показалось, что он и вправду хороший художник, только вот…

— Только что? — внимательно глядя на нее, спросил ректор.

— Ну, он не всем студентам уделяет одинаковое внимание, — процедила Марго. — Со мной, например, он вообще почти не работает.

— А ты, крестница, хотела бы, чтобы он забыл обо всех остальных ради блеска твоих зеленых глаз? А ты продумала, Марго, какой цвет глаз мог бы быть у ваших будущих детей: черный или зеленый, если тебе удастся женить его на себе? Или твои мечты еще не заходили так далеко? — ректор снова смеялся.

— Не заходили, — призналась Марго.

— Тогда я подкинул тебе пищу для ума, — пошутил Геннадий Васильевич и, посерьезнев, добавил: — Расскажи поподробнее, что у вас там произошло?

— Мы рисуем, а он, обходя всех по кругу, занимается с каждым из нас, — начала Марго. — Он объясняет наши ошибки, исправляет их. Но, мне кажется, он по-разному относится к нам. Например, около одного студента, его зовут Николай, Артур Викторович просидел почти полчаса, а рядом со мной всего пару минут…

— Да, ты и в самом деле влюбилась, если засекаешь время по часам, — продолжал шутить ректор.

— Перестаньте, дядя Гена, — рассердилась Марго и повернулась к двери. Кажется, у нее ничего не получится на этот раз, и крестный, который всегда выручал ее, теперь почему-то не сможет ей помочь.

— Не сердись, детка. Я все понял, — сразу став серьезным, произнес ректор, подкатывая к Марго кресло и насильно усаживая ее.

Он нажал кнопку селектора:

— Люда, принесите нам, пожалуйста, кофе. — И опять обратился к Марго: — Артур Викторович еще не очень опытен в преподавательском деле и поэтому больше времени он уделяет студентам, с которыми ему интереснее работать, почти не замечая тех, кто, как ему кажется, не подает больших надежд. Как в спорте. Ты ведь спортсменка, Марго, и знаешь, с кем особенно тщательно работают тренеры, набирая группы и постоянно отсеивая неспособных. Но институт — это не спортивная секция, и Артур Викторович это поймет, я поговорю с ним. А ты не сердись на него. Через это проходят все начинающие преподаватели Я сам, когда работал учителем, ощутил это на собственном опыте. Я правильно обрисовал ситуацию?

Хотя дело обстояло не совсем так, подобная версия была удобна Марго.

— Да, — коротко ответила она, пряча довольный взгляд. — Вот только…

— Вот только ты не рассказала, что же ты натворила ему в отместку, что произошло потом и почему ты во время занятий находишься не в группе, а в моем кабинете, — улыбаясь, продолжил Геннадий Васильевич.

— Ну, я хотела только, чтобы он и на меня обратил внимание, — ответила Марго ангельским голосочком. — А он распсиховался и выгнал меня. Да еще сказал, что я больше не буду учиться в его группе, и вообще он после звонка прибежит к вам с просьбой о моем отчислении. А я ведь не сделала ничего особенного.

— Представляю, что подразумевается под словами «ничего особенного», — ущипнув ее за щеку, сказал ректор. — Так что ему еще повезло, что ты не натворила что-нибудь действительно серьезное. Но он, конечно, был не прав, и никто тебя отчислять не будет.

Марго вскочила с кресла и бросилась целовать ректора.

— Спасибо, дядечка Геночка, — прощебетала она.

В этот момент вошла секретарша с двумя чашечками ароматного кофе на подносе. Она даже не изменилась в лице, увидев, как Марго целует ее шефа, и молча вышла, поставив чашки на столик.

— Ой, я представляю, что она растрезвонит теперь по всему институту, — огорченно проронила Марго. — Пойдет сплетня про нас с вами.

— Ничего она не растрезвонит, — успокоил крестницу Геннадий Васильевич. — Она моя секретарша, а я умею подбирать людей. И если они не соответствуют своей должности, я их увольняю. Люда работает у меня третий год, значит, она меня устраивает полностью. И из твоего Артура Викторовича я сделаю хорошего преподавателя, только для этого мне нужно, чтобы ты помогла мне.

— Каким образом? — поинтересовалась Марго.

— Напиши все, что ты мне сейчас рассказала, — предложил ректор, подвигая к Марго лист бумаги и авторучку.