– Я знаю, – ответил Сергей.

– Ни черта вы не знаете! Только и умеете свою музыку гонять, а настоящие мужики дело делают. Я ведь на экскаваторе работал в Ленинграде в строительном тресте, но так сложилось, что теперь работаю здесь! А что сейчас в Польше происходит, вы хоть в курсе?

– Забастовки происходят, – неуверенно ответил Юрка.

– Чему вас только учат! В Польше сейчас возникла угроза для социалистического строя!

– Пап, ладно тебе. Ты же знаешь, что мы политикой не увлекаемся, – хотел деликатно приостановить отца Юрка, но этим еще больше распалил его.

– Они не увлекаются! А кто воевать пойдет? Я или мать? К чему призывает независимая польская профсоюзная организация «Солидарность»?

Ребята переглянулись и одновременно пожали плечами.

– Вот видите, не знаете! Призывают они народы Восточной Европы к борьбе за свободу. Сейчас для нашего правительства это первоочередная задача и задача не меньшая, чем Афганистан. Еще этого упырька американского в марте не добили! Что за стрелки хреновые пошли!

– Вы про американского президента говорите? – спросил Сергей.

Он помнил, что прошлой весной было сообщение – произошло покушение на Рейгана. В него было выпущено шесть пуль. Первая пуля попала в голову пресс-секретаря Белого дома. Вторая – в спину полицейского. Третья пролетела мимо президента и попала в окно дома напротив. Четвертая пуля ранила агента секретной службы. Пятая попала в бронестекло открытой двери президентского автомобиля, а последняя отрикошетила от ее корпуса и попала в грудь Рейгана, зацепив ребро и застряв в легком.

– Ну а про кого еще? Теперь он устроит…

Договорить он не успел. Дома появилась Юркина мать и сразу с порога начала их материть. У нее это получалось так складно, что ребята только хихикали. Отец Юрки был спокоен и невозмутим до тех пор, пока она не применила запрещенный прием, прокричав грозное оскорбление:

– Крестоносец!

– Что? – взвился Юркин отец и начал подниматься со стула.

Это слово всегда выводило его из себя. Он ассоциировал его с фашистами. Мать Юрки завизжала и бросилась на кухню. Он последовал за ней, размахивая сжатыми кулаками и жутко скрипя зубами.

Ребята, чтобы не быть участниками семейного скандала, быстро прихватили остатки вина, оделись и выбежали на улицу. Юрка провел их на чердак по крутой и ветхой лестнице, которая находилась с торца дома. Он называл чердак своей летней резиденцией. Здесь была свалена куча старых вещей и мебели. Русский народ всегда считался запасливым и старался сберечь старые вещи для особого случая – то ли это будет война, то ли стихийное бедствие. Вот и лежала эта куча хлама, разрастаясь из года в год, благо, чердак был огромным. Хотя на улице было холодно, ребята с комфортом расположились в старых креслах за круглым столом и продолжили свой банкет.

– А помните, когда Юрка впервые появился в школе? – начал Сергей. – Тогда директор чуть не выпал в осадок от его вида!

– Да, было дело! – поддакнул Юрка.

– Вся школа на ушах стояла! – вспомнил Валерка. – Появился такой крутой чувак – метровый клеш, длиннющие волосы и темные очки. Словно заезжая эстрадная звезда.

– Да брось ты, к нам заезжают только звезды из социалистических стран и все! – разочарованно произнес Сергей.

– Там тоже есть крутые группы из ГДР и Венгрии. Мне нравятся, – добавил Юрка и вернулся к прежней теме. – Тогда меня физрук наш заломал с трудовиком, хотели волосы обрезать. Еле отбился, но клеши все-таки порезали, гады!

Ребята засмеялись и начали вспоминать различные курьезы из своей жизни. Потом, как всегда, поговорили о музыке, политике и, конечно, о девчонках. Так за разговорами они и не заметили, как допили вино. Пришлось собираться, чтобы искать добавки. Изрядно захмелевшие, они вывалились с чердака и, шатаясь, направились в центр, по дороге распугивая случайных прохожих.

