– Убирайтесь, убирайтесь немедленно и больше никогда сюда не приходите, – Женя повысила голос, чего с ней не происходило очень давно, и почувствовала, что сейчас сама разревется. Прошлое нахлынуло и угрожало затопить с головой.
– Послушайте, я не вру, вот же документ, – Вера неловко пыталась сунуть Жене в руки потрепанную бумажку, но та избегала даже соприкосновения с ней, словно та могла передать ей неизлечимую болезнь.
– Убирайтесь вместе со своим чертовым документом! Я не знаю, кто все это устроил, но он за это заплатит, – Женя уже не сдерживала эмоций и громко кричала. Благо звукоизоляция в доме была выше всяких похвал. Она дотащила Веру до двери. Не давая ей возможности обуться и держа за руку, открыла замки и вытолкнула женщину на лестничную клетку.
– Убирайтесь, – еще раз прошипела Женя.
В отличие от растрепанной и совершенно потерявшей самообладание Жени, Вера вдруг стала спокойной и собранной. Она положила бумагу в сумочку и посмотрела Жене прямо в глаза.
– Ваш сын умирает, – спокойно сказала Вера.
– У меня нет сына, – отрезала Женя и прислонилась к косяку.
– Есть. Он сейчас лежит в больнице, и жить ему осталось полгода. Если вы его не спасете.
Женя закрыла глаза. Собралась с силами и сказала то, чего никогда не произносила с той самой кошмарной ночи:
– Нет у меня никакого сына. Девять лет тому назад, восемнадцатого мая, в восемь утра двадцать две минуты я родила дочь.
Спустя полчаса Вера и Женя сидели на белом кожаном диване в холодном стерильном пространстве. Женя говорила без умолку все эти тридцать минут, боялась замолчать, словно если она хотя бы на минуту сделает паузу в горячечной речи, случится что-то страшное и непоправимое.
Женя просмотрела документ от и до. Все совпадало вплоть до времени рождения. Но этого не могло быть просто потому, что быть не могло.
– Я родила ее в семнадцать лет… – взволнованно вспоминала Женя, и жуткие события той ночи оживали перед глазами.
– Его, – автоматически поправила Вера.
– Его, впрочем, нет, я уверена, что у меня дочь. Даже не сомневалась… Мне только-только исполнилось семнадцать, ночью начались схватки, чувствовала я себя плохо, та женщина в больнице все время на меня кричала, казалось, что я просто ее отвлекаю. Роды были стремительными, ребенка сразу же забрали, она пробормотала, что у меня дочь.
– Возможно, женщина обманула? Вы помните, как звали врача? В каком роддоме вы рожали? Вероятно, можно поднять архивы.
Женя бросила на нее настороженный взгляд.
– Не надо поднимать архивы. Какая у Левы группа крови?
– Вторая, резус-положительный.
Женя даже рассмеялась, несмотря на всю трагичность ситуации.
– У меня тоже.
– Вот видите!
Женя встала и начала нервно мерить шагами пространство, она так побледнела, что почти сливалась с окружающей ее белизной стен и мебели. Чуть повысила голос.
– Да ничего я не вижу! У половины земного шара точно такая же группа и такой же резус. Да, есть мальчик, который родился в то же время и в том же месте, что и моя дочь, но это еще ничего не значит! Я не знаю, почему в документе мое имя. Возможно, это какая-то ошибка.
– Кто еще знает про ребенка? – вдруг прервала поток ее излияний Вера.
Женя остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду, бросила взгляд на Веру.
– Никто.
– Как – никто? А ваши родители, а отец ребенка, в конце концов!
– Нет у меня родителей, а у ребенка отца, – отрезала Женя и снова села, подтянула под себя ноги и обхватила их руками. Несмотря на теплую весеннюю ночь, ее начало знобить. Нужно было выставлять гостью и немедленно ложиться спать.
– А где ваши родители? – робкая хрупкая Вера проявила удивительную настойчивость. У Жени не нашлось сил ей сопротивляться. Ей казалось, что все произошедшее уже давно забыто, в какой-то момент ей даже удалось все вытеснить из памяти и убедить себя, что все это произошло в другой жизни с другим человеком, но не с ней. А сейчас все вернулось вновь и так сильно кровоточило, что Женя оказалась к этому не готовой. У нее дрожали руки, голос, и она боялась, что сейчас просто расплачется. Пора было заканчивать всю эту историю. Что прошло, то прошло. В этом ее убедил психолог. Уговаривал долгие семь лет.
