Когда она вернулась в центр, солнце уже садилось, и спокойная вода озерца потемнела, став темно-фиолетовой. Водная гладь покрылась мелкой рябью. Клев, она выучила, как это называется, начинался тогда, когда форель поднималась на поверхность воды, чтобы заглотнуть насекомое. Она ехала мимо высоких пихт и тсуг, окружавших озеро, к веренице коттеджей, где она жила вместе с восемнадцатью другими женщинами из оздоровительного центра. Сейчас все они были пусты. Одна за другой все женщины вернулись к своим мужьям, к семье, к партнерам. Для них жизнь перешла в постраковую стадию. В эту минуту Мия с ясностью осознала, что еще не выздоровела.

Она не могла вернуться в Чарльстон. Она не могла завести машину и уехать. У нее ничего не было, и ее никто не ждал. Поднеся дрожащие руки к лицу, она зарыдала.

Может быть, если бы она не ощутила такой надежды на реке, она сохранила бы жесткую скорлупу апатии, защищавшую ее целый год, пока она лечилась и восстанавливалась. Но дух реки, ритмичный бросок удочки и слабая связь с жизнью на конце тонкого шнура пробили скорлупу. Все это наполнило душу Мии серебристым светом, подняло настроение и вновь вызвало ощущение целостности. Крушение, которое она потерпела теперь…

Белла Карсон шла вниз по дороге и услышала хриплые, прерывистые рыдания отчаявшейся женщины. Она открыла дверь машины.

– Мия? Что ты здесь делаешь? С тобой все в порядке?

Мия развернулась к ней, подняв лицо.

– Я не могу вернуться назад! – хрипло прокричала она.

Белла склонилась над ней, при этом длинная коса соскользнула с ее плеча, и настороженно спросила:

– Что случилось?

– Он бросил меня. Мне некуда идти.

Белла взяла Мию за руку, потом мягко, но твердо вытянула ее из машины.

– Пойдем со мной, – сказала она, обнимая Мию за плечи. Она повела ее в домик, который, к счастью, был свободен. До тех пор пока паника не исчезла из ее глаз, Белла обращалась с Мией, как с раненым животным, говоря тихим и спокойным голосом и давая ей время обустроиться на новом месте. Она предложила ей кофе, потом тщательно обыскала холодильник, чтобы приготовить еду, и поставила перед ней тарелку с ужином. Когда Мия села, понуро опустив плечи, и с изумлением взглянула на еду, Белла не стала упрашивать ее, чтобы она поела. Она уселась напротив Мии и дождалась, пока не село солнце, пока не начали гоготать гуси на озере, созывая своих птенцов. Когда слезы Мии иссякли, Белла дала ей свои бумажные носовые платки, а потом, когда Мия снова зарыдала, она терпеливо, не задавая вопросов, выслушала Мию.

Темно-карие глаза Беллы запомнились Мие гораздо больше сказанных ею слов. Они были похожи на спокойную воду, как в озере, и, вглядываясь в их глубины, Мия почувствовала, как в ней оживает надежда.

Потом Белла предложила Мие то, в чем она нуждалась больше всего, – безопасный кров.

– У меня есть домик, – сказала ей Белла. – Хижина неподалеку отсюда. Она не слишком комфортна и давно заброшена, я не бываю там целыми месяцами. Но она твоя, если хочешь остаться здесь.

Итак, Мия вернулась к машине, держа в руках наспех нацарапанный Беллой маршрут, и доехала до удаленной хижины. Теперь она была на месте и все еще сидела в машине, снова ожидая спасения.

Через полчаса дождь стих, и Мия услышала вдали звук шин и шум мотора. Она вышла из машины и увидела, как старый зеленый «Шевроле блейзер», украшенный надписью «Бруксайд-Гайдс», подъехал и остановился позади нее.

– Белла! – окликнула она.

Белла Карсон, одетая в непромокаемую куртку с логотипом своей компании на кармане, вышла из грузовика. Ей было слегка за пятьдесят, но бедра у нее были узкие, как у девушки. По спине спускалась длинная рыжая коса, а на голове плотно сидела темно-зеленая бейсболка.

– Привет! – крикнула она. Она наклонилась, чтобы взять из грузовика большую коробку, и поспешила по грязной тропинке к крыльцу теми же уверенными шагами, которыми утром того же дня входила в стремительный поток. Оказавшись под крышей, они стряхнули с курток капли дождя. Они стояли лицом к лицу, и Белла смотрела на промокшую одежду Мии, свисавшую с ее хрупкого тела. Ко лбу Мии прилипли пряди белокурых, слегка рыжеватых волос.

Белла ухмыльнулась:

– Ты, видимо, промокла, как мышь.

