Ледяная текущая вода. Что из этого было самым паршивым, Эрвинар не знал. Впрочем, какая разница, если этот ручей все равно придется переходить вброд. Помянув добрым словом сапожника, вампир начал переправу, чувствуя, как ноги немеют, а сознание начинает понемногу расплетаться на отдельные струи и так и норовит утечь вместе с водой. Однако грудь чувствительно кольнуло-обожгло, словно раскаленный уголь прижали к коже. Эрвинар встряхнулся, в три прыжка достиг берега и рухнул на траву, в тень, чувствуя, как противно подрагивают колени.

— Ненавижу людей, — сам себе убежденно признался он, нашаривая на груди крохотную искру живого пламени, подаренную как раз на случай перехода текущей воды, ночевки неподалеку от церкви и общения с неприятными личностями.

К коим относился и даритель подарка, безусловно. Человеческий маг, чтоб его черти по их аду таскали за ноги. Эрвинар отполз подальше от солнечных лучей, морщась. За тысячи лет любой вампир приспособится, тем более, высший, как их называли люди. Эрвинар привык, хотя загорать на берегу реки все равно недолюбливал. Да и не видел смысла так напрягаться без особой нужды. Так что сейчас уютно устроился около дерева и задремал.

Искра кольнула, слабо, но ощутимо. Вампир прислушался к тому, что творится вокруг. И про себя фыркнул. Творилось обыденное и привычное. То есть, из портала вывалилось нечто встрепанное, плюхнулось на четвереньки и принялось расставаться с завтраком.

— Никогда не понимал, зачем ты ешь, зная, что придется телепортироваться.

— Я не знал! — рявкнул маг, выпрямляясь.

Эрвинар отрешенно отметил, что эта смертная — ладно, уже не такая смертная, как прежде — тварь все так же хороша собой, как год назад, два назад, сотню лет тому назад. Вечная юная красота, замершая на расцвете. Золото волос, зелень взгляда, мрамор кожи. Хороший был бы светлый эльф. Может быть, поэтому его и выбрал в слуги эльф темный.

— И что же тебя заставило? — вампир откровенно ухмылялся.

Маг ткнул пальцем в тонкую полоску золотого ошейника, украшенного крупными овальными изумрудами в цвет глаз.

Эрвинар посерьезнел:

— Что-то произошло?

— Твой драгоценный супруг изволил соскучиться и начать требовать представить тебя пред свои красны очи.

Эрвинар нахмурился еще больше. Не в привычках Тарлена было мучить своего мага. Несмотря на ошейник — чистое золото, камни, каких иные короли не имеют — чародей был кем-то большим для Тарлена, нежели слуга, которым можно бездумно жертвовать или которого можно мучить из прихоти. А порталы маг переносил очень плохо.

— Ладно, еще он просил передать, что твой брат явился в гости.

Вампир зашипел как взбешенный кот. Сарви был невыносим настолько, что даже общество болотных гадюк казалось приятной компанией.

А еще он явно положил глаз на мага. Тот на Сарви тоже явно что-то положил, но другое. Чародей не нуждался в чужом тепле, физическая сторона отношений его интересовала так же, как Эрвинара — жития святых, чувственная трогала в той же степени, что и писк комара, умирающего под ладонью. Золото и изумруды, сердце как ограненный камень, душа как холодный металл. Маг любил свою магию, дружелюбно относился к хозяину, соглашался терпеть Эрвинара. На этом список привязанностей почти заканчивался.

Сарви отказывался это понимать, навещал земли темных эльфов чаще, чем родной дом. И все время норовил заявиться в дом к Тарлену с визитом вежливости. Выгнать его было нельзя, приходилось поить чаем и терпеть долгие вздохи в сторону мага, комнаты мага, предположительного места пребывания мага. И ладно бы, Сарви мило и глупо молчал. Нет, влюбленность служила лишь дополнительным источником яда, выливаемого на окружающих. Тарлен с надеждой поглядывал на свои запасы настоев, но еще держался.

— И что мой драгоценный брат вытворил сегодня?

