Кто еще замолвит за него словечко? Новый нарком недолюбливал Троцкого, который разрушал внешнюю политику, тогда как он, Чичерин, эту политику создавал и укреплял. А Литвинова, сообщившего Симонову телеграммой в 1918 году о его назначении, нарком вообще терпеть не мог. Хотя Литвинов сделался его заместителем, они были на ножах, поносили друг друга в ЦК и Политбюро. Слухи об этом доходили даже до Австралии.
Решение об отзыве Симонова в конечном счете принимал Чичерин, это ясно. Не ответил ни на одно его письмо! Хотя нет, на одно ответил, но какой-то странный был ответ… От его имени, но без подписи. Словно по недосмотру черновик в конверт запечатали. Может, руководитель советской внешней политики не нуждался в таком дипломате, как Симонов. И Австралия его не интересовала.
На Литвинова тоже не опереться. Он, похоже, забыл о своей телеграмме, которая перевернула жизнь Симонова. Керженцев показал другую телеграмму замнаркома, отправленную из Москвы в Стокгольм. В ней говорилось, что никакого советского консульства в Австралии НКИД не признает. Как же так? Выходит, Симонов – самозванец?
В своих раздумьях он невольно возвращался к началу своего пути, к тем событиям, которые привели его в Австралию. Именно там он проникся революционными идеями, поверил в социализм, стал большевиком, а затем – большевистским консулом. Пусть непризнанным. Все равно, это был его звездный час, лучшие годы, то, ради чего стоило жить.
Солдат, бухгалтер, растратчик, беглец
Петр Фомич Симонов родился 8 (21) июня 1883 года в деревне Новые Яблоньки Хвалынского уезда Саратовской губернии, в мордовской семье. Происхождения был с большевистской точки зрения вполне подходящего – из крестьян, однако политической деятельностью до отъезда в эмиграцию практически не занимался.
У него были два брата, след которых после революции и Гражданской войны затерялся. «До 1916 года, – писал он в анкете НКИД, – были в Хвалынске, с тех пор о них ничего не знаю»[9].
Семья Симонова не была особенно нуждающейся и могла дать детям образование. Петр занимался в сельской школе, затем с частным преподавателем и поступил в саратовскую гимназию. Проучившись шесть классов, окончил ее экстерном.
Зарабатывать начал в 11 лет – рабочим на котельном заводе, но не прекращал учебы. Держал экзамен на счетовода, потом устроился бухгалтером в нефтепромышленную фирму в Баку. В письме, которое Симонов в июне 1921 года написал видному шведскому социалисту и основателю Коммунистической партии Швеции Ф. Стрёму, говорилось, что эта фирма принадлежала братьям Нобель[10]. Там он проработал четыре года.
В августе 1904 года Симонов пошел в армию. Немаловажное замечание – в качестве вольноопределяющегося, как гражданин с образованием, имевший право на сокращенный срок службы (два года). Начав с рядового, дослужился до прапорщика[11], но военная карьера оборвалась довольно скоро. Причиной, по утверждению Симонова, была его революционная деятельность. Заполняя анкету, он туманно упомянул о своей «работе в РСДРП», которая привело к его аресту в 1905 году по обвинению «в военной пропаганде» (очевидно, имелась в виду антивоенная пропаганда)[12]. Однако в другой части анкеты говорилось, что до вступления в РКП (б) в 1921 году ни к каким партиям Симонов не принадлежал.
Исключением было его членство в Коммунистической партии Австралии (КПА), носившее фактический, но не формальный характер. Сам Симонов объяснял это так: «Билета я не имел в виду того, что я принадлежал нелегально, т. к. будучи консулом, было немыслимо быть открыто»[13].
Что касается «работы в РСДРП», то трудно судить о том, что именно она собой представляла и имела ли она вообще место. Насколько существенной была «военная пропаганда»? Если она дала основания для ареста, и этот арест произошел, то наказание для тех лет представляется необычно мягким – перевод в Елисаветград. Не в Сибирь, а в центр Украины, в город вполне приличный, экономически и культурно развитый. Не хуже Баку. Странное решение для военного суда, который с младшим офицером мог и обязан был поступить более сурово. В стране бушевала революция, и правящий режим с инакомыслящими не церемонился.
Нельзя исключать, что эпизод с революционной пропагандой и арестом являлся если не выдуманным, то несколько приукрашенным – с целью придать анкетным данным нужный идеологический оттенок. Можно ли за это упрекать Симонова? Слишком жестокой и безжалостной была советская бюрократическая система, которая могла прицепиться к любым мелочам в биографии. Вот еще пример. Только в самой первой своей анкете в графе «национальность» он записал себя мордвином[14]. Во всех последующих именовал русским[15].
Но вернемся к событиям, последовавшим за арестом и переездом в Елисаветград. В 1906 году Симонов демобилизовался и вернулся к бухгалтерской деятельности. Если исходить из материалов личного дела, это произошло уже за пределами России, в Харбине. В 1906–1908 годах – служба в некой компании «Кваристрем и К», в 1908–1910 годах – в одном из харбинских банков[16]. Однако эта информация противоречит данным, которые Симонов приводил в письме Ф. Стрёму и которые видятся более правдоподобными. По всей вероятности, в общении со шведским социал-демократом Петр Фомич был более искренен, а затем спохватился, сообразив, что не все следует знать чиновникам наркомата.
Стрёму он признался в том, что вплоть до 1912 года России не покидал и работал в Хабаровске – управляющим издательского товарищества «Приамурье». Оно выпускало ежедневную газету – «обыкновенную с прогрессивными тенденциями, по образу милюковской „Речи“»[17]. Эта деятельность была прервана досадным инцидентом. Когда главный редактор угодил в тюрьму (причиной послужила статья, освещавшая махинации одного из местных воротил), исполнять его обязанности взялся Симонов. После освобождения шефа в начале 1912 года, на Крещение, Петр Фомич представил ему полный финансовый отчет, однако в кассе не хватало наличности – 400 или 450 рублей. Эту недостачу Симонов восполнил предъявлением векселя на указанную сумму, подписанного «одним знакомым деловым человеком», который «не мог отказаться от уплаты указанного векселя». Вроде бы дело уладилось, но в скором времени его задержали и взяли под стражу. Произошло это во Владивостоке. Симонову удалось добиться освобождения под подписку о невыезде, но предписание было им нарушено и он покинул Россию[18]. Вот тогда и перебрался в Харбин.
В Китае пробыл недолго. Причин, заставивших его отправиться совсем в дальние края, мы не знаем. В том же 1912 году переехал в Японию, затем на Филиппины, а оттуда – в Австралию.
Историю эту можно интерпретировать по-разному и не обязательно в пользу Симонова. По существу, он бежал, причем не из-за политического, а из-за уголовного преследования.
Его доавстралийскую биографию сложно квалифицировать как чистую и незапятнанную. Неясности налицо. По всей видимости, революционером он не был, а вел обыкновенную жизнь мелкого служащего. Получил образование, отслужил в армии, проштрафился, но избежал серьезного наказания, трудился в частных компаниях, запутался в финансовых расчетах и вынужден был распроститься с Россией.
Симонов не был положительным героем без страха и упрека. Такие появляются на страницах романов, а в жизни редко встречаются. Но что с того? Реальные люди со своими слабостями, недостатками намного интереснее тех картонных фигур, которых советские авторы изображали в книжках из библиотечки «Пламенные революционеры». С подмоченной биографией туда было не попасть. Хотя, в конце концов, Симонов и впрямь стал пламенным революционером, и особенности его личности делают эту метаморфозу весьма впечатляющей.