В книге В.Н. Ефремова я насчитал более 80 имен, десятки адресов, но самое, пожалуй, ценное – тип взаимоотношений периода этического и морального кризиса (политический кризис – это уже проблема не этой литературы). Тип взаимоотношений между чиновниками, между милицией и народом, между экологическими фигурами, между представителями разных национальностей. Чрезвычайно интересными показались мне и галерея портретов в тюрьмах, как, впрочем, и мотивация действий руководителей силовых структур того времени.

В марте (или в июне?) 2017 года Приднестровская Молдавская республика будет отмечать 25-летие военного конфликта. Плакатный тип воспоминаний, лоск парадов и наград – всё это будет обязательно и это, конечно, хорошо, но… исторически бессмысленно! Это исторически бессмысленно без понимания генезиса личности во время кризиса, без «окопной правды», без документальных следов на грунте народной жизни.

Я рекомендую для издания книжным издательствам материал Владимира Николаевича Ефремова как живое свидетельство, как культурный вклад в историческую память народа Приднестровья. Через 20 лет он будет прочитан уже совсем другими глазами, через 100 – ещё более непредсказуемы оценки его. Но совершенно очевидно – лучше, когда материал и оценки есть, а не тогда, когда память «заасфальтирована» одним официозом.

Читателю же предлагаю взглянуть на описываемые события не только с точки зрения оценочной, но и как возможность услышать непростое время с разных ракурсов, с работой для своей души – помнить и чувствовать время.

Мама говорила, что я и мой брат Костя родились на Украине, в Одесской области, в с. Степановка. После освобождения с. Чобручи от фашистов она привезла нас к своим родителям, нашим дедушке Александру и бабушке Наталке. Они жили на русской части села, хотя говорить «русская часть» можно с большой натяжкой (русских тогда в этой части села было две-три семьи, да и то смешанные). Жили в основном украинцы и говорили они практически на одесском диалекте (если быть точнее, на суржике).

Дедушка наш был серьёзным и очень добрым человеком, говорили, что он был когда-то священнослужителем, но сам он об этом не любил вспоминать. Бабушка Наталка была весёлая, неунывающая кубанская казачка, всегда подшучивала надо мной и Костей, всегда напевала казачьи песни. Вот к ним и свалилась наша мама с нами двумя, чтобы дождаться нашего тато с войны, которая была на исходе – дело шло к Победе над фашистами. Всё это я и Костя смутно помним, так как были очень маленькими, чтобы что-то хорошо помнить. Потому и считаем и сейчас село Чобручи своим родным селом, да и свидетельства о рождении на нас оформляли в Слободзейском ЗАГСе.

Тато пришёл с фронта с тяжело раненной рукой и, не долечившись в госпитале, с перевязанной еще рукой, стал работать ездовым в одном из колхозов села. А их (колхозов) было аж четыре или даже пять на одно село. Колхоз Будённого, Ворошилова, Сталина, Ленина, и если не ошибаюсь, Петровского…

Подсобрав денег, тато и мама залезли в долги и купили небольшой саманный, крытый камышом домик на молдавской части села. Вот с начала проживания в этом домике я и стал отчетливо помнить, что происходит в моей жизни.

Наша улица начиналась со стороны Днестра и была напротив пристани паромной переправы, которая давала возможность жителям правого берега прибрежных сёл Бессарабии по воскресениям выезжать на нашу улицу, которая была своеобразным «торговым путём». Дальше пересекали промышленный сад и по полевой дороге они выходили к посёлку Первомайский. И тогда по деревянному мостику через Кучурганский лиман ехали (шли) на Украину и в районе села Кучурганы продавали свои товары на большом для тех времен скотном базаре. А везли туда правобережные жители на каруцах (подводах), запряжённых волами, бочки с вином, овечью брынзу, вели скот, привязанный к каруцам…

