- Твои симпатии могут погубить, - говорила бабушка каждый раз, когда я рассказывала о новой подружке или бой-френде. - Это предок выбирает, кто ему по вкусу.

Я не придавала ее словам значения, но они первыми сорвались с языка сквозь трещину, называемую неудачей. Моей личной неудачей. Ведь божества удачи сами несчастливы.

Я принадлежу к древнему роду. Столь древнему, что он не желал сближаться с людьми и передавал из уст в уста легенду про божественного Первопредка, обитавшего высоко в заснеженных горах. Правители и повстанцы искали встречи с ним, и, вооружившись одним лишь ножом, в ночь полной луны выходили на охоту. Порой божественный зверь вовсе не показывался на глаза, и они обиженно поносили дурацкую легенду. Но бывало, что охотнику удавалось различить его белую шкуру на снегу - и начинался бег за удачей. Достойнейшие выигрывали у божества, их руки обагрялись священной кровью, а в следующее мгновение раненый зверь оказывался совершенно цел и изрекал правду о своей природе: догнать его мог лишь особенный человек, но особенной бывает и неудача. Божественный зверь лишь заставлял предначертанное судьбой проявляться ярче. Если человек родился под знаком солнца, встреча со зверем делала его любимцем удачи. Если же под знаком луны, то удача отворачивалась от него навсегда.

Этого зверя мы почитали как прародителя, добавляя к легенде, что однажды он влюбился в смертную девушку и передал силу ее потомкам, чтобы лишиться божественности и превратиться в человека. С тех пор все наши люди, хоть и похожи на жителей страны Хань, но имеют белые волосы и прозрачные голубые глаза.

В детстве мы все осмеиваем такой выбор - божественность на человечность? Вот еще! Потом мы попадаем в силки наследия и мечтаем избавиться от него, как от проклятья.

Я родилась в эпоху мегаполисов и забытых традиций. В семнадцать я сбежала из дому, не имея на то больше причин, чем ветер в голове. И в восемнадцать я отчаянно влюбилась в "вожака" нашей юной стаи, мчащейся на мотоциклах по дорогам ночи. Не знаю, была ли его любовь ответной или же всему виной очарование божественного предка - очарование вызова, на который особенно падки молодые люди.

Я стояла рядом с ним, и в моих глазах был свет судьбы, от которого он не смог отвернуться. Мы кружились по дорогам Северного квартала, исполняя танец влюбленных через повороты и прыжки, а когда наши байки остановились, мы сами уже не имели воли тормозить. Августовские ночи сгущались холодом, мы грелись лишь друг о друга, тела были как расплавленный металл. Едва я выпустила его, трудно дышащего, из объятий, что-то произошло - со мной и с ним.

Все мое тело стало чувствовать иначе. Он стало частью мира, сплетенного из тонких нитей двух цветов - серебристо-мерцающих и чернильно-черных. Эти нити тянулись от каждого предмета и человека и поднимались до звезд, свет которых стал угловатым и ощутимым - так ощущаешь жар солнца в полдень или свет луны в безоблачную полночь - кожей. Был опутан нитями и мой возлюбленный, но паутина вокруг него пришла в движение, и магнитом, спровоцировавшим это изменение полей, была я. Я с ужасом смотрела, как все серебристые нити сходят с его тела, оставляя лишь черную вязь - новый узор судьбы, отмечающий Неудачника.

Я лишь моргнула - и мир вернулся к обычному виду. Все те же звезды, все та же нагота, все то же желание. Целуя его снова, я ощутила странный запах - он был терпким и опасным. Я знала откуда-то, что от такого запаха отвернуться все боги, как от гнили, но я же была совершенно пленена им - как зверь, ранивший живое существо ядом и ждущий, когда же тот наконец погибнет.

Мы встретили утро. Оно было ослепительно ярким. Красное солнце обводило вершины небоскребов кровавыми контурами а воздух для меня был полон тысячей запахов. Я была полна сил, и все же так страшно было отпускать руку возлюбленного. Мир повернул раскрашенное сиянием лицо лишь ко мне - я знала это так же четко, как и то, что этот человек, полюбившийся мне, сейчас находится в тени мироздания. Его не ждет ничего. Его дорога темна.