– Я так себя и чувствую.

– Давай согреемся и обустроимся, – сказала Белла, вручая Мие большую коробку. – Посмотри, все ли здесь в порядке. – Белла достала ключ, к которому была прикреплена пожелтевшая бумажная бирка с разводами от воды и написанным на ней на старинный манер названием Бухточка Уотсона. – Это оригинальная бирка. Нужно сделать дубликат, чтобы она сохранилась подольше.

Мия подумала о том, что никогда прежде ей не доводилось слышать более прекрасного звука, чем щелчок открывающегося замка. Затем, глубоко вздохнув, она вошла в хижину. Мгновенно ее окружил запах мокрого дерева и плесени, и она сморщила нос. Рукой она нащупала стену, ища выключатель и молясь о том, чтобы из темноты на нее не прыгнуло какое-нибудь животное. «Слава богу», – прошептала она, когда послышался щелчок, и от подвешенного светильника, похожего на переделанную керосиновую лампу, полился желтый свет.

Она громко рассмеялась. Не хватало только стариков с их рыболовными снастями. Она почти ощутила запах табака. Небольшое жилище состояло из одной гостиной, главное место в которой отводилось камину, сложенному из речных булыжников. Темные деревянные стены были пусты. Она представила, как здесь холодными ночами рыбаки рассказывали небылицы, и небритые мужчины курили трубки, собравшись вместе и сидя у огня в креслах-качалках.

В бледном свете комната с покрытой простынями тяжелой мебелью и потертыми занавесками, небрежно висящими на окнах, казалась призрачной. От сотрясения воздуха поднялась пыль, а от ее сапог на полу остались грязные следы. Она не могла отделаться от ощущения, что нарушила покой старых рыбаков, которые как будто все еще находились здесь. Когда за ее спиной хлопнула дверь, она вздрогнула, стоя в похожей на могилу комнате.

– Ну, давай посмотрим, – сказала Белла, забирая коробку у Мии и ставя ее на стол, стоявший посередине комнаты. Она не спеша огляделась и поджала губы, пройдясь взглядом по комнате. Снова взглянув на Мию, она положила руки на бедра и пожала плечами. – Могло быть и хуже. – Ухмыльнувшись, она потрясла головой. – Но ненамного. Я говорила тебе, что здесь много лет никто не жил.

– Все не так плохо, – откликнулась Мия, но ее голос звучал неубедительно. – Но здесь много пыли.

– Здесь отвратительно. Мне кажется, тут полно пауков и мышей. Я поняла бы, если бы ты изменила свое решение. Но сейчас слишком поздно для того, чтобы возвращаться в Чарльстон. Хотя ты можешь переночевать у меня.

– Правда, все нормально.

Белла пристально посмотрела на Мию, так же как смотрела на воду во время рыбалки, и спросила с участием и сомнением в голосе:

– Ты когда-нибудь бывала в горах? Одна?

Мия отрицательно покачала головой.

Белла сжала губы, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Давай, я покажу тебе, что к чему. Ты еще не все видела. Здесь не слишком комфортно. Нет центрального отопления, никакого намека на кондиционер. – Она развернулась и направилась в маленькую кухню. – Это пристройка к старой хижине. По крайней мере, потоки здесь чуть выше, – проговорила она, запрокинув голову и рассматривая деревянные стропила и балки. – Не думаю, что старики, строя эту кухню, слишком заботились о том, как здесь готовить. Полагаю, хижину отремонтировали в тридцатых годах. Провели электричество и газ, добавили кое-какие современные приспособления. Но имей в виду, что комфортом здесь и не пахнет. Не хочешь взглянуть на эту старую плиту? – спросила она, подходя к старинной чугунной и покрытой эмалью плите. – Наверное, она сохранилась с тех самых пор.

Мия с боязнью посмотрела на черную чугунную плиту, занимавшую почти все место в маленькой кухне.

– Это не опасно?

– Эта штука? Насколько мне известно, она в рабочем состоянии. Никакой деформации или трещин. Можно сказать, о ней хорошо заботились. Хотя она уже очень давно стоит здесь. – Лицо Беллы смягчилось, и она заговорила примирительным тоном: – В доме моей мамы, в Вирджинии, у нас была дровяная плита. Разумеется, была также и современная, но у мамы была слабость к старым вещам. Обычно она говорила, что печенье, испеченное на старой плите из литого чугуна, вкуснее. Отчасти я сама неравнодушна к ним. Нет ничего лучше для того, чтобы сохранить тепло в доме холодной ночью. Я намерена сохранить это чудо. Это коллекционная вещь. – Поглаживая литой чугун, она сказала: – Просто они не встроили ее, как обычно.