— Привез тысячу белых роз, прошелся по манере хозяина одеваться, согласился на дуэль с ним. Примерно на этом месте хозяин меня отправил в портал.

Эрвинар душераздирающе выматерился. Насчет дуэли он не переживал, клинки звенели через каждую встречу. Тренировочные. Если Тарлен не начинал отвечать Сарви в том же тоне.

— Хозяин рассчитывает, что мы доберемся как раз к моменту отъезда Сарвинтера. И чуть позже.

— Иди сюда, я хочу есть.

Если б однажды вместо крови из запястья мага хлынул золотой песок, вампир бы не удивился. Но в подставленную флягу с вином капала алая кровь. Вчистую пить эту горечь Эрвинар отказывался, разбавлял кровь мага вином. Или молоком.

Маг заживил рану небрежным щелчком пальцев. Изумруды на ошейнике ярко полыхнули.

— Ну что, властелин огня и камня, готов идти?

— Сейчас, только умоюсь.

Эрвинар отстраненно восхитился видом того, как мантия облегает наклонившегося к воде мага. Он в чем-то понимал брата, тело у чародея было безупречным. Еще безукоризненной была магия. Все остальное: характер, чувства, эмоции, желания — было ущербным, неправильным.

Тарлен купил его четыреста лет назад, на рынке рабов в людских землях, верней, получил на сдачу к артефакту.

— Меня поразило то, что он на меня глянул как на пустое место. Меня не существовало для него, вообще, — рассказывал Тарлен.

Приручать подарок не было нужды, он был послушен, занимался магией в углу сада, что-то там сажал, поливал, сжигал. На ошейник не жаловался, приказы исполнял. И знать не желал, кто там рядом. Тарлена это забавляло ровно до момента, когда мимо стражи пробрались наемные убийцы. Ночь озарило пламя, рев которого, древний и дикий, перебудил всех. От незадачливых убийц, розария и части решетки сада остался серый чистый пепел.

Тарлен пригладил вздыбившиеся волосы, на всякий случай напоил мага вином, приберегаемым в подарок Владыке. Маг вино оценил, оказанным уважением проникся и уснул в углу спальни Тарлена, обнимая одеяло. Темный эльф сел думать. По всему выходило, что во всей его коллекции нет оружия страшней и вернее. Мага быстро связали кровью, Эрвинар лично обращал его. Магия внесла свои коррективы, вампира не получилось, вышла редкостной красоты золотая смерть.

— Ладно, я готов.

Имени у него не было, он не знал его. Звали Изумрудом. Или просто магом. Эрвинар иногда думал, что маг точно и до обряда человеком не был, не бывают люди такими.

Однако сегодня Сарвинтер себя превзошел даже больше, чем ожидалось изначально — он вывалился из второго портала сразу же к ногам мага. Эрвинар дернулся было спасать брата, но, к его удивлению. Маг не попытался наглеца испепелить или заморозить. Просто разглядывал, как диковинное животное.

— Я так и знал, что ты побежишь к моему братцу.

— Я к нему не бежал.

— Братец. Тарлен просил тебе передать, что его задрали мои ухаживания и чтобы с Изумрудом я разбирался сам и в одиночку. И передал это, — в сторону Эрвинара полетел темный камень на цепочке.

Вампир хмыкнул, посмотрел на отрешенного мага, решил, что похороны брата оплатит Тарлен. И переломил камень, радуясь, что поесть толком тоже не успел.

Маг смотрел сквозь Сарви, с места не двигался.

— Прогуляемся? — тот предложил руку.

Маг на нее оперся, явно не задумываясь, что делает. Вампир посмотрел на солнце, но мужественно продолжил идти рядом с молчащим магом, игнорируя легкое покалывание по всему телу.

— Подожди, — маг свернул к лесу. — Тут есть пещера, поспишь в ней до полуночи.

Вода, как известно, точит камень. Даже такой прочный, как тот, из которого делались чувства Изумруда. Может быть, его отношение к вампиру и нельзя было назвать любовью в прямом смысле этого слова, но в списке привязанностей странного бесчеловечного мага имя Сарвинара было записано на обратной стороне пергамента.