Пожили мы там если месяц, и то спасибо. Леночка спала на кухне, что не мешало artist’aM кишеть, спала и у нас, то есть – в своей комнате, но моё мракобесное сердце всё-таки не выдержало. Добил меня рассказ одного из гостей о том, как он ел живого зайца. Врал, наверное, но ведь счёл нужным! А ещё говорят, «это» началось после советской власти. О, Господи!
Сашка неоднократно женился, Леночка их всех любила. Вообще, весёлость заменяла ей терпение. Из жён выделилась художница Шаура, башкирка из прославленной там интеллигентной семьи. Родилась Настя. Когда Сашка ещё на ком-то женился (а может быть, позже), Леночка стала жить с Шаурой. Когда Леночку хватил инсульт и она навсегда лишилась речи, Шаура ухаживала за ней до самого конца.
Ещё до этого умерла моя бабушка. Было ей 94 года. Хоронить её пришли – точнее, нести – Сашка, Саша Юликов и Коля Котрелёв. О том, как мы с Колей разбирали её шкаф, расскажу, Бог даст, особо.
Сашка был с извозчичьей бородой. По дороге он объяснял мне, что «успенье» происходит от слова «успеть». И по малодушию, и по милосердию (?), и потому, что он лыка не вязал, я не возражала.
На похоронах Леночки он был ещё пьянее и прямо у церкви требовал, чтобы хоронили её на Новодевичьем, где лежит его покойный отец. Моё духовное водительство, как и во многих случаях, сводилось к жалости и молитве. Чуть позже, в самые скудные годы, Шаура дотащила его до врачей, и печени (или поджелудочной) у него не оказалось. Дня три он полежал под капельницами и тихо уснул. Тогда Шаура созвала всех нас.
Ничего подобного я никогда не видела. Сперва сотни людей пили в специально снятой пельменной. Потом уже человек тридцать повели в какой-то болгарский центр, где, видимо, окопались Сашкины покупатели. Там, среди фресок, мы ели икру и много другого.
Нет, описать я это не берусь. Сейчас он был бы миллионером, не в том суть дела. Посмотрите, какое у него лицо. Видит Бог, я не считаю (если когда и считала), что нетварная бездна хороша, поскольку туда можно нырнуть при страшном режиме. Я бы и сейчас не вынесла рассказа о зайце. Как же объяснить, хотя бы выразить, чем хорош мой бедный крестник?
Елена Мурина
Искусствовед. Живет в Москве
Мы познакомились с Еленой Ивановной у наших общих друзей – Сусанны Ильиничны Раппопорт и Владимира Исааковича Финкельштейна – где-то в начале 50-х годов.
Они были врачами-психиатрами, людьми во многих отношениях замечательными и, главное, необычайной доброты и готовности помогать не только друзьям и знакомым, но и друзьям друзей и знакомым знакомых.
Как раз в это время Елена Ивановна очень часто у них бывала, так как у неё возникли сложности в отношениях с её тогдашним мужем Е.Рыссом и – одновременно – с Сашей. Если я не ошибаюсь, Сашу сначала «прорабатывали» за диплом (?) или курсовую работу об Ингмаре Бергмане. Наверное, требовалось изменить тему, но он не соглашался, и тогда встал вопрос об исключении из ВГИКа. Несмотря на хлопоты таких, как всемогущий Иван Пырьев (его жена Марина Ладынина была близкой подругой Елены Ивановны) и других «чинов» за сына Георгия Васильева, Саша был из института отчислен. И, конечно, советы и помощь Сусанны Ильиничны Елене Ивановне были необходимы. По-моему, Сусанна Ильинична давала Саше какие-то справки о его «реактивном состоянии», чтобы оградить от обвинений в тунеядстве и вообще как-то уберечь.