– Я выросла в детдоме, забеременела случайно, отца ребенка больше никогда не видела, младенца отдала, – скороговоркой ответила она заученную версию. – В семнадцать лет я была не в состоянии о себе позаботиться, что я могла дать ребенку? – Она бросила взгляд на Веру и поняла, что все это вовсе не аргумент для этой женщины. Такие, как она, умрут, но родное дитя никому не отдадут. Возможно, поэтому они всегда с таким трудом рожают. Или не рожают вовсе. Она опустила ноги, выпрямила плечи и посмотрела Вере прямо в глаза.
– Я не оправдываюсь. Просто рассказываю, как все было. Я родила дочь, написала от нее отказ, надеюсь, что она попала в любящую семью и ей там хорошо. А сейчас извините, я очень сочувствую вашему горю и могу дать немного денег, если это как-то поможет. Но больше я ничего сделать не могу. У меня был тяжелый день, и я очень устала. Так что, если вы не возражаете…
Она встала, красноречиво давая гостье понять, что прием окончен. Вера тоже встала и заколебалась на какую-то долю секунды.
– Вы ведь не одна тут живете?
– Что? – На какую-то секунду ей снова удалось выбить Женю из равновесия. – Нет, я живу со своим любимым человеком.
– И он не знает, что у вас есть ребенок, не так ли?
Женя промолчала и тяжело посмотрела на Веру. Та могла не продолжать, Женя прекрасно поняла, к чему она клонит.
– Даже не думайте, – предупредила девушка.
– Вы не оставляете мне выбора. Я мать и буду бороться за своего ребенка до последнего. Если вы не хотите, чтобы ваш любимый человек узнал про ребенка, вы поможете мне с операцией Левы.
Женя попыталась вспомнить все, что когда-либо слышала или читала о шантажистах. Главное, не поддаваться.
– Он в курсе и все мне простил, – она широко улыбнулась.
– Ну что же, тогда, возможно, он сумеет помочь, – Вера пожала плечами и, прихватив свою жалкую дерматиновую сумку, направилась к выходу. – Я обязательно узнаю, кто прописан в этой квартире, большого труда это не составит. А уж с нынешними социальными сетями так тем более. Вы ведь наверняка повсюду выкладываете фотографии своей счастливой жизни.
Женя смотрела в спину уходящей незваной гостьи и испытывала целую гамму эмоций. От слепой ярости, когда хотелось схватить Веру и выбросить ее из квартиры, до невольного восхищения – кто бы мог подумать, что у этой колхозницы хватит духа противостоять ей, Жене. Еще так нагло и вызывающе.
– Постойте! – Женя закусила губу.
Вера остановилась, но не оглянулась.
– Я… Я посмотрю, что я смогу сделать. Но мы должны договориться. После того, как я помогу, вы забудете о моем существовании навсегда.
Вера обернулась и с удивлением посмотрела на Женю.
– Еще одна сделка с собственным ребенком?
– Прекратите, – тихо попросила Женя. – Мне просто жаль вашего сына.
Вера молча кивнула и направилась в коридор. Обулась и, не прощаясь, вышла. Женя аккуратно прикрыла за ней двери. Прислонилась к створке и сползла на пол. Обхватила голову руками.
Этот мальчик чужой. Чужой. Это не ее ребенок. Группа крови, даты, документы – все это просто совпадения. Но что, если вдруг? Нет, она даже думать об этом «вдруг» не будет. Она точно знает, что родила дочь. Она в этом уверена. Всегда знала, что у нее девочка – форма живота, тяга к сладкому, да и та тетка сказала.
Да, она поступила мерзко, отдав дочь чужим людям. Но прошлое должно оставаться прошлым. Хотя, возможно, появление этого больного мальчика – это та самая пресловутая плата за содеянное? И ее надо воздать? Она сейчас поможет этому мальчику, а кто-нибудь когда-нибудь протянет руку помощи ее дочери. Бред. Бред, как есть.
* * *
Неоновые лампы тихо гудели. Медсестры завершили процедуры, пациенты готовились ко сну. В больнице оставался лишь дежурный персонал да Вадим Владимирович. Все как обычно. Теплые кремовые стены, дорогие плазмы, роскошные растения в кадках. Рай для людей, заботящихся о здоровье.