— Может, тебе с ней поговорить?

Игорь поднял брови и театрально вздохнул.

— И после этого она снова начнет видеть в нем детеныша. Нет уж. Он поговорит с ней сам. Где у тебя принтер?

Антон перехватил идею на лету.

— Никаких принтеров! Достань мне где-нибудь образец его почерка. Делать — так по-большому, как говорит наш батюшка.

— Узнает, — меланхолически сказал Игорь, — зарубит всех. Впрочем, если я что-то понимаю в шоколаде, ему, наверное, будет не до того.

Образец почерка раздобыли тем же вечером — Антон с невиннейшим видом попросил Энея переписать ему слова польской версии «Farewell and adieu to ye Spanish ladies».[115] Эней переписал. Легли в этот день рано, введя по базе «сухой закон» на ближайшие дни.

Утром начиналось то, ради чего вызволяли Хеллбоя, — практические занятия с оружием. Для начала с холодным.

Утром, еще в сумерках, Хеллбой выгнал на пробежку всю группу — правда, застать врасплох ему удалось только одного Антона. Босиком по мокрому песку, вдоль линии прибоя, с подскоками и приседаниями по команде — занятия с Энеем и Костей сразу показались Антону баловством. Пробежка закончилась у дерева, на котором… да нет, успокоил себя Антон, не может это быть висельником. Это… Это…

— Свинья? — выдохнул он.

— Она самая, — согласился Костя.

— Купили вчера в деревне, — объяснил почти не запыхавшийся Эней.

У Антона подкатило к горлу.

Свинья была подвешена на крюк за голову и «улыбалась горлом». Никаких других повреждений на ней не было — Хеллбой, видно, не хотел потрошить наглядное пособие.

— Свинья, — пояснил Хеллбой, — по расположению внутренних органов очень близка к человеку. И по весу мы выбирали такую, чтобы тянула на средних размеров мужика. Кровь спустили, конечно, чтобы грязь не разводить. Жаль, пластикат взять негде. Лучше тренировки нет, чем на пластикате.

— Пшепрашам, на чем? — поинтересовался Игорь.

Десперадо скривился — то ли презрительно, то ли брезгливо.

— Пластикат, — сказал Эней холодно, — это труп, ткани которого пропитаны специальным раствором от разложения и окоченения. На пластикатах тренируются врачи… и эсбэшники.

— И некоторые террористы, — пробормотал Игорь.

— Раньше тренировались. Теперь они используют муляжи.

— Профанация, — сморщился Хеллбой. — Только тело реагирует как тело. Помнишь, Анджей, те два пластиката, которые мы с Ростбифом в анатомичке выиграли в кости у сторожа? — мечтательно спросил он.

— Как же не помнить, — по-прежнему холодно ответил Эней.

— А вот скажи мне, на свинье такой же класс покажешь?

Эней пожал плечами, закрыл глаза и протянул руку. Хеллбой вложил в его ладонь нож рукоятью вперед, Мэй и Десперадо раскрутили за плечи.

— Давай! — крикнул Хеллбой, качнув тушу свиньи.

Эней остановился там, где застиг его крик, увернулся от туши, чуть отклонившись назад — и отступил. Движение руки заметил один Игорь — для всех остальных нож окрасился кровью вроде бы сам собой. Хеллбой остановил раскачивание «пособия» и подозвал всех посмотреть на аккуратную дырку.

— Вот то, что называется «чистое убийство». Удар в солнечное сплетение с продавливанием стенки живота, снизу вверх. Клинок пробил желудок, диафрагму и кончиком достал до сердца.

— Откуда вы знаете? — удивился Антон. — Рана же закрыта.

— Направление и глубина удара, — сказал Игорь. — Конечно, можно и на анатомический дефект напороться, но это редко бывает.

— Точно, — согласился Хеллбой. — Ты, малый! Возьми нож и попробуй попасть куда-нибудь. Кто попадет лучше всех, получит самый вкусный кусок шашлыка.

Свинья оказалась… упругой. В конце концов Антон все же вогнал нож снизу вверх в какую-то щель и даже, по словам Хеллбоя, задел легкое. Нож, впрочем, застрял, а свиная туша, качнувшись на крюке в обратную сторону, сшибла Антона с ног.