У магазина шумела толпа народа. Рядом стояла милицейская машина. Как всегда, гвоздем программы был старикан Ваня по прозвищу «Хай». Прозвище свое он получил из-за привычки выкрикивать нацистское приветствие «Хайль Гитлер». Ребята подозревали, что его настоящей фамилии никто уже и не знал. Родственников и друзей у него не было, а жил он один. Сейчас им был организован очередной стихийный митинг в обычной им любимой цирковой манере по поводу недавнего подорожания водки. Как всегда, сидя в центре грязной лужи, которая недавно была ямой, которую плохо засыпали коммунальщики, он скандировал:

– Это же надо, советскому труженику удружили. Наша любимая русская водочка теперь стоит пять тридцать! Куда партия смотрит! Нет на вас Гитлера!

Эти слова он бросал милиционерам, которые старались подобраться к нему и выудить его из лужи. Он, предчувствуя их маневр, погрузился в нее еще глубже и начинал обкидывать себя грязью. Милиционеры брезгливо отступали, не желая пачкать своих мундиров, а он продолжал митинговать, довольный, что ему уделяют внимание, и говорил уже стихами:

– Даже если будет восемь, водку все равно не бросим!

Передайте Ильичу, нам и десять по плечу!

Но а если будет больше, значит, сделаем, как в Польше!

Но а если двадцать пять, снова Зимний будем брать!

Ребята, уже наперед зная, чем это все кончится, проскользнули в магазин и взяли еще вина. После этого они решили перебраться в парк и там наткнулись на компанию Василия Груня, которая расположилась на поляне у горящего костра. Василий был легендарной личностью и пользовался авторитетом у местных ребят постарше. Он даже успел отсидеть небольшой срок в колонии для несовершеннолетних за хулиганство, за это его все боялись. Ходили слухи, что он даже водил дружбу с местными воровскими авторитетами. Легендарная воровская романтика притягивала многих поселковых ребят в компанию Груня. Он пел им под гитару песни о тюремной доле и про геройские подвиги воровского братства, а те чуть не плача мечтали приобщиться к романтичной жизни. Сергея существующее положение бесило. Он знал, что воровская романтика – наследие сталинской эпохи. Тогда вся страна была пронизана сетью лагерей. В то время кто не сидел, тот или был выслан, или находился под следствием и подозрением. Сергей на эту тему мог много говорить и спорить. Он прочитал много литературы, но в ней ничего конкретного сказано не было, только упоминалось вскользь о культе личности Сталина. Сергей пришел к собственному выводу насчет событий того периода истории страны. Массовые репрессии, предательства и недоверие друг к другу было не что иное, как доктрина немецкой разведки, чтобы ослабить советскую страну перед войной. Сделать из страны единое преступное сообщество, которое само себя съест. Он был уверен, что все это идет с тех времен. Воровская романтика – обман, а в тюрьме человек человеку волк и не так в ней хорошо, как воспевается в дворовых песнях.

– Здорово, комсомольцы! – поприветствовал их Грунь и хитро улыбнулся.

Он был маленького роста, совершенно лыс и одет в аккуратный черный пиджак. Глаза его полыхали дьявольским огнем.

– Здорово преступным элементам! – отпарировал Юрка и собрался пройти мимо, но его остановил Жорик, который был настоящим и верным цепным псом Груня.

– Тебе что, наши песни не нравятся?

– Нормальные мужики сейчас поют песни об Афганистане, о ребятах, которые там гибнут! – вставил Сергей, сознательно идя на конфликт.

Обычно он старался не конфликтовать, но сейчас вино сделало свое дело.

– Так-так! – поднимаясь, сказал Грунь, обращаясь к Сергею. – Так может, ты нам споешь о своих героях? Я слышал, ты неплохо это умеешь делать, мудила!

Сергей краем глаза увидел, что Грунь опускает правую руку в карман куртки, по-прежнему улыбаясь, и ответил:

– Кому-кому, но только не тебе, гнида!

Сергей знал, что в кармане тот носит или кастет, или нож. Поэтому опережая его, нанес ему правой рукой рубящий удар в область сонной артерии, надолго выключая. Левой рукой он осторожно перехватил из рук падающего тела гитару и осторожно прислонил ее к дереву. Сергей всегда с нежностью и трепетом относился к любым музыкальным инструментам, особенно к гитаре. Его манипуляции с гитарой словно загипнотизировали остальных участников этой сцены. Они, не отрывая взгляда, смотрели на прислоненную к дереву гитару, словно она прилетела из космоса. Как выстрел из ружья, прозвучал голос Сергея, снимая наваждение у всех присутствующих: