На щеках у Марго снова вспыхнул румянец, веселее побежала по жилам кровь, ее опять стал интересовать Артур, и она почувствовала в себе новые неисчерпаемые силы, чтобы заинтересовать его. А он, когда все студенты собрались и продолжили свою работу, отошел наконец от Николая и двинулся дальше от рисунка к рисунку — даже искоса не поглядывая на самую лучшую девушку в институте, да и не только в институте, но и во всем городе — Марго.
В класс заглянул декан и, поздоровавшись с группой, спросил, как идут занятия.
— Нормально! — закричали все.
— В самом деле? — переспросил он, недоверчиво глядя на Марго.
— Да, — голосом паиньки ответила она. — Все нормально, Николай Леонидович.
— У вас такой вид. Маргарита, — сказал он, — словно вы что-то затеваете.
Декан, позвав Артура Викторовича в свой кабинет для уточнения расписания, вышел вместе с преподавателем. А Марго вскочила, лихорадочно соображая, чтобы такое придумать, чтобы привлечь все-таки к себе внимание художника, и не просто привлечь, а показать ему, какая она остроумная. Но ей ничего не приходило в голову, кроме школьных шалостей вроде кнопок в стуле. Только это было бы слишком по-детски. Так поступала она в пятом классе, не повторять же это сейчас, когда она уже взрослая. К тому же Артуру вряд ли придутся по душе подобные поступки, он человек сложный, и придумать нужно что-нибудь более оригинальное. Немного подумав, она попросила у Антона сигарету и, оттянув закрепленную на пружинах челюсть черепа, вставила ее между зубов. Студенты посмеивались, а Антон, с видом знатока оглядев произведение Марго, заключил:
— Прекрасно, только, по-моему, здесь не хватает одной детали. — Он снял с вешалки широкополую шляпу Артура и водрузил ее на макушку черепа.
— Вот теперь, кажется, сходство полное, — произнес он, поглядывая на Марго. — Вам не кажется, господа студенты, что наш преподаватель похож на этого красавца?
— Перестаньте, что вы делаете? — попробовал остановить Антона и Марго Николай, но его никто не слушал. Кто-то уже снимал с вешалки белый шарф Артура и обматывал его вокруг деревянного основания, на котором крепился череп. В самый разгар веселья дверь открылась и в класс вошел Артур. Его брови резко сошлись на переносице. Он, не проронив ни слова, снял с черепа шляпу и шарф, вынул из зубов сигарету и со своей обычной тоской, глядя в окно, словно обращался к кому-то, кого видел там, а не к студентам, произнес:
— Я не буду спрашивать, зачем вы это сделали и кто был инициатором этой гнусной проделки. Я скажу только, что разочаровался в вас. Вы проучились в архитектурном институте почти год и в какой-то мере относитесь к людям искусства, вы должны будете нести людям красоту и гармонию, а вы даже не умеете отличить пошлость от юмора. А то, что вы сделали, пошло. Это кощунственно, наконец. Вы, как дети, решили поиздеваться над впервые пришедшим к вам преподавателем, а поиздевались над искусством. Я не ожидал такого от вас. Честно говоря, мне не хотелось бы после этого продолжать работу с вашей группой. — Смех стих, все сидели, опустив головы.
— Вы можете не уважать меня и сколько угодно издеваться надо мной, это ваше право, но не уважать искусство я не позволю никому. Лично я благоговею перед ним, и, если вы настолько плохо воспитаны, мне придется поговорить с ректором о лишении вас стипендии на какой-то срок.
— А группа здесь ни при чем, — поднялась со своего места Марго и подошла к Артуру, с вызовом глядя на него. — Ни при чем. Это сделала я и придумала тоже я. — Она вскинула брови, как делала это героиня одного французского кинофильма. Марго знала, что выглядит сейчас надменной и ироничной. Она долго отрабатывала перед зеркалом это выражение лица, и на мужчин оно действовало безотказно, заставляя их смутиться, но Артур смотрел на нее с безнадежной грустью и презрением, чуть ли не со страданием — по-видимому, он чувствовал личную ответственность за то, что в мире существуют такие пошлые и глупые девушки, как Марго. С Марго моментально слетела наигранная маска, и она панически старалась изобразить хотя бы равнодушие, но слова преподавателя и его взгляд действовали на нее, как пощечина.
Она понимала, что Артур Викторович прав, и ее поступок, казавшийся ей таким милым и остроумным, на самом деле — ужасная пошлость. Марго впервые стала противна сама себе. Какая она пошлая, пошлая и пустая по сравнению с этим необычным человеком! Она смотрела в его глаза, а в них была такая глубина и такое понимание чего-то недоступного Марго, что можно было утонуть. Девушка чувствовала, как стремительно летит в их черную бездну. Марго вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется, несмотря на то, что на них пялится вся группа, крикнуть ему: «Я люблю вас!» И, кажется, впервые эти слова, которые произносила так много раз множеству разных людей, прозвучат искренне. И она скажет их сейчас и начнет жизнь сначала, учась ей у Артура и постигая с его помощью то, что до сих пор было неведомо ей. Она глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, но он перебил ее.
— Тем лучше для группы и тем хуже для вас. Значит, из ваших однокурсников еще может получиться толк, тогда как о вас я этого сказать не могу. Я думаю, что вам нечего делать в искусстве, и поэтому, госпожа студентка, на этом мы с вами расстанемся. Извольте покинуть аудиторию. Если ректорат не согласится со мной, а я надеюсь, что ректор не станет возражать против вашего отчисления, вы будете посещать занятия других преподавателей по рисунку в другой группе. Прощайте! — Он с издевательской учтивостью распахнул перед Марго дверь.
Марго впервые захотелось разрыдаться из-за мужчины, но она вместо этого вышла, бросив уничтожающий взгляд на преподавателя, и решительно направилась к дверям ректората.
— Что вам нужно, девушка? — окликнула секретарша. — Вам придется подождать, ректор сейчас занят.
Но Марго сделала вид, что не слышит обращенного к ней вопроса, и, взявшись за ручку двери, быстро проскользнула в кабинет ректора. Она заметила, как недовольно вскинул голову ректор, отрываясь от кипы лежащих перед ним бумаг. Но, увидев Марго, он радостно улыбнулся. Его круглое лицо от этой улыбки стало еще круглее, а небольшие серые глаза превратились в узенькие щелочки.
— Геннадий Васильевич, я не успела ее остановить, извините, — в кабинет вслед за Маргаритой ворвалась секретарша.
— Все нормально, Люда, вы можете идти, — ответил ректор и поднялся из-за черного блестящего новизной письменного стола.
— Привет, дядя Гена, — весело прощебетала Марго.
— Здравствуй, крестница, — ответил Геннадий Васильевич, целуя ее, как всегда, в обе щеки. — Случилось что-то из ряда вон выходящее, что ты прибежала ко мне?
— Да нет, я просто так зашла, — ответила Марго, лихорадочно соображая, как бы ей получше рассказать о происшедшем, чтобы хорошо выглядеть в рассказе самой и не очень подвести нового преподавателя.
— А если просто так, то давай-ка лучше поболтаем обо всем, когда я заеду к вам домой, — предложил ректор и обнял Марго за плечи, направляясь вместе с ней к дверям.
«Он, наверное, решил, что я собираюсь, как обычно, поболтать с ним», — подумала Марго. Геннадий Николаевич, однокурсник ее родителей по филологическому факультету университета и ее крестный, с детства был доверенным лицом девушки. Ему она рассказывала о своих ребяческих радостях и горестях, о всех своих проблемах Отец был слишком занят, чтобы просто посидеть с ним, а мама была слишком правильная, чтобы ей можно было, не встретив осуждения, повествовать о своих проказах и проделках. К тому же дядя Гена всегда мог помочь найти правильный выход из любой ситуации. А мама сначала занудно выясняла бы, как Марго смогла опуститься до такого, потом долго объясняла бы очевидное — так делать не следовало, словно Марго и сама не знала этого, а в конце посоветовала бы что-нибудь совсем нелепое: например, пойти и откровенно признаться в содеянном, если ты сделала что-то нехорошее. Только дядя Гена мог придумать что-то путное, чтобы и овцы были целы, и волки сыты.