— Не так плохо, — утешил Хеллбой. — Стенку брюшины ты пробил, а значит, обеспечил самый надежный фактор поражения — боль.

У Игоря вышел другой конфуз. Он, видно, слишком долго смотрел на Антоновы мучения, решил приложить лишнее усилие — ну и оказался по запястье в свинье. Кровь из нее, как выяснилось тут же, выпускали небрежно. По мнению Игоря, это было следствием некоторых особенностей происхождения свиньи, забойщиков и Хеллбоя.

— Тут ребенок, — заметил Костя.

— Тебе не кажется, что это отдает некоторым ханжеством — стесняться крепких слов при ребенке, которого учат убивать? — проворчал Игорь, но ругаться перестал.

Костя единственный не осрамился. То ли деревенская сноровка, то ли армейская подготовка помогла, но он пырнул покойную хавронью точно в печень.

— Молодец, — сказал тренер. — Вот ты эту печень и съешь.

— Что, всю? — спросил Костя.

— То, что останется.

Поскольку свинью пыряли (по выражению Кости — «куцьку кололи») больше часа, доля Кости оказывалась раз от разу все меньше. Наконец свиное брюхо не выдержало особо удачного удара, разошлось, и внутренности вывалились наружу, повиснув на брыжейках.

— И когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его, — прокомментировал Костя.

Антон понял, что есть этот шашлык не будет.

Но к вечеру голод и аромат оказались сильнее. Тем более что Хеллбой загонял всех до упаду, каждому назначив индивидуальную программу: велел Энею натаскивать Игоря на работу с двумя кодати, Антона — в паре с Мэй наколачивать друг другу мышечный корсет (Мэй ворчала, кажется, что ей слишком приходится стараться его не убить — или он неправильно ее понял?), а с Костей начал заниматься сам, когда Эней объяснил ему главную Костину проблему. Но предварительно гуру от киля до клотика оплевал саму идею бойца, которому нельзя убивать.

— Он супер, — тихо сказал Игорь Энею.

— Да. До приступа алкогольного психоза.

— А когда случится сие знаменательное событие?

Эней пожал плечами.

— Мы его вчера хорошо напоили, ему как минимум неделю не захочется. Но дальше…

Усталый Антон совсем забыл, что ему нужно сфальсифицировать еще одно стихотворное письмо к Мэй, но Игорь напомнил. Камень, ножницы, бумага. То есть бумага, перо, стихотворение. Ну невозможно поверить, что человек, умело и лихо обращающийся со всем на свете, может писать такие плохие стихи… Поправка: не может, а мог. Примерно в Антоновом возрасте. Я бы, наверное, еще не то писал, если бы влюбился в эту… как ее Игорь зовет — Черную Жемчужину? Хотя… попадались интересные места, как бы там Игорь ни ерничал. «Хвала тебе, Солнце, вепрь-одиночка, встающий утром из трясины ночи».[116] Но, увы, там, где был смысл, рифма, как правило, хромала на все четыре ноги. И соответственно, там, где была рифма, не наблюдалось отчетливого смысла. Но, подумал мудрый Антон, девушкам такие вещи нравятся. Должны. И, напрягши все силы, он выдал на-гора второе письмо, которое Игорь тем же порядком подкинул в комнату Мэй Дэй.

Ночью они опять сидели у костра, время от времени подбрасывая сено — от комаров. Отблески углей были мимолетными и призрачными, свет Антоновой планшетки — серебристым и реальным.

— Человека, которого Ростбиф упомянул первым, на самом деле зовут Курась, — сказал Эней. — Лех Курась, псевдо-Юпитер. Он координатор по восточноевропейскому региону. Если что-то утекло — то от него или из-под него… В любом случае нити ведут к нему.

Игорь скосил глаза на комара, пробившегося через дымовую завесу. Комар топтался по его голому плечу, отчего-то не решаясь воткнуть хоботок.

Не ешь меня, я тебе еще пригожусь…

— Что могло утечь от него? Что могло утечь из-под него? Ты же говоришь, что о поляках вообще никто не знал.

Комар передумал и улетел. Ворон ворону глаз не выклюет?

— О поляках не знал никто из наших. Но их могли проследить из Польши. Одна из обязанностей Юпитера — как раз присмотр за такими группами…