связью с литературностью, а также способностью избежать муж

ских по происхождению желаний

господства и власти.

Истина -- женского рода

С этим связаны попытки

Юлии Кристевой, Люс Иригарай

и Сары Кофман утвердить осо

бую, привилегированную роль

144

ГЛАВА II

женщины в оформлении структуры сознания человека. Если объ

ективно оценивать их усилия, то придется охарактеризовать их

как стремление создать новую мифологию, чтобы не сказать,

мистику женщины. Кристева, например, постулирует существова

ние фигуры "оргазмической матери", "матери наслаждения", в

которой соединились признаки материнского и сексуального, при

чем исследовательница связывает ее бытие с бытием

"искусства-в-языке", или "языка-искусства" как "материнского

наслаждения" (202, с. 409-435).

Здесь Кристева откровенно вступает в область активного

мифотворчества, особенно характерного для нее с середины 70-х

годов. Она интенсивно перерабатывала и интерпретировала эрос

ную символику Платона, особенно его аналогию между понятия

ми "матери" и "материи" (как праматери всего), переосмысляя

их в неофрейдистском ключе. При этом в духе популяризирован

ной Дерридой манеры Хайдеггера играть словами, созвучиями и

неологизмами она, например, определяет женское начало как про

странство не только письма, но и истины -- "le vreel" (от le vrai

и le reel), что условно можно перевести как "реально истинное",

и от vrai-elle -- "она-истина", чтобы подчеркнуть женскую при

роду этого понятия) (145, с. II). Эта истина, утверждает Кристе

ва, "не представляема" и "не воспроизводима" традиционными

средствами и лежит за пределами мужского воображения и логи

ки, мужского господства и муж

ского правдоподобия.

"Категорическая женщина" отказывается от комплекса кастрации

В подобного рода научной

фантастике Кристева далеко не

одинока. Близкая ей по духу и

методологии Люс Иригарай так

же призывает женщин признать

свою силу как проявление прафеномена "земля

мать-природа / воспроизводительница" и предпринимает попыт

ки создать собственную мифологию, оправдывающую это трие

динство. В принципе и более трезвая С. Кофман, далекая от со

блазна мифотворчества, в своей "Загадке женщины" (196) идет

тем же путем. Демонстрируя преобладание символа матери в тео

рии Фрейда, Кофман представляет ее не только как загадку,

которую нужно разгадать и расшифровать, но и как истинную

учительницу правды. На этой основе она развивает понятие

"категорической женщины", отказывающейся принять как неиз

бежность комплекс кастрации, приписываемый ей Фрейдом и в

известной степени Дерридой, и вместо этого утверждающей свою

145

ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ

собственную сексуальность, по своей приводе двойственную и

принципиально неопределимую.

В определенной степени все эти теории так или иначе связа

ны с концепцией бисексуальности женщины, выдвинутой

Фрейдом и получившей поддержку в модели Дерриды, согласно

которой и мужчина, и женщина оба являются вариантами

"архиженщины". Как мы видели, все усилия французских теоре

тиков феминистской критики были направлены на переворот, на

опрокидывание традиционной иерархии мужчины и женщины, на

доказательство того, что женщина занимает по отношению к

мужчине не маргинальное, а центральное положение, а все кон

цепции о ее неполной сексуальности являются попытками муж

ской психологии утвердить свою самотождественность за счет

суверенных прав личности женщины, обходя при этом сложность

полового самосознания человека, независимо оттого, к какому

полу он (или она) принадлежит.

Задачи феминистской критики

Иными словами, представи

тели французской феминистской

критики стремятся: во-первых,

доказать более сложный, чем это

традиционно считается, характер

полового самосознания; во-вторых, восстановить (чтобы не ска

зать большего) роль женщины в рамках психоаналитических

представлений; и в-третьих, разоблачить претензии мужской пси

хологии на преобладающее положение по сравнению с женщиной,

а заодно и всю традиционную культуру как сугубо мужскую и,

следовательно, ложную. Самотождественность мужского созна

ния, пишет в этой связи Ш. Фельман, и "господство, на которое

оно претендует, оказывается как сексуальной, так и политической

фантазией, подрываемой динамикой бисексуальности и риториче

ской взаимообратимостью мужского и женского начал" (136,

с. 31).

Разумеется, теоретическая экзальтация в вопросе о женской

эмансипации может принимать различные формы, и у некоторых

французских теоретиков само понятие женщины стало выступать

в качестве любой радикальной силы, подрывающей все концеп

ции, предпосылки и структуры традиционного мужского дискурса.

В этом отношении показательно их сравнение с американскими

феминистками, которых, как уже отмечалось, в первую очередь

интересовали (по крайней мере в 70-х годах) более практические

вопросы социального и политического характера, а также специ

фика женского восприятия литературы, практические проблемы

146

ГЛАВА II

эмансипации литературы от доминирующей мужской психологии и

борьба против мужских жизненных ценностей, которыми, -- ив

этом они полностью согласны со своими французскими коллегами,

-- целиком пропитан окружающий их мир. Более конкретно спе

цифика их анализа заключалась в выявлении противоречий между

мужским и женским прочтением литературы, в ходе которого они

стремились продемонстрировать предрассудки мужской идеоло

гии.

Женское начало против "символических структур западной мысли"

Различие между американ

ской феминистской критикой и

французской проявляется весьма

отчетливо, если мы сравним ус

тановку Элейн Шоуолтер и

Джудит Феттерли на создание

специфического женского прочте

ния литературы и стремление

Кристевой, Кофман, Иргарай и С иксу выявить женское начало

как особую и фактически, по их представлению, единственную

силу (в психике, биологии, истории, социологии, обществе и

т. д.), которая способна разрушить, подорвать "символические

структуры западной мысли". Разумеется, их всех объединяет не

сомненная общность социально-психологических запросов и инте

ресов, которую лучше всего выразила Шошана Фельман, зани

мающая, если можно так сказать, срединную позицию:

"Достаточно ли быть женщиной, чтобы говорить как женщина?

Определяется ли это "говорить как женщина" неким биологиче

ским состоянием или стратегической, теоретической позицией,

анатомией или культурой?" (138, с. 3).

Юлия Кристева заявила в одном из своих интервью:

"Убеждение, что "некто является женщиной", почти так же аб

сурдно и ретроградно, как и убеждение, что "некто является

мужчиной". Я сказала "почти", потому что пока еще

по-прежнему существует немало целей, которых женщина может

добиться: свободы аборта и предупреждения беременности, яслей

и детских садов, равенства при найме на работу и т. д. Следова

тельно, мы должны употреблять выражение "мы -- женщины"

как декларацию или лозунг о наших правах.

На более глубоком уровне, однако, женщина не является

чем-то, чем можно "быть". Это принадлежит самому порядку

бытия... Под "женщиной" я понимаю то, что не может быть ре

презентировано, то, о чем не говорится, то, что остается над и

вне всяких номенклатур и идеологий" (202, с. 20-21).