Перевод Юлии Созиной
Илл. 24.[26]
День, когда я тебя любила
Лежу с закрытыми глазами и жду, когда муж освободит свою половину кровати. Он пойдет на работу, естественно. Купит себе сэндвич на углу. Кофе попьет на первой встрече. Потом позвонит домой. Проверяет, на месте ли я еще, не сбежала ли. Не сбегу. Я опять открою ту шкатулку со старыми фотографиями — когда-то у нас не было жестких дисков. Стану перекладывать их из одной кучки в другую и, разглядывая каждую по отдельности, думать: это был день, когда я тебя любила.
Перевод Юлии Созиной
Новое
Поначалу он ночи напролет сидел в интернете. Он плел все больше сетей, но до глубоких отношений дело не доходило: все искали лишь сочувствия — в паре строк или даже в одной ночи; никто не хотел пускаться с ним в обсуждение и прояснение всего, до конца. Решив однажды, что наконец-то родственная душа найдена, набравшись смелости, он договорился о встрече в кафе, которая там же стала и разочарованием для обоих: тот мужик, что пришел на встречу с оговоренным Лоркой под мышкой, точно ожидал кого-то другого, скорее всего какую-нибудь малолетку, косившую под взрослого мужика, притом ее явный инфантилизм выдавал обратное.
Больше он компьютер не включал. Женщины, оставленные мужьями, ушедшими к тем, что помоложе, и мужчины, оставленные женщинами, забравшими с собой всё, включая детей. Пламя войны между полами полыхало с экрана. Случаи из собственной жизни мешались с советами по поводу чужих историй. Он не хотел в этом участвовать. С него хватит.
Теперь ночи стали длинными. Каждый вечер возвращаться домой оказывалось все тяжелее. Некоторое время он еще переступал грязь на кухне, потом решил, что надо бы убраться. Подмел на полу просыпанные спагетти и муку, протер лужи масла и вина, подобрал осколки стекла. Пятна на стене не сдавались, он даже пробовал побелить их, но они вновь пробивались наружу. Интернет предлагал взять шпатель. Когда им завладевало желание все-таки подумать, какого ляда ни черта не выходит, он вместо того возвращался к стене и начинал тереть. Ночью казалось, что пятна бледнеют, утром он их закрашивал, вечером проверял, ночью опять тер. Если и была какая-то подвижка, то происходило это так медленно, что он и не заметил. Он смотрел на пятна на стене и размышлял: возможно, я бы должен начать с самого начала. Как маляр. Тогда я бы понял, что именно пошло не так. С этой покраской, конечно.
Перевод Юлии Созиной
Илл. 25.[27]
Тридцать лет
Страшно от того, как меняется время, — размышляла она. Когда-то все пути были открыты, все еще было впереди, но потом все проходит и наступает момент, когда выбора больше нет.
Страшно от того, как меняется мужчина, которого ты столько лет любила, размышляла она. Когда-то его кожа была гладкой, как стекло, и теплой, как хлопок. Теперь она будто вспаханная земля и холодна, как лед.
Страшно от того, как меняется женщина, любившая столько лет, размышляла она. Когда-то ее рука обнимала, теперь в ней — нож.
Перевод Юлии Созиной
Вертушка
Поначалу он чувствовал себя у вертушки легко. Он поймал нужные вибрации, эмоции накалялись, девушки начинали расстегивать пуговки, заворачивать края маечек, толпа перед стойкой становилась все больше, бармены, глядя на него, поднимали большой палец вверх. Потом он как-то странно сбился, и все в одночасье переменилось. Посетители, сделав еще пару ритмичных шажков, разбежались по отдаленным потаенным уголкам. Он сменил ритм, будто бы нарочно переломил настроение. Но уловка не сработала. Перед ним возникла блондинка, на которой были надеты лишь несколько ниточек, и что-то ему сквозь зубы прошипела. Он развел руками, будто говоря: мне решать, приспособься. Она отмахнулась от него, стягивая со стула блестящую курточку. Он глазом не успел моргнуть, как тут же за ней по направлению к двери устремилась целая стайка таких же, весьма однообразных девиц.
Он рылся в пластинках и размышлял, что дальше. Одно неправильное движение, один раз перепутаешь дорожку, и ты уже не при делах. Некий путь завершен, но, возможно, существуют еще и другие. Нужно выбираться отсюда, вернуться на факультет, сказать преподу, что готов завершить ту свою диссертацию. Некоторые вещи заканчиваются чуть раньше, чем человек планирует, и важно — заметить, когда конец. Он выбрал одну известную медленную вещь. Парень за стойкой кивнул ему и принялся убирать стаканы.
Перевод Юлии Созиной
Илл. 26.[28]
Одна единственная ночь
Отправляешься спать еще финансовым воротилой, а просыпаешься уже рикшей. И спрашиваешь себя: как это возможно? Куда делась моя вилла? Одна единственная ночь, и все меняется. Теперь ты спишь на улице, подкладывая под голову последнюю пару башмаков — чтоб не украли. Тебе никто не верит, когда ты пытаешься объяснить, как буквально только что был богат. Они смеются, а ты спрашиваешь себя, как это за одну единственную ночь ты овладел их языком и что случилось с твоим? Ты его больше не помнишь, поэтому не можешь обратиться за помощью ни в одно посольство. Да и кожа твоя как-то странно потемнела — и ты понимаешь, почему никто не верит твоим рассказам про то, что якобы ты был человеком, от которого зависела жизнь очень многих людей; а теперь ты ждешь, когда кому-нибудь потребуется, чтобы ты за миску риса провез его по улицам.
Ночи тяжелы. И каждую ночь ты надеешься, что снова проснешься в своей постели и поймешь, что все это тебе только приснилась. Но нет. А потом, однажды, в грязи перед тобой, все еще продолжающим надеяться, заблестит перстень. Ты поднимаешь его, вытираешь, разглядываешь, как он блестит. Возможно, он золотой. Ты быстро прячешь его в свой ботинок. Тебе известно: предусмотрительным надо быть. Если кто прознает, что перстень у тебя — возможно, ты вообще больше не проснешься.
Вся печаль развеялась. Ты уверен: теперь дела пойдут в гору. Одна единственная ночь, и все меняется. Ты думаешь: если перстень настоящий, если это начало нового богатства — я никогда больше не засну. Слишком опасно. Одна единственная ночь, и все меняется.
Перевод Юлии Созиной
Илл. 27.[29]
Не могу решить,
а ведь все время решал, — сказал он себе. Он был зол — автомат сожрал его деньги. Он тряханул всю конструкцию, но алюминиевая баночка выкатываться не желала. Наконец, сдавшись, он попил воды из-под крана. Она не была маркирована, но жажду утоляла. Поражение в схватке с машиной он компенсировал, забрав всю мелочь из блюдца при входе в туалет. Он рассуждал, что в счет должно быть включено и потраченное время, но по его расценкам выходило столько медяков, сколько он бы не смог даже поднять.
Под дворниками автомобиля его поджидала бесплатная газетенка. «Фонды разоряются». «Экономисты бушуют». «Магнат скрылся». Без комментариев, — подумал он, погружаясь в раздумья. Это был кто-то другой. Не он. У него теперь другое имя, другие документы, другой имидж. И банковские счета в разных концах мира. А теперь он не может решить: куда отправиться. Потому что еще нигде не был. Был всегда только в своем кабинете, заваленный счетами. Все-таки в какой-то момент придется выбрать. Но не сейчас. Пока можно просто ехать, аэропорт еще далеко. В какой-то момент придется.