Мне Елена Ивановна сразу же очень понравилась. Несмотря на все эти переживания и страхи за сына, она не раскисала и не теряла своего несокрушимого юмора, который, как я позднее узнала, был ей присущ при любых обстоятельствах. Елена Ивановна была умна и остра на язык, но, конечно, не давала себе труда «умничать» на интеллектуальные темы. Была изумительным рассказчиком – весёлым, остроумным, совершенно безжалостным к себе. Вообще с ней было легко, и она была жизнерадостным человеком. В сочетании с привлекательной внешностью эти её достоинства придавали ей неотразимое обаяние. Елена Ивановна не была «породистой» красавицей или какой-нибудь роковой belle fame – скорее, по-русски миловидной: лицо круглое, крепкое, свежее; голубые глазки, аккуратный носик, красивый пухлый рот. Но вот это сочетание простой прелести с остроумием и умом составляло её незаурядное очарование для всех – и, конечно, для мужчин. Она имела у них очень большой успех.
Елена Ивановна
Романов было много – кто только за ней не ухаживал. Вплоть до Михаила Зощенко, находившегося в самом расцвете своей славы. Правда, Елена Ивановна говорила, что он рассчитывал на молниеносный успех, а она ждала цветов, объяснений и тому подобного… Так что роман не получился – о чём она, по её словам, очень жалела. По рассказам Елены Ивановны, она приехала в 20-е годы в Москву, как многие девушки из провинции, в поисках «личного счастья», которое она понимала как семейное – во главе с мужем-опорой. И, как я думаю, этот идеал она сохраняла долгие годы. Но в конце концов он так и не осуществился.
Про свою семью Елена Ивановна никогда не рассказывала, только знаю я, что она приехала из Курска с другом детства Валечкой Андриевичем – художником, с которым они очень дружили всю жизнь. Он был иллюстратором детских книг, театральным художником, прославился куклами для знаменитого в те годы спектакля «Обыкновенный концерт» в театре С. Образцова.
Елена Ивановна была юристом по образованию, но служебная карьера её совершенно не интересовала. К тому же она очень хорошо понимала, что такое юриспруденция в советские времена. Во всяком случае, в Москве очень скоро началась её женская «карьера». Она вышла замуж за поэта Михаила Светлова (до того у неё был муж в Курске, которого она оставила). И это замужество, очевидно, ввело её в круг советской творческой элиты, разочарование в которой пришло позднее, в зрелые годы, после разных «осечек», начавшихся со Светлова. Была у Елены Ивановны одна настоящая удача, но и тут судьба оказалась к ней неблагосклонной. Елена Ивановна вышла замуж незадолго до войны за Георгия Николаевича Васильева – знаменитого кинорежиссёра, одного из «братьев» Васильевых, создателя прославленного «Чапаева». Родился сын Саша. Елена Ивановна стала одной из дам советского высшего света. Георгий Николаевич умер, кажется, в конце войны.
Но и об этом счастливом браке Елена Ивановна вспоминала в присущем ей юмористическом ключе. Например: они только поженились с Георгием Васильевым. Это был своего рода пик её женской жизни, потому что, можно сказать, «отхватила» первого мужчину Советского Союза. «Братья Васильевы» тогда были в большой славе. Георгий Николаевич к тому же был очень интересный мужчина – и со славой, с какими-то жизненными средствами, востребованный… В общем, Елена Ивановна считала, что ей невероятно повезло, незаслуженно даже. Жили молодожёны в Ленинграде, в гостинице «Астория». Вдруг однажды – стук в дверь. Георгия Николаевича не было, Елена Ивановна открывает – стоит неописуемой красоты женщина. Это была Ирина Щёголева – знаменитая в 30-е годы питерская красавица, вдова пушкиниста Павла Елисеевича Щёголева, потом жена художника Натана Альтмана. Действительно, настоящая красавица – высокая, статная. Я её знала уже пожилой, и всё равно она оставалась неотразимой. У неё была сестра – Мария, тоже замечательная красавица, та погибла в Бутырке. Ирина как-то уцелела. Они были невероятно хороши – эти знаменитые сёстры, почему и стали прототипами героинь в трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам». Елена Ивановна говорит: «Я открыла дверь… и думаю: “Ну, всё! Сейчас придёт Георгий, увидит эту женщину, плюнет на меня, бросит и женится на ней“». Однако так не случилось: и Георгий Николаевич, видно, любил Елену Ивановну, да и Щёголева как-то совершенно не претендовала на него, будучи женой Альтмана, – и пришла она знакомиться с женой Георгия. В результате они с Еленой Ивановной подружились и стали близкими подругами.