И все же я отпустила его руку.

Вечером, когда я ждала его в баре, маленький телевизор показал, что ночь забрала вожака стаи. Он разбился на мосту. От его тела и души почти ничего не осталось.

Я не могла заставить себя сдвинуться с места. Все мое тело парализовало ужасом от осознания, почему случилось так. Меня утешали, мне наливали алкоголь, и я автоматически пила его, не чувствуя вкуса и не испытывая опьянения. И лишь когда все ушли, в тишине я прошептала признание:

- Моя симпатия может погубить...

Моя влюбленность оказалась лишь выбором божественного зверя - его проклятием.

После этого я вернулась домой.

Я упорно расспрашивала всех родственников, как я могу избавиться от этого. Все как один вздыхали и говорили что-то вроде:

- Ты можешь лишь уединиться. Не будешь видеть людей - Предок не сможет проявлять себя. Но тогда ты сама зачахнешь.

- Это невозможно снять. Это не проклятие, а дар. Мы должны жертвовать Предку время от времени, кормить его - лишь тогда он будет благосклонен к нам самим.

Даже мой любимый старший брат, тот еще бунтарь и оторва, сказал мне:

- Я смирился. Я не виноват, что таково мое устройство. И я понял, что я определяю судьбу лишь тех, кто просит этого у жизни сам, настойчиво и страстно. Они и без меня бы рано или поздно пришли к своей судьбе, так чего печалиться?

Мне не нравились эти ответы. Я хотела собственных, и вновь ускользнула из-под отчей опеки.

В мегаполисе легко затеряться. Он как горный лес: если ходить людскими тропами, то тебя обнаружат, но если скрываться, как зверь, то никто не сумеет отыскать тебя. Лишь от судьбы невозможно было сбежать. Она настигала меня, преподнося мне симпатию к великим счастливцам и неудачникам. Мое чувство к ним повторяло влюбленность в того, первого, мне трудно было сопротивляться. Я жила среди людей, но всегда была на поводу у рока. Все мои отношения были подделкой, угодной небесной канцелярии и неведомому далекому предку.

И все же я продолжала искать. Я искала ответы, вглядываясь в каждое новое лицо, оплетенное нитями судьбы. И пусть меня снова постигало разочарование, и пусть я снова оказывалась лишь игрушкой неведомого, я не падала духом окончательно и не пряталась, как мои родственниками, за словами самообмана.

Пусть никто не смог контролировать себя, я смогу.

Я верила в это.

Никогда не знаешь, куда тебя занесет. Через несколько лет я набивала татуировки в маленькой мастерской. Мой партнер и начальник Кени был самым обыкновенным человеком, и в балансе его удачи и неудачи я находила редкое умиротворение. Я сменила много мест, но только рядом с его воистину дзэнским спокойствием я умудрялась не попадать в истории. Я рисовала классических чудовищ, которых в моей голове всегда было много благодаря странной семье, а Кени доводил их до ума, снабжая научно-фантастическими проводами, фарами и прочим. Набивали же по очереди: работу посложнее брал он, что полегче - я. Мне нравилось наносить татуировки. В этом было что-то от древних испытаний, когда мужчины и женщины доказывали, что достойны войти в общество в качестве взрослых, терпя надрезы, втирание в раны сажи или чего еще похуже. От такого занятия я иногда была на грани, и мой мир едва ли не превращался в нитевидный, но волей я заставляла его не изменяться - и это было моими маленькими победами.

Сезон сменялся сезоном, я начинала верить, что так будет всегда, и иногда даже почти что отвечала на ухаживания хозяина нашей лавчонки... но переводила всё в шутку, потому что покой был мне дороже всех приключений прошлого.

Вот только в новом январе мне стало как-то не по себе. Едва заснеженные улицы мегаполиса отражали свет нараставшей луны, мне все чаще хотелось пуститься в бег по этим дорогам, позабыв обо всем - лишь я, снег и луна. Возможно, это было предупреждение - бежать, пока судьба не пришла и за мной.