Мы, ребятишки, высыпали на улицу посмотреть на бессарабцев. Одеты они были причудливо, как-то не так, как одевались люди в нашем селе: в безрукавках, сшитых из овечьих шкур, у мужчин на головах высокие кучмы, обуты в постолы. Назад торговцы возвращались ближе к вечеру по тому же маршруту. Если торговля была успешной, люди пели, пританцовывали, шутили, смеялись. Но бывало, что, возвращаясь, мужчины были хмурыми, женщины плакали. Наши жители почему-то шёпотом говорили, что на бессарабцев устроили на обратном пути засаду одесские бандиты и ограбили…

Жителей в селе проживало около пяти с лишним тысяч. Колхозы объединились, и был создан один расширенный колхоз имени Ленина, который, в свою очередь, состоял из нескольких бригад. Первый председатель объединённого колхоза Василатий Иван Демьянович был талантливым руководителем, и в короткий срок колхоз стал одним из лучших в Молдавии и славился на весь Советский Союз своими достижениями.

Село не было обделено умными, талантливыми людьми. Передовой бригадой, которая находилась на острове между Днестром и протокой Днестра Турунчуком, руководил Фома Ильич Талпа. Капитаном парома, перевозившем рабочих на работу и обратно, был дядя Семён Янковский, потерявший ногу в боях с фашистами. Тяжело приходилось в то время инвалидам войны, но они стойко работали на равных со всеми, не требуя послаблений.

Звеньевыми были Василий Никифорович Пержан, Николай Филиппович Ефремов (отец автора). Первый тракторист села был Курбан К.В. Это его трактор и по сей день стоит памятником в Родинском парке…

На наших глазах началось строительство здания дома культуры. После завершения возведения этого уникального и красивейшего очага культуры его первым директором стал активный руководитель нескольких художественных кружков, в том числе и прекрасного духового оркестра, Васьков Фёдор Митрофанович.

Обойти вниманием и то, что в селе было много фронтовиков, прошедших горнило второй мировой войны, нельзя. Вернувшись в родное село, они пахали, сеяли, отстраивали разрушенное войной. Это дядя Тодри Цуркан, дядя Семён Мазур, дядя Петя Вахницкий, учитель географии и истории Иван Иванович Яковлев, Маслов Андрей Саввич – инвалид войны, библиотекарь русской школы № 3 и многие, многие другие.

Более четырёхсот сельчан положили свои жизни на полях сражений с хитрым, жестоким, коварным врагом всего человечества – фашизмом. Всегда с трепетным волнением приезжаем из отведённых нам Богом и судьбой мест проживания в родное село. Кладём венки и цветы на могилы родителей. Кладбище сильно расширилось и буйно заросло амброзией. Вот недалеко от могилы тато лежит под памятником в полном составе семья Ивана Ивановича Яковлева (вместе с женой тетей Аней и сыном Борисом – одноклассником автора) – учителя и фронтовика. На этом же кладбище недалеко от своего учителя уже лежат и его ученики Николай Федоренко, Люда Кушнир. Грустно, но таковы реалии. Но не всё так мрачно, радует всё новое. Глинобитные дома, крытые камышовыми крышами, уже редкость, вместо них жители построили красивые уютные дома. Родинский парк, стадион, спортзал, магазины, памятник Ленину, многие предприятия, построенные дороги, церковь.

Ну а что колхоз имени Ленина? Разорвали его дети перестройки на паи и в конце года довольствуются крохами от милости тех, кто прибрал к своим загребущим рукам землю народа. Может, люди опять когда-нибудь объединятся?

Жизнь ведь не стоит на месте…

Детство… У всех оно разное. У одних оно ассоциируется с воспоминаниями о пребывании в летних лагерях Крыма, с купанием в море, с уговорами родителей съесть что-нибудь. В нашей семье, как, впрочем, и в миллионах других, вернувшихся с войны фронтовиков (раненых с истерзанными душами и телами) есть причины вспоминать свое детство менее восторженно.

Постоянное ощущение голода и бурчание в животе направляло мысли думать о еде. И только когда удавалось хоть чем-то поживиться, мы пяти-шестилетние карапузы, играли, как и все дети того страшного послевоенного времени, в войну, выискивали оставшиеся от боев патроны, а если «повезёт», то и снаряд находили. Все найденное мы бросали в костер и с замиранием сердца ждали, когда «бабахнет».